ОстанкиНО
Шрифт:
Ещё выпили.
Сухарь закончился, занюхали рукавом.
– Ну, разве попробовать? Всего разок? – задумался Макарка.
Склад на проспекте Мира взяли с лёгкостью необыкновенной.
Загрузили под завязку Васин «Москвичок» кожаными куртками и штанами.
На следующий день карманы Макара были набиты пачками ассигнаций.
Вечером же напарники пили элитный армянский коньяк, закусывали бутербродами с чёрной икрой.
– Ну, было насилие? – Вася хлопнул Макарушку по плечу.
– Разве, замок
– Вот! Привыкай к новой жизни, браток!
Видимо, Макаровское присутствие в деле привлекало фортуну. Ни разу не взвыла сигнализация. Ни разу на охрану не нарвались.
– Слушай, ты просто мой талисман! – похохатывал Вася. – Когда я тебя встретил, то на ржавом «Москвиче» рассекал. А теперь на шестисотом мерине.
Макар пополнел. Во все щеки у него играл молодой румянец:
– И, главное, никакого насилия!
– Чистая работа!
На Чертановском складе напоролись на матерого охранника. Здоровый бугаина!
Он схватил Макара за горло, стал душить. У Макарушки судорожно задрожали руки и ноги.
Вася пырнул финкой охранника в бок.
Тот разом осел.
– Убил? – спрашивал напарника дома Макар.
– Кто его знает! – смачно намазывал икру Василий.
– Но это же насилие!
– Да, какое там насилие? Охранник – холуй, пешка! Тьфу, на него!
Ах, как всё меняет буйное время!
На сегодняшний день Макар Жеребчик – главарь банды, лютующей в Подмосковье.
Макар не выносит ни одного слова возражения. Сразу же пускает в дело нож или пистолет.
С Васей Петушковым он расплевался. Василий стал осуждать его за излишнюю лютость. С такими Макару не по пути.
Жизнь Макара наладилась.
Он прикупил за несколько лимонов грин замок в Томилино. Вокруг все обтянул колючкой под током. Пустил мотаться туда-сюда собак-убийц.
Конечно, конкуренты на Макарушку покушались. Дважды прошивали его Мерседес калашом.
Господь хранил его…
Теперь он ездит в бронированном джипе, весом в 14 тонн. Днём и ночью за его спиной ходит двухметровый охранник, чемпион Москвы по боям без правил.
В минуту отдохновения, после большого дела, Макарушка садится на турецкую оттоманку, обкладывается книгами непротивленцев, Толстой, Ганди, Тереза мать и начинает грезить.
Когда-то он обязательно вернется к тотальному непротивлению.
Как же иначе?
Он и теперь внутренний непротивленец.
Но чем большим непротивленцем он становился внутри, тем более лютым зверем снаружи.
Закон сообщающихся сосудов.
– Хочешь Толстого и Ганди почитать? – спрашивает он своего двухметрового охранника.
– Я за всю свою жизнь всего одну книгу прочел, – хмурился богатырь.
– Какую?
– «Вешние воды».
– Возьми Евангелие. Прочти о непротивлении, о щеках.
– Не хочу, патрон…
И вот тут Макарка чуть не срывается. Он чуть не выхватывает револьвер с рифленой рукояткой. Но вместо этого гуманно бьет холуя кулаком по лицу.
Когда верзила сплевывает
сгустки крови с зубами, Макарушка уходит прочь… С Евангелием под мышкой.– Слушай, так он ведь сейчас отношения к телеящику никакого не имеет.
– Это так… Но ведь раньше.
– Нет, ты давай тех, кто сейчас там вертится. А кто с пистолетом в стороне лютует, зачем он нужен? Такими пусть сыскари Мура валандаются. А у нас задание глобальное. Историческое… Прихлопнуть ТВ! Шутка ли!
– Вернемся к нашим баранам?
– Ну, конечно! Продюсеров пока не тронь Цепани, брат, телережиссеров. Это еще те гуси!
Компромат № 22
Брюхо
Телевизионного режиссера Александра Есаулова съедала испепеляющая страсть.
Брюхо!
Он его обожал, лелеял, с ним вёл исповедальные беседы.
После обильного и вкуснейшего обеда в Останкино брюхо благодарно урчало, бормотало сказки.
– Ну как, милое? – спрашивал Саша.
– Сытно, – откликалось брюхо.
– Может, чего еще?
– Фисташек. С солью.
– Будет сделано!
– И молочком запить. С земляничным сиропом.
– Бегу, чадушко!
Но разве любимое брюхо сам накормишь? Тут требуется постороннее вмешательство. Нужна женщина!
Вечером Александр усаживался к интернету. Нырял в океан женских чар.
В переписке он не ограничивал себя никакими рамками. Предпочитал москвичкам провинциалок. Даже из ближнего зарубежья.
Так грузинка Тамара радовала его перченым лобио.
Молдаванка Лариса тефтелями в виноградных листах.
Но больше всего Саше угодила белоруска Мария. Он восклицал:
– Друзья мои! – глаза его сияли, как сахарные оливки. – Вы когда-нибудь пробовали телячьи понюшки? Нет?! Печется ячменный коржик. Сверху тушеное в томате мясцо. Потом кукурузный блин. А на макушке – филе из гусиных гузков.
– А как сама? Мария? – глотали слюну коллеги.
– В смысле?
– В смысле постели?
Саша минуту-другую оторопело глядел на приятелей:
– Пять минут удовольствия, а столько возни. То ли дело – понюшка!
И вот дождался! Не спит сатана…Над брюхом нависла грозовая напасть.
Дело в том, что до обильного обеда к Александру лучше было не подходить. Голодное брюхо агрессивно требовало козла отпущения.
Однажды подвернулась Лида. Новенькая, администратор.
Она с ошибкой оформила одну из эфирных кассет. Саша, побагровев, заорал:
– Матку вырву!
Лидочка ни слова не произнесла и накатала жалобу начальству, мол, господин Есаулов изверг и сатрап.
Руководство вызвало Сашу.
– Александр Никанорович, – заиграл желваками босс, худой, жилистый, в профиль смахивающий на ястреба, – еще одна жалоба, и вы уволены.
– А как же обожаемое брюхо?! – чуть не взвыл белугой Саша.
… Лидусю он решил растереть по стенке.