ОстанкиНО

Взглянет мимоходом на шар воздухоплавателей, и в шаре тут же обнаруживается здоровенная дыра, и уже ничто не помогает – ни сброшенный балласт, ни знания смельчаков.

Особенным образом сатирик влиял на милиционеров. Покосится на служителя порядка, и тот сразу галопом летит в клинику, мужской пол менять на прекрасный.

Какое же после этого будет уважение к властям? Нехорошо!

Совсем измучился сатирик. Что ему делать со своими глазами?

Не повязку же носить?!

– Сидел бы ты дома! – говорила жена сатирику, мешая в кастрюльке гороховый суп.

– Да ведь и это опасно! – восклицал сатирик. – Телевизор уже перегорел. Штукатурка рушится. В кастрюлях – течь. Люстра раскачивается, того гляди рухнет.

Понурившись, вышел сатирик на улицу. И сам себе не рад. Кони падают замертво, ишаки с ума сходят, мерседесы врезаются в телеграфные столбы.

– Ну, почему я не родился лириком? – горестно восклицал мастер жестокого жанра, сплевывал в урну, которая тут же, на его же глазах, рассыпалась решительно в прах.

Зашел сатирик в лес и изумлением уязвлен был.

Природа вовсе на него не реагирует.

Нисколько!

Кукушка, голубушка, как куковала, так и кукует.

Медведь, подлец, как рыл берлогу, так и роет.

Ежик, сукин сын, как нес свое яблоко, так и несет.

– Вот место мое! – воскликнул сатирик.

Соорудил он шалашик и стал жить-поживать.

А в городе переполох форменный. Трамваи с рельсов не сходят. Лошади замертво не падают. Народ на выборы не идет. Мерседесы в столбы не врезаются. Газетам нечего писать. Телевидению нечего снимать. Скучища – смертная!..

В чем дело? Кинулся народ – сатирика нет. Собрали делегацию, шлют к нему в лес, к шалашику.

А сатирик, завидя делегацию, забаррикадировался, в окошко непотребно свернутые пальцы крутит:

– Фигушки! Как хотите, так и живите в городе. А я здесь останусь! – И так зло зыркнул сатирик в окошко, что куковавшая поблизости кукушка пала замертво, а косолапый сверзился в берлогу и сломал ключицу.

– Ах ты, как здорово здеся! – отреагировала толпа. – Ну, тогда и мы в лесу останемся.

Соорудила делегация шалашики, стала жить по соседству с сатириком. А скоро и остальной люд из города подтянулся.

Детишки, женщины, милиционеры в шотландских юбках.

– В тесноте, да не в обиде! – кричал народ в окошко сатирику.

А сатирик уж ничего не кричал в ответ. И дули не крутил. Лишь по ночам из его шалашика доносился протяжный вой.

– Петя, а мне его даже жалко. Мужская слеза набежала. Пусть в своем шалашике живет. Не тронь его. А примись-ка ты за телевизионных обозревателей. Вот где пашня-то не вспаханная. Целина, едрить налево!

Компромат № 46 Сладостный абсолют «Лукоморья»

1.

Телевизионный обозреватель Иван Швецов прибыл в Великие Луки ранним утром. Ему было доверено подготовить телепередачу об известном нефтедобытчике Дмитрии Зябликове. Уроженце этих мест. На деньги магната поднимался центральный российский канал. На нём Швецов и работал.

Всё, как всегда… Пробежал на трёх ногах желтый пёс с вываленным в грязи боком. У привокзальной уборной, выстроенной в виде устрашающего дзота с бойницами, аппетитно завтракал бомж. Где-то заорал юный петух, сорвался на хрип. Чуть тронутые листвой березки шумели приветливо, мило.

Дорога в город шла мимо погоста. Историк остановился у ограды. Прочитал надпись на ближнем гранитном кресте: «Купец первой гильдии Матвей Зябликов».

Усмехнулся, может, родственник.

За три дня нужно было опросить однокашников магната и его школьных преподавателей, душевно поговорить с первой и второй женами, потолковать с горожанами.

И тем самым, воссоздать фон появления гения и любимца Фортуны.

Командировочные историку отвалили царские.

Иван решил себя даже побаловать в глухомани. Запить устриц бутылочкой «Клико», испытать, быть может, пылкую любовь поселянки.

Внутренне потирая руки, он бодро шел к центру, к единственной в городе гостинице «Лукоморье».

Ага, вот и центральная площадь!

Неизбежный вождь с протянутой рукой. Под ним любят мочиться и спариваться собаки. Поржавевший стенд «Ими гордится город». Магазин «Сэконд Хэнд» рядком с золотыми колоннами казино «Нечаянная радость».

Иван Швецов уверенно вошел в трехэтажную гостиницу. Пахло мышами и хлоркой. Где-то сомнабулически бормотал телевизор.

Для обозревателя был забронирован лучший номер. Но, небеса, каким же он оказался убогим! Панцирная кровать под серым солдатским сукном. Телевизор «Юность» с огрызком антенны. Между рамами окна целое кладбище мух.

С такими деньгами в такой каморке!

Швецов вышел к коридорной, толстой бабусе, вяжущей шерстяной носок.

– И это лучший? – историк нахмурил собольи брови.

– Варвара Филипповна я, – толстуха сняла очки в стальной оправе.

– Я о номере…

– Лучший! Вам повезло.

– Вот как… А где тут ближайший магазин, Варвара Филипповна? Перекусить бы.

– Да сразу же за углом. «Полушка».

Отходя от коридорной, Швецов прочитал название красочной глянцевой книги, возлежащей на её столе: «Солдаты Кришны. Равнение на Сладостный Абсолют».

Чего только не узришь в кромешной провинции!

2.

Магазин «Полушка» разнообразием товаров явно не хотел удивить. Кирзовые сапоги, палубные гвозди, шампанское «Абрау-Дюрсо» и слегка заржавевшие банки килек.

– А есть ли поблизости другие торговые точки? – спросил зевающую продавщицу с бородавкой на носу.

– За углом. «Три копейки». Но там ассортимент такой же.

Швецов взял две банки килек, бутылку шампанского, звучно щелкнул ногтем по носку кирзового сапога ориентировочно сорок седьмого размера.

Поднимаясь на третий этаж к себе в номер, Иван Швецов лицо к лицу столкнулся с приземистым человеком с маленькими усиками и чубом, лихо заброшенным на левый бок.

«Гитлер! – улыбнулся историк. – Наверно, кино снимают».

– Третий Рейх должен быть построен на веки! – с немецким прононсом выкрикнул Адольф.

«Нет, это не актер!» – испугался Иван.

Он обожал актеров, но не любил сумасшедших. Тем более, в непривычной обстановке.

Рысью кинулся в свой номер, но безумец поймал его за руку: