Останови часы в одиннадцать

— Почему?

— Эта луна, как шлягер, как луковица, средство для выжимания слез. Вы только представьте себе, что за уродина: вулканическая пустыня, покрытая пеплом. Но сейчас это не имеет значения, работает отражатель, магнетизирующий свет, и мы влипли, конец, начинаешь умиляться, хочется шептать нежные слова!

— Вы всегда так ведете себя при луне?

— Как?

— Шепчете нежные слова. Надеюсь, у вас нет намерения делать это сейчас.

«Есть, — подумал он. И сразу же: — Ни за что!» Становилось холодно.

— Не знаю, — сказал он. — Все возможно.

Анна подняла лицо с колен и внимательно посмотрела в его сторону, словно желая осознать, каков он, этот мужчина, предназначенный ей самим шефом.

— Я бы не хотела их слышать, — сказала она.

— Как вам угодно. Мне они тоже приходят с трудом.

— Великолепно.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Анна прикрыла его руку своей.

— Вы не пойдете спать? — спросил он.

— Нет.

— Шеф был бы доволен, что вы занимаетесь мной. Я дивлюсь вашей дисциплинированности и готовности пожертвовать собой.

— Грязные шутки.

— А вам не приходило в голову, что шеф заинтересован не только в том, чтобы вы соблюдали соглашение? Что он заинтересован во мне?

— Мне хочется вас покорить, потому что я так решила.

— Сейчас Мелецкий думает о том, как меня занять. Боится, что я могу ему в чем-то помешать. Он хочет демонтировать медицинскую аппаратуру, чтобы на ней разбогатеть. Мне удалось дозвониться в Зельно и сообщить властям, что городок цел. Теперь он будет спешить нагрузить машины, прежде чем хлынут переселенцы.

— А если успеет?

— У него все равно ничего не получится.

— Вы ему помешаете? Один против пяти?

— Я не один. На моей стороне Смулка. И, кажется, Чесек. Она сняла руку с его руки.

— Теперь я понимаю, почему вы отдали меня Смулке. За медицинскую аппаратуру.

Она констатировала это без возмущения, с обычной для нее печалью, с легким оттенком сарказма в голосе.

— Никому я вас не отдавал, — сказал он. — Вы сами прекрасно собой распорядитесь.

— Но были готовы.

— Нет! — воскликнул он.

— Хорошо, ну хорошо, — успокоила она его. — Какая разница.

— Как какая разница! «Черт бы побрал эту лахудру», — подумал он.

— Зачем вам это? — спросила она. — Эта история с Мелецким? Пусть он делает что хочет.

— Сюда должны приехать раненые. На станции ждут люди. Люди, которые потеряли все. Вы понимаете?

— Отчасти, — сказала она. — Но какое вам до них дело?

— Я мечтал о том, чтобы поселиться в лесу, — признался он. — Вдали от людей. Но теперь я вижу, что это не так просто. Подумайте, после всех этих кошмаров, убийств…

— И что вы решили?

— Я потребую точного выполнения миссии, для которой нас сюда прислали.

— А если они не захотят?

— Увидим.

— Вы воспользуетесь пулеметом Шаффера?

— Не исключено.

Она опять внимательно посмотрела на него. — Вы опасный человек, — сказала она.

— Я хочу жить в чистом мире.

— А им ваша чистота не нужна.

— Я заставлю ее принять.

Она помолчала и снова перешла в наступление:

— Я не верю в ваше бескорыстие. Признайтесь, какие подлые намерения движут вами? Зависть? Карьеризм? Ну признайтесь, что руководит вами на самом деле? Вы хотите кому-нибудь понравиться? У вас среди переселенцев родственники? Злой характер? Да?

— Не угадали.

— Не верю!

Хенрик замолчал. «Опять дала мне пощечину, — подумал он. — Боже, смилуйся над ней, сделай так, чтобы она все забыла, пусть она снова верит, пусть прошлое покажется ей сном».

Анна положила руку ему на плечо. «Этот жест, наверно, остался у нее с гимназических лет, когда кокетство еще неосознанно, обезоруживающе невинно, остался только жест, она положила руку на плечо, она сделала это бессознательно, а по моему телу прошла волна тепла, мучительная истома».

— Не делай этого, — сказала она.

— Чего? — спросил он и только потом понял, что она сказала ему «ты». «Она права, мы знакомы уже сто лет».

— Разреши им уехать, — сказала она. — Они сильнее.

Анна хотела добавить еще что-то, убедить его, но слова застряли в горле, она закашлялась. Обхватив руками голову, съежившись, она искала успокоения у него на груди. Он прижал ее к себе. От ее учащенного дыхания рубашка стала влажной. Он чувствовал, как дрожат ее плечи. Кашель постепенно утихал.

— Как хорошо, — шепнула она. Потом подняла голову, вытерла слезы. Беззвучно зашевелила губами. Быстро поцеловала его и сразу же оттолкнула.

Он остался стоять с протянутыми руками, как нищий. Она повернулась и сбежала со ступеней террасы.

— Анна! — крикнул он.

Она быстро шла среди деревьев. Он побежал за ней.

— Анна! — кричал он.

Анна не обернулась. На мгновение она погрузилась во мрак, но потом опять вышла в полосу лунного света.

— Остановись, не делай меня смешным!

Анна остановилась. Посмотрела вверх на конную статую Великого Фрица.

— Негодяй, — сказала она. Хенрик схватил ее в объятия.

— Пусти, — приказала она.

Он отступил. «Раскапризничавшаяся девчонка, черт бы ее побрал!»

— Можно, я тебя поцелую? — спросил он.

— Нет.

— Обниму тебя?

— Нет.

— Я люблю тебя. Она крикнула:

— Нет! Умоляю тебя, ни слова об этом! Нет, нет, нет!.. Потом: — Послушай, разреши им отсюда уехать. Возьми, что они тебе дают. Не будь таким гордым.

— Это бандиты.

— Я не уверена.

— Они приехали сюда, чтобы грабить.

— Пусть грабят. Нас это не касается.

— Перестань, ради бога! — воскликнул он. — Зачем ты об этом говоришь! Именно сейчас!

Она молчала.

— Пойдем ко мне, — сказал он.

— Нет.

— К Смулке бы ты пошла! — крикнул он в бешенстве.

— Не пошла бы.

— А ко мне пойдешь, — сказал он и схватил ее за руку. Она застонала:

— Отпусти, мне больно.

— Пойдем.

— Пусти.