Остановись, мгновенье, ты ужасно
Шрифт:
Федор не сомневался, что среди собравшейся толпы у полковника ФСБ был свой человек, который фиксировал действия оперов и уже как видно, кое-что успел Ефимцеву шепнуть на ухо. И как хорошо, что Грек подсуетился, отправив женщину отсюда на такси.
– Да так, ничего особенного. Была одна гражданка тут.
Ефимцев недовольно пробежал взглядом по толпе. Как профессионал, он тоже хорошо понимал, что вся эта суета и гроша ломанного не стоит. Не мог понять только другого, как Туманову удалось так быстро приехать сюда. Вперед них.
– И где же она теперь? – спросил Ефимцев с
Федор улыбнулся, пожимая плечами.
– Да тут, наверное, где-то. Вон, сколько людей столпилось.
Ефимцев нахмурился, о чем-то призадумавшись, потом сказал:
– Дайте мне диктофон? Я хочу прослушать запись, которую вы сделали.
Федор с неприязнью посмотрел на полковника. Так хотелось, послать этого полковника куда подальше. Возможно, и послал бы, если б не Грек. Тот толкнул Туманова в бок, шепнув:
– Остынь, майор. Не заводись.
И Федор остыл. Глядя прямо в глаза полковнику Ефимцеву, сказал:
– Я же вам сказал, на пленке ничего особенного нет, что могло бы вас заинтересовать. И к тому же, я не вижу такой необходимости, чтобы давать вам ее прослушать.
Ефимцев, не ожидавший такого ответа, счел это за вызывающую наглость и изменился в лице. Сердито надулся.
– Что? Майор, вы, наверное, забываетесь? – проговорил он, как прошипел, сверкнув на Туманова своими разгневанными глазами.
Федор помотал головой.
– Нисколько, товарищ полковник.
Заметив в руке у Ваняшина фотоаппарат, Ефимцев нахмурился. Стоявшие за его спиной два здоровенных парня в таких же строгих костюмах, сейчас походили на разъяренных «доберманов», готовых кинуться на противника по первому сигналу хозяина, и недобро смотрели на Туманова с Ваняшиным. Грека словно не замечали. Впрочем, сам капитан от этого не испытывал дискомфорта. Скорее, наоборот.
– Вы должны знать, майор, что все материалы собранные вами здесь, должны лежать у меня на столе. В том числе и фотографии, – кивнул Ефимцев на фотоаппарат в руке Ваняшина.
Опасаясь, что кто-нибудь из «доберманов» может попытаться вырвать у Ваняшина фотоаппарат, Федор взял его у лейтенанта и положил в карман пиджака, со словами:
– Когда снимки будут отпечатаны, я решу, что стоит вам показать. Возможно, тут есть такие интимные вещи, которые не достойны чужих глаз, – проговорил майор шутливо, чем просто взбесил полковника.
– Что? Да как вы смеете? – взвился полковник.
– Смею, – довольно дерзко произнес Федор, – потому что занимаюсь расследованием взрыва. Более того, человек, совершивший все это, позвонил мне в кабинете и сообщил о взрыве. Поэтому, я смею.
Заложив руки за спину, полковник стоял в окружении своих «доберманов», провожая белую «девятку» оперативников тяжелым взглядом.
Когда машина тронулась, он сказал одному из стоящих возле него сопровождающих:
– Запомни номерок этой машины.
Тот кивнул своей здоровенной башкой, в угоду хозяину, недобро глянув на отъезжавшую белую «девятку» Лехи Ваняшина.
Вернувшись в управление, Туманов сразу же послал Грека в ИВС за Чикиной.
–
Извините, Алла Николаевна, что приходится беспокоить вас в такое позднее время, – извинился майор. Хотя сама Чикина по поводу позднего вызова в кабинет к оперу не проявляла возмущения. Скорее, наоборот.– Не стоит, извиняться, – сказала она, грустно улыбнувшись. – Общение с вами, для меня куда приятней, чем одиночество в камере изолятора. – Она пытливо глянула в грустные глаза майора Туманова, спросила: – Если вы меня вызвали так поздно, стало быть, случилось что-то. Или я не права?
Федор не стал скрывать. Да и какой смысл таить от Чикиной то, что произошло. Сказал:
– Вы правы. Случилось. Полчаса назад на автобусной остановке произошел взрыв… Имеются жертвы…
Алла Чикина задумчиво наклонила голову на бок.
– И сделал это, конечно, Мамедов? – спросила она. Хотя могла и не делать этого, потому что сама догадалась, кто совершил его. Иначе с чего бы ее так резко подняли с кровати.
Федор кивнул.
– Да. Перед этим он позвонил мне сюда и предупредил, что собирается взорвать автобусную остановку. И взорвал. Среди погибших, обнаружен труп террористки. По лицу ее опознать невозможно. Взрывом ее всю изуродовало. Но у нее на левой руке, на предплечье, сохранилась татуировка. – Федору было неудобно произносить в слух, какая она, что изображает, поэтому, взяв листок бумаги и авторучку, он нарисовал ее. Причем, на взгляд Грека с Ваняшиным, получилось довольно неплохо.
– Николаич, а у тебя талант к рисованию, – похвалил майора Грек.
Закончив с рисунком, Туманов показал его Чикиной, со словами:
– Вы говорили, что в данный момент у Мамедова находятся две девушки?..
Алла Чикина согласно кивнула.
– Да. Две.
Туманов достал из папки фоторобот обоих девушек, выполненный по приметам, которые дала Чикина. Положив оба изображения на стол, перед Аллой, спросил:
– У которой из этих двух была такая наколка? Постарайтесь вспомнить, – попросил он Чикину.
Алла посмотрела и указала пальцем на одну из фотографий.
– Вот у этой девушки я видела такую наколку. Имя и фамилию ее я не знаю. Меня держали отдельно от них, и виделись мы только утром, когда меня и их выводили в туалет и чтобы умыться. Общаться между собой нам запрещалось. За этим строго следил охранник.
– Понятно, – задумчиво проговорил Федор. Какое-то время он сидел и молчал, всматриваясь в фотографию девушки террористки погибшей при взрыве на автобусной остановке.
Грек сидел, щуря свои глазки, словно придремавший кот. Леха Ваняшин курил, стряхивая пепелок в консервную банку.
Судя по выражению лица, Алла Чикина заскучала. Впечатление такое, будто больше она здесь никому не нужна. Тогда бы отвели назад в камеру. Там можно хотя бы полежать, но сидеть вот так на жестком стуле, нудно и неудобно.
Понимая, что ждать от Грека с Ваняшиным нечего, разговаривает с ней один майор, она выжидающе смотрела на Туманова. И тот, наконец, заговорил:
– Скажите, а вот Мамедов, он посещает какие-то рестораны? Или, может быть, бары? Вам про это ничего не известно? – спросил майор.