Остановка последнего вагона
Шрифт:
— Гони, я хочу сказать…
Голос призрачной девочки размылся и в следующее мгновение я ощутил, как она словно прошла сквозь меня, окатив волной кипятка, и замерла, расположившись на руле.
Я невольно выпустил рычаг газа, водный мотоцикл резко сбавил скорость и тут, заслонив солнце, словно гигантские волны, вокруг вздыбились тени. Они на мгновение задержались где-то на умопомрачительной высоте, а потом ринулись вниз, заставив меня сжаться и загородить лицо руками. При этом призрачная девочка мгновенно сместилась вперёд и словно нырнула под воду, а тени метнулись следом, оставив меня с бешено колотящимся сердцем и непониманием происходящего. Чуть выпрямившись и оглянувшись вокруг, я ничего не увидел и тихо позвал:
— Эй! Ты где?
Потом что-то блеснуло впереди, и призрачная девочка появилась над поверхностью, озираясь и что-то показывая мне полупрозрачными пальцами.
— Что ты хочешь сказать? Я не понимаю.
И тут из глубин начало подниматься что-то огромное и тёмное. Призрачная девочка подскочила, стремительно промчалась над поверхностью воды, удаляясь от меня, и ударилась об воду уже ближе
Тем временем рука монстра приподнялась, закрывая солнце, и медленно мне погрозила, заставив почувствовать озноб в этот жаркий и безоблачный день. Или, быть может, просто помахала, но явно тая в себе угрозу. Потом образ начал постепенно таять, и вскоре я снова остался один на морском просторе. Судя же по спокойствию пар в лодках, проплывающих ближе к берегу, и людей на пляже, всё произошедшее видел только я. Что же, может быть, оно и к лучшему, разве что на Сицилии, кажется, сил у призрачной девочки было гораздо меньше, чем в Москве. Или эти тени обретают здесь какую-то исполинскую силу? Как бы там ни было, я верил, что дух, последовавший за мной сюда, хочет мне исключительно добра, но с другой стороны, если нечто ему противодействует, то это вовсе не обозначает заведомое зло. Быть может речь идёт просто о правилах некоей игры, в которые призрачная девочка пытается вмешаться, и именно это заставляет тени с ней бороться. Или их отношения вообще никак не связанны со мной, а происходят параллельно — мне же, как и многим людям, просто свойственно везде видеть какую-то подоплёку, связанную исключительно с собственной персоной.
Я медленно нажал на рычаг газа, неуверенно проехавшись вперёд и назад, потом понял, что больше кататься не хочу и, развернувшись, поплыл в сторону берега, параллельно отметив, что сзади у меня отсутствует вырывающийся фонтанчик с водой. Мне показалось уместным приписать это тоже к чему-то мистическому и непосредственно связанному с сегодняшними событиями, но как я понял из объяснений пожилого мужчины, который помог мне спуститься с водного мотоцикла и нетерпеливо напомнил о шестидесяти евро, это всего лишь была такая модель. Потом я некоторое время продолжал стоять на берегу, глядя на горизонт, к которому только что плыл и параллельно наблюдал, как пара крепких загорелых итальянцев водружает водный мотоцикл на тележку и с трудом отвозит её в сторону, видимо, дожидаться следующего отдыхающего. А в размеченную цветными поплавками дорожку уже заплывала пара красных каноэ с хохочущими девушками. Это почему-то заставило меня двинуться в сторону отеля, где, по рассеянности и продолжая прокручивать в голове всё случившееся, я потратил минут десять, пытаясь войти в другой номер этажом ниже. А когда уже хотел вернуться на ресепшен, чтобы спросить — почему не действует магнитная карта, посмотрел на номер и всё понял. Обрамлённые выпуклыми лимонами цифры 112 тут же прояснили всё, и я невольно подумал о том, что, если бы в номере кто-то оказался, вполне могла выйти и не очень приятная ситуация. Потом перевёл взгляд на соседнюю дверь с цифрами 114 и невольно вспомнил о том, что, из-за суеверности некоторых отдыхающих, число 13 не используется в подобных местах нигде. Забавно, я почему-то ни с чем подобным Италию не ассоциировал, но оказывается, это общий стереотип.
— Кому и зачем это нужно. Только поддерживать и развивать некую мистичность, — пробормотал я, поднимаясь на свой этаж и, сбросив в коридоре шлёпки, упал на кровать, даже не вспомнив о том, что после моря надо сполоснуться под душем.
Здесь было необычайно тихо и комфортно, но почему-то гораздо острее, чем на катамаране, ощущалось одиночество. Я повернулся на спину и смотрел в белый потолок, на котором размещалось несколько точечных лампочек, ощущая, что тут очень не хватает обыкновенной люстры, висящей в моей комнате, в одной из рогов которой всё время перегорала лампочка. Её подрагивания — сначала мягкие и успокаивающие, а затем всё более раздражённые и отчаянные — порой завораживали и ассоциировались у меня с некой музыкой, которая звучала внутри и, кажется, была давным-давно забытой и чуть знакомой. Что-то такое я слышал и теперь, только более ритмичное и сбивающееся, постепенно переходящее в шум волн и дуновение морского ветра. А ещё галька, которая шелестит на прибое, растворяясь на мгновение в шипящей пене, а потом застывает в причудливых фигурах, чтобы через несколько мгновений снова пропасть и поменяться, как в бесконечном калейдоскопе.
Я приподнялся и увидел вдали вертолёт, зависший над водой. Что он делает так далеко от берега? Потом я обратил внимание на развивающийся на длинной покосившейся палке красный флаг и пустынные ряды лежаков с собранными зонтами.
Создавалось ощущение, что люди неожиданно, всё бросив, покинули это место — на скомканных серых одеялах в беспорядке лежали часы, сотовые телефоны, игральные карты, книги, сумки и пакеты. Однако меня это почему-то не удивило, а наоборот — я сам почувствовал отчаянное желание кинуться бежать отсюда без оглядки, но только тут заметил, что лежу, наполовину зарытый в гальке, недалеко от воды. Почему не на лежаке и кто меня закопал? Я попытался приподнять ногу, и это вышло неожиданно легко — с меня с шумом посыпалась галька и это, кажется, вызвало какое-то изменение вокруг. Всё начало подрагивать, постепенно увеличивая темп и превращаясь в настоящее землетрясение, и я почему-то сразу же посмотрел на Этну, словно ожидая, что с её склона сюда несётся гигантская снежная лавина.— Но я не кричал, — прохрипели мои неожиданно высохшие губы, а внутри росло недоумение — ведь я ничего не сделал, чтобы произошло что-то подобное.
А потом меня словно начало приподнимать — первой мыслью было, что я каким-то фантастическим образом взлетаю над поверхностью, и сразу же полезли в голову рассуждения — каким образом фокусник здесь и сейчас может это сделать. Несколько лет назад я, как казалось, серьёзно увлёкся иллюзионным искусством и, благодаря одному знакомому, буквально помешанному на уличной магии, узнал немало из этой области. Однако потом как-то охладел и предпочитал всё-таки оставаться по ту сторону — зрителем, который старается скорее забыть всё то, что может знать о фокусах, а настроен просто смотреть, восхищаться и верить в настоящее чудо. Однако здесь подобные предположения сразу же оказались явно неуместными и, наклонив голову, я с ужасом обнаружил, что меня неотвратимо и быстро поднимает куда-то вверх становящаяся пугающе-гигантской галька. Кажется, часть её оставалась мелкой и с нарастающим шумом осыпалась вниз в невообразимые расщелины и, несомненно, вскоре туда же полечу и я, скатившись, как с горки и понесусь в неизвестную бездонную глубину.
— Нет, помогите, — прошептал я и судорожно огляделся.
Небо приобрело зловеще-серый оттенок, а солнце, странными скачкообразными движениями, скрылось за Этной, подсвечивая её пугающим своей красотой сиянием, чем-то напоминающем иконы. Море, кажется, не просто осталось далеко внизу, но и стремительно мелело, постепенно приподнимаясь и формируя на горизонте гигантскую водную стену, кажется, уходящую уже куда-то в космос. Я подумал о том, что если эта масса сейчас обрушится на меня, то сметёт всё на своём пути, но вместо этого, море стало словно закругляться и двигаться по небу в мою сторону, грозя нависнуть смертоносным куполом или таким своеобразным саркофагом. Потом из стены начали вырываться сначала отдельные капли, которые летели почему-то в разных направлениях, в том числе, и вверх. Это походило на начало какого-то безумного дождя, а потом капли удлинились и стали напоминать смертоносные копья, которые полетели в мою сторону и начали с шумом разбивать гигантские колонны, в которые превратилась галька. Я тут же потерял ориентацию — где верх, а где низ, захлёбываясь в фонтанах брызг, облаках летящих кусков камня и пыли. Потом моё тело стало скользить, я взглянул вверх и увидел, что водяной купол начинает походить на гигантское ухмыляющееся лицо, которое, кажется, строит мне рожи, и хочет аккуратно коснуться, чтобы я навсегда остался с этим местом. Но нет — я жаждал выбраться отсюда как можно быстрее, увидеть людей и нормальный мир, продолжать жить, а не умирать или находиться в какой-то обречённой вечности.
— Заходи! — зловещим эхом прогрохотал надо мной глубокий голос и, похожий на щель, рот исполинского лица начал расширяться, постепенно закручиваясь и становясь смертоносным смерчем, который готов был вобрать меня в себя.
— Нет! — завопил я и, закрыв глаза, резко оттолкнулся, покатившись вниз и ощутив падение в бездну, которая казалась мне лучшим избавлением от этого наваждения. Потом всё словно перевернулось внутри, я почувствовал что-то мягкое и твёрдое одновременно, тормозящее падение и тянущее куда-то в сторону, а, открыв глаза, обнаружил, что всё так же лежу на кровати в номере, только вокруг сгустился полумрак, а из коридора слышится топот и детский смех.
Я сглотнул и, задышав неожиданно громко, привстал, пытаясь отогнать от себя остатки кошмара. Кажется, если сейчас снова закрыть глаза, то всё продолжится и омут сна снова завладеет мной, испугав ещё больше. Поэтому, пересилив слабость и слыша хриплые стоны быстро бьющегося сердца, я вскочил, стянул с себя одежду и долго стоял под прохладным душем, глядя сквозь туманный пластик дверей на биде. Отсюда оно напоминало понурую пони, которую оставили одну стоять под дождём, и вызывало какие-то родственные, трепетные чувства. Хотя всё-таки больше я просто старался отвлечься и уверить себя, что это был всего лишь обыкновенный сон, а не какое-то предзнаменование или что-то в таком роде. И с каждым мгновением мне действительно казалось, что это именно так.
Наконец выключив душ, я до красноты растёрся двумя большими полотенцами и, глянув на часы, обнаружил, что уже почти половина восьмого — самое время для ужина. И только в этот момент я осознал, что настроен очень плотно подкрепиться, возможно, выпив не одну, а целых две бутылки вина подо что-нибудь мясное. Быстро натянув шорты и футболку, я спустился в холл, где, как ни странно, ещё никого не было рядом с двойной закрытой дверью, за которой располагался ресторан. Вчера здесь в это время уже выстроилась небольшая очередь, а сейчас стояла лишь худенькая девушка со считывающим устройством, которая начала что-то быстро говорить, видимо, по-английски, но я так ни слова и не понял. В конце она показала пальцем куда-то в район моего живота и сунула в руки цветную картинку, из которой, судя по рисункам, смахивающим на запрещающие дорожные знаки, стало понятно, что вход в шортах и майке запрещён. А ведь ещё вчера мне никто не сказал ни слова, а без проблем пропустили.