Остановка. Неслучившиеся истории

Тем более что приехали они не к кому-то другому, а к ним, и вот такими инопланетянами заберут маму, отца… Пусть. Но только б забрали… Капельницы, врачи, анализы, утки. Сейчас, пишут, в коронавирусных госпиталях хороший уход…

– Куда? Провожайте, – вместо ответа на приветствие не то чтобы сердито, но очень по-деловому, глухо из-под респиратора сказал человек в этом защитном комбинезоне; Свирин только по голосу определил, что это женщина, и потом уже, приглядевшись, по глазам – большим, красивым.

Чича зашлась было в лае, ударила в плиту и перешла на скулеж. Наверное, испугалась.

– Проходите, – открыл Свирин дверь в сени, оглянулся к калитке.

Второй человек что-то делал в салоне скорой. Свирин растерялся, не зная, ждать его или идти за женщиной, объяснять, помогать. Выбрал идти.

Дальше время для него стало двигаться рывками. То замирало, и Свирин тоже замирал посреди кухни или комнаты, теряя слух, зрение, то начинало скакать, колотя молотками-секундами. Как взбесившиеся часы в фильмах ужасов.

Эти замирания и рывки определялись врачами. Вот они то ли слушают легкие мамы, то ли давление измеряют – Свирин смотрит в сторону, на полки с книгами или в окно, он и сам сейчас не понимает. Тишина. Потом шуршание комбинезонов, реплики, смысл которых Свирин не в силах понять, разобрать – в ушах гудит.

– Паспорт… – голос мамы, – дай им.

– Снилс, полис страховой еще, – добавляет голос женщины.

И секунды начинают молотить. И Свирин мечется по избе, не помня, где лежат документы. Ведь клал же на видное место… Находит, подает женщине. С удивлением, но будто во сне наблюдает, как она руками в толстых перчатках открывает паспорт, что-то записывает в большой книге, которую называют амбарной. Как она терпит в этой защите?.. Так ведь жарко. Жарко ужасно…

И снова время останавливается. Женщина пишет, мужчина что-то молча делает с мамой. Свирин стоит столбом и смотрит куда-то.

– Так, раздевайтесь, – голос мужчины.

Свирин вздрагивает, словно требуют от него.

– Что? – голос мамы.

– Кардиограмму надо снять.

– Отвезите… меня… в больницу.

– Без этого нельзя.

Свирин выдавливает:

– Мама, помочь?

Часа полтора назад – или сколько прошло? – мама уберегла его от этого, может, и сейчас…

– Ох… да что ж… Ведь фельдшер сказала… срочно… срочная госпитализация.

– Мы не можем вас привезти в больницу без обследования. Вас просто не примут.

– Господи… ох… ой-й…

Судя по звукам, сама раздевается. И время останавливается опять. Свирин смотрит куда-то. В ушах гудящая глухота, мозг обволакивает спасительное забытье.

Лишь крохотный неспящий участочек мозга показывает Свирину его со стороны. Теперь не врачи, а он сам очень похож на инопланетянина. Но не в странном костюме, а в человеческом обличье. В каком-то фильме такие. Они принимают облик людей, но спать не умеют, ночи проводят, стоя вот так, без движения, с открытыми неподвижными глазами. И ловят сон людей. Если поймают, превращают в таких же, как они. И единственная возможность для людей остаться людьми – не спать.

Но как хочется. Именно сейчас. Да, он человек, он никакой не инопланетянин… Уснуть, и чтобы это всё как-нибудь… Само как-нибудь… Но – к лучшему… Или вообще сном оказалось…

– Так, дедушка, поднимаемся.

Оказывается, врачи на кухне, возле дивана. На столе – ярко-оранжевый ящик с распахнутыми створками. Какие-то ампулы, бинты, приборчики, бутыльки, ножницы… Отец сидит, на левой руке эта штука для измерения давления, взгляд пустой, покорный.

Свирину снова хочется заплакать, как тогда, под навесом. И снова наползает прошлое. Совсем недавнее. Совсем-совсем.

Около трех месяцев назад. Прошлый приезд. Начало сентября.

Тогда они каждый вечер играли в домино. И до этого играли – Свирину посоветовали чем-то занимать родителей, чтобы деменция не развивалась. Кроссворды, головоломки, карты, шахматы, домино. Домино мама с отцом когда-то любили, и костяшки были в доме.

Сначала, правда, мама удивилась: «Да зачем время убивать на баловство?» Свирин объяснил, что отцу полезно. Что и ей полезно, не стал говорить. Хотя и ему самому не мешало шевелить мозгами.

Летом сил играть хватало нечасто, а в сентябре темнеет раньше, вечера длиннее. Играли долго, партий по семь, по десять, вот за этим столом. И Свирин радовался, замечая, как оживляются родители, особенно было приятно наблюдать за отцом – равнодушный, потухший, он становился азартным, почти не путал костяшки, ставил правильно и часто выигрывал. Очки не записывали, побеждал тот, кто первым закончит. Призом служили или долька мандарина, или конфета, или кусок банана.

«Опять, Валерий Петрович, всех обскакали! – наигранно возмущалась мама. – Нам-то дадите выиграть?» – «Как, – отец разводил руками, – поддаваться, что ли?» – «Ну так и поддайтесь маленько». – «Не-ет, не буду. Мандаринки больно вкусные».

Такие хорошие были вечера. Может, и счастливые…

– Молодой человек, – голос врача, – помогайте.

Свирин вздрогнул, понял, что это его так назвали – молодым.

– Да-да, что? – пошел к дивану и мельком удивился, какой мягкий пол под ногами – прямо проминается. Как по перине идет.

– Майку надо снять.

– Давай, отец, снимем. Приподними руки… так…

Отец слабо, но слушался.

– Ложитесь, дедушка.

Лег. Врач стал прилеплять присоски. Они отлеплялись. Отец был очень худой. И ведь ел нормально, по крайней мере, когда Свирин бывал здесь. Но худел и худел. Может, сознание требовало напитывать тело белками, витаминами, жирами, а организм уже не принимал – готовил…

– Так, вот эту и эту держите. Прижмите крепче.

Свирин надавил присосками на отцовские ребра. Отец застонал.

– Не так сильно, молодой человек. Марина, включай.

Загудел, застрекотал аппаратик. Полезла из него полоса бумаги.

– М-да, – гулкий, в респиратор, вздох.

– Плохо, да? – спросил Свирин.

– Как мы их двоих повезем? – вместо ответа ему, обратился врач то ли к женщине, то ли к себе самому. – А вторая машина… Все на вызовах.

– Погрузите… в одну. Вместе нас…

Мама уже была здесь. Стояла, держалась за спинку стула.

– Да как вместе? Одна кушетка.

– Я сидя… У вас там сиденья… есть.

Снова гулкий вздох. Долгая, показалось Свирину, пауза. Переступил с ноги на ногу. Пол снова был мягкий, втягивал в себя и двигался. На всякий случай Свирин ухватился за спинку другого стула. Подумал: «Если что – не удержусь».

– Что, в больницу? – приоткрыл глаза отец.

– Надо, – неуверенный ответ врача. – Давление совсем слабое и остальное.