Останься со мной

Но до постели ему пришлось Леру нести, потому что у нее совершенно не слушались ноги, дрожали коленки, и Лассе с запоздалым раскаянием понял, что переусердствовал. Девушка совсем уж неопытная, можно уж было сдержаться… и ничерта невозможно! Лассе ощутил, что и еще раз готов ее взять, черт дери, что хочет ее так же нестерпимо, как и в начале вечера, и не только потому, что не насытился ее телом. Ее стоны - вот изысканный коктейль из чувств, который он готов был пить бесконечно. Покорность, изнеможение, наслаждение и почти отчаяние, потому что девчонка не могла справиться с таким мощным потоком новых, неизведанных еще ощущений. Она не знала еще, как это бывает, не совсем готова это принять, и его силы, его страсти, его желания, его одержимости ей было слишком много… чересчур много. Он выпил все ее силы, выжал все ее эмоции досуха, до изнеможения, до полного растворения в блаженстве. Лассе чувствовал это, понимал, и его власть над девушкой пьянила его больше секса.

Однако, уложив ее в постель и заботливо закутав в одеяло, он получил поцелуй. Лера, обхватив его лицо ладонями, заставила его склониться к ней и порывисто поцеловала с таким трепетом, с таким пылом и так трогательно одновременно, словно не могла выразить словами… впрочем, и он не мог сказать, что именно было выражено этим искренним поцелуем. Благодарность? Нет, не то, совсем не то. Она хотела сказать, что все, что между ними происходило - это было настоящим. Это было мукой и блаженством для нее, высказать которые она не может.

– Как же больно ты кусаешь, Акула, - шепнула она, целуя его еще и еще, запуская тонкие, словно фарфоровые пальцы в его влажные черные волосы. В этой ласке, в откровенном любовании друг другом сейчас, после сжигающей страсти, после откровенной, животной, жаркой возни, было так много живого чувства, что у мужчины дрогнуло сердце. Никогда раньше после секса не было так хорошо и так невероятно важно… пожалуй, важнее и значимей, чем сам секс.

– Почему больно?
– так же шепотом ответил он, обнимая девушку, лаская ее губы даже не поцелуями - осторожными нежными касаниями, изощренной умелой лаской, тоньше и чувствительнее которой нет.
– Почему больно?

– Потому что я боюсь тебя, - дрогнувшим голосом ответила Лера.
– Теперь боюсь…

– Не бойся, - отвечал он, посмеиваясь, притягивая девушку к себе, и целуя ее страстно, так же хищно и жадно, как до того брал ее, чтобы еще раз услышать ее нежный дрожащий стон.
– Я не хочу, чтоб ты меня боялась…

* * *

Утром раньше будильника зазвонил телефон; басовитые нотки звонка тревожно разливались в темноте комнате, и Лассе, просыпаясь, мгновенно определил, что звонит Миша.

Первым делом он нашел рядом с собой Леру, памятуя о ее вредной привычке дразнить его и убегать в тот момент, когда, казалось бы, все хорошо. На данный момент это было важнее утреннего аврального звонка Миши - то, что Лера была рядом. И она была рядом; не убежала, наговорив кучу колких гадостей. Не выдумала дутую причину, чтобы улизнуть снова из его жизни. Девушка спала, тихо посапывая, и Лассе не смог отказать себе в удовольствии - приник к ней, долго и страстно целуя в шею, в плечо, проводя по животику, укрытому легким покрывалом. Звонил босс - а это автоматически означало, что встать придется, и разбудить Леру тоже. А жаль; с утра было бы неплохо еще хотя бы полчаса покувыркаться, жадно нацеловать чуть припухшее от вчерашних игр лоно девушки, упиваясь ее запахом…

– Слушаю, Михаил Александрович, - произнес Лассе, оторвавшись, наконец от Леры и приняв входящий.

– Девчонка где?

Голос Миши был сух, остр, деловит. От прозвучавшей в нем опасности Лассе даже окончательно проснулся и собрался, словно ожидая удара неизвестно откуда. Миша знал о вчерашних выкрутасах Леры - плохо. Не орал, не злился, не грозился оторвать голову - хорошо. Или все же тоже плохо? Что там за дело такое нарисовалось, в сравнении с которым попытка изнасилования Леры - пустяки?!

– Э-э-э… - проблеял Лассе, поднимаясь с постели и изображая временную неосведомленность о местонахождении Леры. Когда хотел, он умел очень искусно врать и притворяться, и на данном этапе жизни Мише не нужно было знать, что они спят в одной койке. Хотя… Лассе вдруг почувствовал острое желание сказать об этом здесь, сейчас, поставить Мишу в известность, сказать ему о серьезности своих намерений. Лерка, юная соблазнительная богиня, не шла у него из головы. Она собой затмевала все - дела, работу, всех женщин, и бывших, и тех, которые крутились возле Лассе в настоящем времени. Черт, неужели серьезно?! Все всерьез?!

Прошлепав босыми ногами до кухни, Лассе притворил за собой двери, машинально поставил чайник и уселся за стол.

– Она спит, - ответил он, наконец.
– Она у меня. С ней все в порядке. Вчера все обошлось.

– Отлично, - так же страшно, хищно и сухо произнес Миша. Лассе на миг показалось, что он слышит звук потираемых ладоней.
– Вези ее ко мне, а сам… а сам…

Слышно было, как Миша листает что-то, словно раздумывает, словно выбирает кандидатуру для того, чтобы провернуть некое дельце.

– … а са-ам, - протянул Миша, раздумывая.
– А сам езжай в аэропорт. Прилетает Люси Комбз - и она должна с первых шагов понять, что мы с ней шутки шутить не будем.

– Зачем?
– изумился Лассе.

– Затем! Женишка ты от нее отогнал, и, кажется… кажется… Они что-то хотели провернуть. Девчонка с ней встречаться не должна. Вообще. Ни с ней, ни с женихом, понял? Ни встречаться, ни видеться, ни говорить, чтоб мозги девчонке не запудрили. Речь идет об огромных деньгах. Тебе столько и не снилось. О деньгах моей семьи - Лера часть моей семьи, и я ее ограбить не позволю. Люси, кажется, хотела наложить на них лапу каким-то образом, а ты явился и выдернул у нее лакомый кусочек изо рта. Притом настолько внезапно, что она забегала по потолку, как таракан. Теперь она будет пытаться примирить голубков и выдернуть девчонку обратно в Америку, а там прополощет ей мозг, запугает, заставит подписать бумажки… Ну, тебе лучше знать, как делаются такие дела. Так что твои вот эти записи - они бриллиантовые. И с женишком, который в койке со шлюхами кувыркается, и драка… Выставить ее недостойным опекуном сейчас и оспорить опекунство - раз плюнуть.

– Понял, - ответил Лассе.
– Как себя с ней вести?

– Естественно, естественно! Улыбайся пошире, как ты умеешь, постарайся понравиться… Анька говорила - ты девок пачками совращал в свое время? Да ладно, не скромничай, я и сам знаю, что было. Вот вспомни былую хватку. Заставь ее расслабиться, переключиться на тебя. Пока она не в курсе, что это именно ты Лерку-то у нее из-под носа, она, может, чего и выболтает тебе…

Лассе кивнул и Миша, удовлетворенно хмыкнув, дал отбой.

Дверь неслышно отворилась, и осторожно вошла Лера. Она завернулась в одеяло и придерживала его на груди, закрываясь так целомудренно и невинно, словно это не она вчера… черт, не думать об этом! Сейчас нужно заняться заданием Миши, а если позволить себе снова начать ласкаться с ней, то можно запороть все дела разом.

– Что он сказал?
– голосом нашкодившей испуганной маленькой девочки произнесла она.
– Зачем он звонил?

– Велел тебя привезти, - ответил Лассе, протянув руку, обхватывая девушку и принуждая ее усесться себе на колени.
– Что ты испугалась? Не бойся, он не уже не сердится за твой демарш. Наоборот - он очень беспокоится за тебя.

– А ты, - не обращая внимания на то, что Лассе весьма призывно ее поглаживает, - ты куда поедешь? Куда он отсылает тебя? Кому ты должен улыбаться?! Я слышала…Что случилось?