Останься со мной
Шрифт:
— А вот и доктор, — улыбается девушка. — Я пойду. Если не помните, как мы сюда дошли, попросите показать вам, куда идти. Мне, к сожалению, пора.
— Хорошо.
На смену девушке, что привела меня сюда, приходит высокая женщина в возрасте. Она смотрит на меня, нахмурившись.
— Я совсем ничего в этом не смыслю, — киваю на большую пластиковую коробку, в которой лежит мой малыш. — Это опасно?
— Это спасло ему жизнь, — спокойно отвечает она. — Ваш сын пробудет здесь несколько дней, прежде чем вы сможете забрать его отсюда.
— Он… в порядке?
— Насколько может быть в порядке недоношенный ребенок — да. У вас — небольшой срок. Всего на несколько недель раньше
Я лишь киваю и продолжаю смотреть на сына. Я не могу взять его на руки, не могу к нему прикоснуться и даже покормить материнским молоком.
— Скажете имя? — говорит женщина. — Его привезли только с фамилией и данными. Сказали, что вы потеряли сознание сразу, как родили.
— Матвей, — выдаю имя, которое мне всегда нравилось.
— Очень красиво. Мы напишем на бирке, потом сможете забрать ее в качестве воспоминания.
Я киваю и снова сосредотачиваю внимание на боксе.
— Ему там не холодно? — задаю вопрос, который тревожил меня все это время. Матвей лежит в одном памперсе, чем очень сильно меня смущает. Что, если ему холодно, но сказать об этом он еще не может?
— В кувезе поддерживается оптимальная температура для новорожденных, поэтому не переживайте. Возвращайтесь в палату и не нервничайте, пожалуйста. Чем быстрее вы поправитесь, тем легче вам будет с вашим богатырем.
Я нехотя выхожу из палаты и направляюсь в ту сторону, откуда пришла. Уже в палате нахожу свой телефон и некоторое время раздумываю над тем, стоит ли звонить Тарасу. Отец строго-настрого запретил сообщать ему о беременности. Я слишком сильно боюсь отца, но еще больше меня обуревает страх за Матвея. Тарас — единственный человек после меня, который сможет разделить мою печаль. Он — тот, кто поймет и поддержит. Я не знаю, какой будет его реакция на сына, не знаю, появился ли у него кто-то за те полгода, что я сражалась за право самой решить, рожать мне или нет, но я набираю его номер без раздумий. Он должен знать и попытаться нас забрать. Отвоевать любой ценой.
Глава 41
Перед дверью палаты торможу. Останавливаюсь, глядя на цифры и не решаюсь зайти внутрь. Приходится дернуть за ручку, когда ко мне подходит медсестра и спрашивает, не нужна ли помощь.
— Нет, спасибо, — говорю и решительно вхожу в палату.
Первое, что бросается в глаза — Лиза лежит на кровати. Спит, свернувшись клубочком, потому что когда дверь открывается, она никак не реагирует. Я делаю несколько шагов в направлении кровати и останавливаюсь. Долго ее не видел и кажется, что отвык, но на самом деле страшно. Лиза сильно похудела. Когда жила у меня итак была худой, а здесь кожа и кости. По плечам это вижу.
Решаю Лизу не будить и сажусь на стул рядом с кушеткой. С шумом втягиваю воздух и выдыхаю. Ребенка в палате нет. Я не сильно понимаю в этом, не уверен, что он в принципе тут быть должен. Возможно, у них отдельная палата и присматривают за ними нянечки. Клиника эта явно дорогая, частная, здесь может быть все иначе.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем Лиза открывает глаза и смотрит на меня. Несколько мгновений она никак не реагирует. Даже не моргает, просто смотрит, а потом закрывает глаза и открывает их снова. Смотрит. Не верит, что приехал? Так она же сама просила. Я бы не смог отказать ей. Не после того, как она сообщила про роддом. Признаться, я бы и в травматологию приехал, да в любое отделение. Я уже говорил, что любил в своей жизни
не так часто.— Привет, — говорю тихо.
— Привет, — по ее щекам скатываются слезы. — Ты приехал.
— Конечно. Стоило позвонить раньше. Сразу.
Она кивает и шепчет одними губами «прости». Я не знаю, почему Лиза мне позвонила. Понятия не имею, что могу сделать, поэтому не тороплюсь придвинуться ближе и как-то контактировать.
— У меня не получилось, — говорит она. — Не получилось доносить нашего сына до нужного срока.
У меня внутри все холодеет. Ребенка в палате нет, Лиза расстроенная, у нее глаза натуральным образом на мокром месте. Мысль о том, что с ребенком может что-то случится, заполняет меня изнутри. Я тоже начинаю нервничать, поэтому вопрос получается трудным:
— Он… в порядке?
— Он в инкубаторе! — восклицает Лиза. — Маленький такой, сморщенный. Слабенький.
Она начинает плакать, и я больше не могу сидеть на стуле. Иду к ней, забираюсь на безбожно высокую кровать и обнимаю Лизу. Изабеллой ее звать не получается, особенно в уме, как я не стараюсь перестроиться.
— Я только сегодня его увидела. Там и другие детки есть, поменьше, но мне все равно страшно, как он там.
Ловлю себя на мысли, что совершенно не знаю, как с ней разговаривать. Как спросить, почему она не позвонила раньше, чтобы это не прозвучало, как упрек? Как, скажите, это сделать? У меня не выходит, хотя я стараюсь придумать вопрос. Даже шутки изо всех сил придумываю, но вслух говорить нечего. Так и молчу.
— Отец не знает, что я тебе позвонила, — выдает Лиза.
— Расскажи мне все.
Вот так, кажется, неплохо. Я не давлю, не задаю лишних вопросов. Просто прошу, мать его, поставить меня в известность. Почему она не позвонила? Почему ушла, если оставила ребенка? Почему в конце концов изменила свое мнение и все-таки сообщила мне о сыне?
— Нечего рассказывать. Ребенка удалось оставить с трудом. Отец был против, настаивал на аборте. Нет, ты не подумай! — она утирает слезы. — Никто меня насильно на аборт не тянул, но разговоров поучительных было много. Все старались, но у них никак не выходило. Я решила, что оставлю, грозилась, что расскажу тебе. Папа потом сменил пластинку, заботой и вниманием окружил, но потребовал, чтобы ты не узнал. Я хотела рассказать, правда хотела, но…
Она запинается, я стараюсь не напрягаться, хотя ощущаю, что начинаю нервничать. Выпитый алкоголь немного напоминает о том, что я вообще-то с праздника и там, к слову, чуть не трахнул случайную женщину. Нереализованное сексуальное возбуждение не делает мне легче. Ни капли. Напротив, реагирую на все острее. И отца Лизы хочется впечатать в стену. Уверен, будь он здесь, я бы с трудом сдержался, если б вообще сдержался.
— Я боялась, Тарас. И сейчас боюсь. Отец для меня — целый мир. Я всегда могла на него положиться. Он тяжелый человек, сложный, настаивает, чтобы все было по его, но… он мой мир. Всегда им был. Я знала, что папа защитит, чтобы не случилось, поможет, придет на помощь. Остаться без него — сложно. Если бы я тебя не встретила тогда, то вернулась бы домой почти сразу, потому что я не привыкла к самостоятельности.
Лиза шмыгает носом. Признаваться в этом ей сложно, но это мне давно было понятно. Почти сразу. Подсознательно я осознавал, что в моем лице она нашла ту самую опору, которую видела в лице отца. И охотно сменила одну клетку на другую.
— Я трусиха, Тарас. Но ты это, наверное, и так знаешь. Я не могу сказать, что жила все это время в страхе, но я боялась позвонить и все тебе рассказать. И сейчас боюсь, хоть отца и нет в городе. Он ничего не знает, но мне все равно страшно.
— Почему?