Останься в Вейзене
Шрифт:
И понеслось.
Таблицу Менделеева, кстати, я по памяти им изобразила, как смогла. Первые три с половиной периода я, к счастью, помню наизусть. Моим подопечным теперь тоже предстоит их выучить.
Мы с Хопбергом целиком разобрали одно уравнение из того бездонной копилки с уравнениями, которая хранится у меня в голове. И я предложила ему ещё два уравнения для самостоятельной работы. Уходил от от меня, смею надеяться, довольный, с горящими глазами. Кажется, у меня появился претендент на роль лучшего ученика. Люблю, когда студенты учат предмет, потому что он интересен им самим, а не из-за страха отчисления.
Интересно,
***
Я более-менее выровняла стопку с сочинениями студентов, прошлась вдоль рядов, проверяя, не забыл ли кто в спешке сдать листок. Никто не забыл. Хорошо.
Закрыв оконце, которое всё это время наполняло нашу аудиторию свежим весенним воздухом, я наконец вышла из аудитории вместе со всем полученным богатством. И едва не столкнулась с Гетбером, который, как ни в чем не бывало, оббивал пороги аудитории.
— Здравствуйте?
— Долго ты, — пробурчал он. — Это ещё повезло, что аудитория оказалась свободна, так бы тебя вежливо попросили отсюда уйти ещё полчаса назад.
— Вам ничего не нравится, — заметила я. — Ни когда я ухожу рано, ни когда я ухожу поздно.
— Возраст, Варя, — вздохнул Гетбер. — Не забывай, я уже не так молод, как ты. Чем старше становишься, тем сильнее начинаешь ценить комфорт. Куда сейчас направляешься?
— Оставить всю вот эту красоту, — и я плотнее прижала к себе бумажки.
— Что там? — Гетбер шагнул ко мне. Туалетная вода у него оказалась цитрусовая, кислая. — Заставляешь учеников включать голову?
— Нет, там рисунки для любимой мамы от всех её ста пятидесяти детей.
Это оказалось непросто — обойти его, но при этом не коснуться.
Каждый раз, когда я общаюсь с Гетбером, внутри меня спорят две личности: одна советует сказать колкость, чтобы он отстал, а другая — задержать его подольше и расспросить всё, что хотелось бы узнать. Все-таки честных людей здесь не так уж много.
Я двинулась с места, и Гетбер пошёл следом, так что на какое-то время, пожалуй, нужно дать волю личности номер два.
— Вы видели вчерашний взрыв?
— Не видел, — ответил Гетбер, — но слышал о нём достаточно. Как по мне — мелочь, не заслуживающая такого пристального внимания, которое ей уделяют.
— Говорят, там магия была задействована, — заметила я.
— Привыкай, Варя. В этом мире всё так или иначе завязано на магии. И даже тем, кто, казалось, слишком отдален от всей магической кутерьмы, приходится постоянно с ней сталкиваться.
— Как мне?
Он невесело улыбнулся:
— Ты ещё не представляешь, насколько крепки связи между магией и тобой.
— И всё-таки, — не унималась я, — зачем бы кто-то подстроил тот взрыв? С какой целью? И ведь этот кто-то был там, на маскараде, среди всех.
— Подстроил? — Гетбер фыркнул. — Ты слишком высокого мнения о толпе, которая собралась на площади, чтобы вусмерть напиться. Видимо, один особо охочий до выпивки малый совсем перестал себя сдерживать. Вот и устроил световое представление.
— Понятно, — я пожала плечами.
Гетбер поправил волосы. И продолжил (все-таки бывают люди, которые так и не постигли искусство
молчания):— Так что ты не переживай из-за этого. Здесь часто происходят странные вещи.
Мы слишком быстр оказались в коридоре, который вел в преподавательские покои. Я посмотрела на Гетбера — пора бы попрощаться, но кто знает, когда мы увидимся в следующий раз… А совет мне нужен прямо сейчас.
— Вы никуда не спешите?
— Спешу, — причмокнул он. — Но не слишком. Так, я был бы не против пообедать. Что думаешь? Я знаю одно прекрасное место в Вейзене — а этот городишко, будем честны, не то чтобы славится прекрасными местами. Там подают местную кухню — такого ты в местной харчевне не попробуешь.
— Спасибо, я обойдусь без экзотики. Но у меня есть ещё один вопрос — я хочу эту красоту оставить, вы дождётесь? — И я покосилась на стопку листов.
— Дождусь, — просто пообещал Гетбер.
Он стоял у меня за спиной, пока я пыталась открыть дверь в нашу с Ирмалиндой квартирку. Проворачивала тяжелый медный ключ в замке, а сама осознавала, что идти сюда не следовало. Ведь теперь Гетбер вплоть до номера на двери знает, где я живу.
Спрятавшись внутри, я первым делом водрузила на стол своё бумажное богатство. А вторым — метнулась к зеркалу в ванной комнате, расчесалась и сделала более опрятный пучок, а ещё брови поправила, они оказались взъерошенными, будто я размашистыми движениями натирала виски.
Гетбера я обнаружила в его любимом положении — опирающегося плечом о стену. Боится, наверное, что без его поддержки здание академии обрушится. Доблестный герой, не меньше.
— О чём ты хотела спросить?
Идти теперь было некуда, так что мы замерли друг напротив друга, в любой момент готовые к тому, что кто-то из преподавательского состава в любой момент может распахнуть дверь и застать наш разговор. И, может, даже подумать что-нибудь лишнее.
— Насчёт моего исследования.
— Угу… — протянул Гетбер. Но я решила пойти в обход. И поинтересовалась сначала:
— Что вы преподаёте?
— Сложно объяснить… — он вздохнул. — С одной стороны — это боевая магия, но с другой… я не заставляю учеников бегать друг за другом и кидаться заклинаниями.
— Да, на обычного боевого мага вы не похожи, — согласилась я.
Гетбер наградил меня не самым добрым взглядом. И продолжил:
— Это нечто на стыке боевой магии и выверенных расчетов: мы рисуем схемы, по которым должно пройти заклинание, чтобы набрать необходимую мощность, но при этом не распылиться, а чётко поразить цель. Мои лекции проходят в то же время, что и твои по четвергам и пятницам, и в том же месте. Приглашаю в гости… Если быть честными, раньше они шли ещё и по четвергам, и по пятницам, но руководство решило, что твои лекции важнее.
— Тогда ясно, почему вы на меня так взъелись.
А про себя отметила: среда, десять утра. Загляну, если не забуду и не буду занята.
— Я на тебя ни в коем не случае не взъелся. — Брови Гетбера взметнулись высоко вверх. Так себе правдоподобность у этого удивления, конечно.
Я не стала никак комментировать его слова. Поинтересовалась вместо этого:
— А к моим ученикам вы имеете какое-нибудь отношение?
— Непосредственное. Они ещё и мои.
Ну теперь-то всё предельно, или, скажу даже, кристаллически ясно.