Остап Бендер — агент ГПУ

– А что, можно, ищите место, где, что и как, дадим указание нужным инстанциям, чтобы без проволочек.

– Вот славно, вот славно, Семен Гаврилович, вот спасибо, – вскочил Остап.

– И что, сам будете руководить этим таксомотором?

– О нет, я не спец, у меня есть автомеханик первого класса. Это наш шофер, на том «майбахе» помните, вам рассказывали о бандитском нападении на нас там, под Севастополем?

– Как же, благодаря чему вы спасли моего симферопольского коллегу и разоблачили бандитку в органах.

– Вот-вот, так этот водитель и возглавит наш таксомоторный парк, Семен Гаврилович.

– Наш?

– Да, наш… – запнулся Бендер.

– Уж не думаете, что я вступлю в пайщики вашего нового предприятия? – засмеялся Шавров.

– Вы меня великодушно извините, Семен Гаврилович, но вы… меня поймите правильно.

– Понимаю, тогда посмотрим что к чему.

– Мой автомеханик, Семен Гаврилович, непревзойденный мастер своего дела. Он поляк…

– Поляк? – удивился Шавров. – Это интересно, – хлопнул ладонью по столу он. – Поляк он, вы говорите?

– Поляк, – настороженно повторил Остап, не понимая еще хорошо это или плохо.

– И есть у него родственники за рубежом?

– Да, наверно, выясним это.

– Выясните, это интересно, очень интересно, Остап Ибрагимович. – Таксомоторный, так таксомоторный. Открывайте, поможем. Все. Свободны. Зайдите в отдел кадров к товарищу Соколенко, он скажет, что нужно для оформления вольнонаемным сотрудником ОГПУ. До свидания.

Распрощавшись с Шавровым и побывав у начальника кадров Соколенко, Остап вышел к машине, в которой с превеликим нетерпением ожидали его друзья.

– Ну, детушки! Ну, мои концессионеры! Ну, мои единомышленники! – затараторил Бендер, усаживаясь в машину. – Поехали, поехали, Адам, сейчас все расскажу. Мой визит в ОГПУ можно назвать великой сенсацией, Адам, открываем таксомоторный парк!

– Ну?! – вскочил Козлевич, резко затормозив ход автомобиля. – Таксомоторный?! Остап Ибрагимович?!

– Да, Адам Казимирович, подыскивайте место в городе для него, так как директором парка назначается Адам Казимирович Козлевич! – торжественно объявил Бендер.

– Остап Ибрагимович, Остап Ибрагимович! Остап Ибрагимович! – затараторил автомеханик, со слезой в голосе.

Остап и Балаганов с улыбками смотрели на него.

– Это такое же счастья, друзья, как покупка автомобиля моей мечты «фраскини изотты», ой, да еще больше, еще больше, друзья!

– Поехали, Адам, поехали, расскажу все по порядку в пути.

И Остап подробно, где надо немного приукрасил, поведал все о своем визите с молочником к Шаврову.

– Командор, а кто это такой вольнонаемный сотрудник ОГПУ?

– Да, Остап Ибрагимович, и я не знаю, что есть такие?

Остап рассмеялся и ответил:

– И я не знаю, меня пригласят и тогда все станет ясно, друзья.

– Интересно, если по справедливости.

– Конечно, братец Шура, – ведя автомобиль, согласился Адам.

У конторы их ждал бывший учитель рисования Семен Михайлович Лоев. После приветствия он сообщил, что ему повезло устроиться на работу воспитателем в детдом.

– И когда понадоблюсь для музея, Остап Ибрагимович, я к вашим услугам.

– Хорошо, договорились, Семен Михайлович, – пожал руку рисовальщику Остап, – Всегда милости просим.

На этом они и расстались. Войдя в контору, Бендер сказал своим компаньонам:

– Все, рисовальщик выбыл из игры с его молочником.

– С двумя чашечками, командор, – рассмеялся Балаганов.

– Надо как-то его отблагодарить, Остап Ибрагимович, – посоветовал Козлевич.

– Да, камрады, большую услугу он оказал нам, сам того не сознавая и не зная, конечно.

– И не догадывается, командор. Если по справедливости и надо как-то…

– Как-то не как-то, детушки, а уберем из музея его рисунок молочника и скажем, что мы его продали выгодно…

– Да, за сто рубликов, Остап Ибрагимович, как вроде заплатили тому воришке, как вы докладывали старшему гэпэушнику.

– Верно, командор, и я готов на эти затраты, – подтвердил эксперт.

– Договорились. На днях вручим ему честно заработанные сто рублей за натюрморт. Рисунок надо убрать из музея, камрады.

– На память о Фаберже, командор.

– Ох, этот царский Фаберже, погладил свои усы Козлевич.

– Да, окажись молочник подлинным творением Фаберже, этого царского ювелира, немцы, как я полагаю, не заплатили бы больше ста тысяч.

– Не заплатили бы, командор.

– Да, наверное, и меньше, Остап Ибрагимович, – кашлянул Адам.

– Так, где же наши заветные миллионы? Чтобы мотнуть в это самое Жанейро? Думайте, думайте, мои советчики, компаньоны, единомышленники, – заходил по комнате Бендер.

– Может, все-таки таксомоторный даст нам сумму, – вымолвил Адам.

– И я так думаю, командор.

– Это хорошо, что вы думаете и предполагаете, детушки мои, концессионеры, компаньоны, камрады, единомышленники и так далее… – засмеялся Остап. Но надо найти такое, чтобы не только миллионы получить, но иметь возможность с этими деньгами оказаться за рубежом.

– В этом самом Жанейро, командор.

– Да. Но вначале… вначале за рубежом, а уж потом и в Рио-де-Жанейро, как я говорил и говорю пока…

– Почему «пока», командор?

– Много сложностей, Шура и Адам.

– И все же, Остап Ибрагимович, почему «пока»?

– Много прошло времени, камрады, и идет оно неудержимо. И моя хрустальная мечта юности начала все больше и больше меркнуть, затуманиваться, терять блеск своей привлекательности.

– Если по справедливости, то да, командор, – закивал Балаганов.

– Ну, откроем таксомоторный парк, как желает Адам Казимирович, плюс наше открыточное, похудевшее дело, – рассуждал Остап, похаживая по комнате.

– И антиквариат, командор, – добавил Балаганов.

– Да, антиквариат, археология, друзья, все это хорошее материальное обеспечение сладкой жизни здесь при Советах. При этой самой власти, которая строит социализм и, который я, как и вы, строить не желаем. Хотя невольно и участвуем в этом мистическом деле, хочешь не хочешь.