Остатки

– Какой нахрен Рики? Не ври мне, маньяк-жертва! – на манер инквизитора отбился я – Рики котенок – с подозрением посмотрел на шпиона. Да, может он наемник?

– Маньяк-жертва? – посмотрел на меня как на идиота.

– Просто я еще не определился.

– Пап, я подрос… – вздохнул мальчик.

– Ага, конечно. Тогда я кактус, – склонил голову. Его забавный хвостик, наличие котеночных белых ушек и клычков ну просто супер мило выглядели. Как у моего Рики. Но… КАК?

Серьезное молчание ребенка все-таки заставило меня задуматься.

Я ждал серьезных объяснений, признания, но их не было. Так он что, оправдываться не собирается?

Жертва мутаций пристально смотрел на меня, ожидая реакции и хоть каких-то действий. Но я как в доску бухой смотрел на него в полной прострации.

Ладно, если даже допустить такой вариант, что он может быть выросшим Рики, то, как такое возможно? Когда он успел? Мы же всего ничего поспали и вот он уже человек? То есть я, пардон, намеренно водил за собой настоящего человека, он без палева наблюдал за нашими секс-играми и вообще активно участвовал в мелочах личной жизни? То бишь, идиот и совратитель здесь я? И добить надо меня? Но ведь и Край ничего не знает об этом… инциденте. Да, с виду он немного напоминает вчерашнего котенка, но не в виде человека. И помнит ли он что-то от того, что было раньше? Откуда он вообще такой взялся?

– Как так вышло?! – допустил шизофреническую мысль я. Нет, как в Чернобыле живу твою мать.

Ребенок от неожиданности вздрогнул.

– Мы все, когда вырастаем, становимся людьми. Но я еще маленький, поэтому ушки и хвостик остались – мило прищурился ребенок и в доказательство дернул ушками.

– Так это выходит, что я педофил?!

Боже, это статья. Меня отправят в ад, проведут мимо Чистилища и прямиком к Харону. Я же не извращенец. Я же не педофил. Меня дети не интересуют. А я поцеловал его. Ну как он это расценил? Как?!

Схватившись за голову, я простонал и упал в кровать лицом.

– Ты всегда был таким добрым, – сверкнул клычками Рики.

– О ма-ма, ма-ма,.. ма-ма, ма-ма!!!

– Пап, успокойся. Все же нормально. Ничего не случилось.

То есть… ничего?

– А, ну да… – недоверчиво протянул я, но спорить не стал, – Так! Стоять! Кто это – мы?!

– Такие, как я.

– Так вас, таких вот, много?!

Мир порабощают убийцы, скрытые под вуалью котенков и детей. Заебись живем.

– Раньше было да. А сейчас наверно не так уже. Я не знаю. Сколько себя помню, я рос один. А потом появился па-а-а-апочка, – мечтательно улыбнулся котенок, обняв меня.

– Ты ничего не помнишь?

– Помню. Просто не с начала. Как и обычные люди. Вы же когда рождаетесь, тоже не помните.

– Я вообще почти всю жизнь не помню, – пробурчал я.

– Мы так похожи!

– О бог… ты меня задушишь, – прохрипел я. Для ребенка он через чур сильный. Ошибка природы мило прижала ушки, и я не удержался, чтобы не потрогать их. Они живые… Он отреагировал на прикосновение, дернув ими и засмеялся, прищурив кошачий глазик.

– Щикотно!

– Настоящие? – все же спросил для достоверности. Кошмар-то какой… Хотя забавно, не спорю.

– Конечно! Вот, можешь потрогать, – разрешил ребенок, и хвостик потянулся к моей руке. Я потрепал его и затем погладил. Мягкая, белоснежная шерстка была приятной на ощупь, впрочем, как и весь Рики, когда был еще нормальным животным. И даже пушок остался.

– У тебя такие нежные руки, – следя за моими движениями, словно промурчал маленький. Но потом он резко выдернул свое кошачье достоинство… хвост в смысле, и посмотрел на меня широкими глазенками – Ты ведь не бросишь меня? Потому что я стал таким? Не бросишь ведь?

Под таким пронизывающим и испытывающим взглядом мне стало не по себе.

– Ну, я же не изверг – выбрасывать ребенка на улицу, – улыбнулся я. А внутри улыбаться совершенно не хотелось! Что это еще за ребенок? Ну не бывает же такого, чтобы вот так взять и прыгать из одного состояния в другое! От него можно ожидать всего чего угодно – это точно. Кто знает, что еще спрятано в рукаве у этого недоребенка…

– Папа теплый, – протянуло это существо.

– Такими темпами скоро холодным стану.

– Ну па-а-а-ап!

– Оденься хотя бы.

Поднявшись, дал ему футболку. Так, ножи и оружие спрятаны точно не здесь. А вдруг он сквозь стены прыгает?

– Ты подождешь? – ласково поинтересовался я. Бежать, бежать, бежать.

– Конечно, – кивнул он.

Махая ему и натягивая на лицо идиотскую улыбку, шмыгнул за дверь.

Нужно забаррикадировать дверь… И еще запастись оружием… и побольше. Вдруг он знает секреты кунг-фу, карате или дзюдо, или ушу, или может даже страшнее. Драться с ним мне не хочется, я детей не бью. Это парадокс, господа.

Лучший способ – это спрятаться и дожидаться Края. Позвонить ему, пусть берет подкрепление, организацию по борьбе с такими существами и прочими хим-отходами и жертвами. Я не буду его убивать. Но и жить с ним страшно. Может у него еще третий глаз вырастет и клешни полезут.

Закрыв на ключ дверь, я достал телефон.

– Пап, ты чего там сидишь? – я вздрогнул от этого детского голосочка и уронил свое спасение.

– Что ты делаешь? Я могу войти?

А, то есть наличие закрытой на замок двери его не смущает? Он всесилен!

– Кра-а-а-а-ай! Спасите! Жертва экспериментов хочет открыть дверь!!! Кра-а-а-а-а-ай!! – заорал я в приступе паники, прижимая к себе подушку и забившись в угол дивана.

– Папа, почему ты злишься? Я чем-то обидел тебя или что-то не то сделал? – плаксиво спросил он. Прикидывается, сволочь. А у меня в голове так и стоит кровожадная картина его острых зубов с застрявшими ошметками мяса и кровью, длинные когти и бешенные налитые кровью глаза…

– Верни мне Рики! Чу-чудовище! – пискнул я.

– Папа, папулечка. Папочка, любимый! Выходи! Не злись!

– Я буду кричать! – на грани срыва предупредил я.

– Ты и без того орешь так, что тебя в пустыне слышно, – послышался голос рядом с дверью.

– Ты услышал мои молитвы! Бей его лопатой!

– Побереги меня от таких молитв. Ты истеришь так, как будто тебя режут.

– Беги, Форест! Он тебя сожрет! – крикнул я.

– Нико, я, конечно, знал, что ты… наивный, но не до такой же степени, – по голосу было понятно, что он вздохнул.