Оставьте тело вне войны

Раненые сразу захотели пить и есть. Бачок с кипячёной водой был, а вот еды не было. Настенька забегала с кружкой, поя всех подряд. Двое попросились в туалет.

— Какой вам туалет, вам вставать месяц нельзя!

— Отстёгивай дочка, не надо утку, сам дойду, — говорил пожилой красноармеец. Раненые заволновались, нащупав страховочные ремни, притягивающие их к носилкам.

— Глеб, это ты их вылечил? — догадался спросить Михайлов.

— Да, не могу же я мимо раненых бойцов пройти!

Тогда комбат встал, повернулся к раненым и громко сказал:

— Товарищи раненые, вы находитесь в санитарном самолёте. Вас везут в Москву в госпиталь. Не волнуйтесь. У вас лежачие места на носилках. Чтобы вы не вывалились при манёврах самолёта, пристёгнуты ремнями. Медсестра обойдёт каждого и сделает всё необходимое. Приятного полёта, выздоравливайте.

— Молодец, Боря. А я что-то сразу и не сообразил, что народ испугается.

— Лежите родненькие, успокаивала их Настенька. Через три часа прилетим.

— Им надо что-то поесть, — сказал Борису Глеб. — Организм требует пищи для восстановления утраченных функций. Надо было мне им перед самой посадкой помощь оказать, но двое уже плохи были. Спроси у экипажа, может у них чего в загашнике есть.

Комбат повернулся кабине, но борттехника на стульчике не было.

— Командир, держи штурвал крепче, — заявил влетевший в кабину Жора. — Нас посетил Хранитель! На корабле бунт!

— И что пассажиры хотят?

— Бунтуют раненые! Которых излечил Хранитель!

— Бунт пресечь, узнать что хотят, требования удовлетворить!

— Командир, я серьёзно! — взвыл Жора.

В это время дверь кабины открылась ещё раз.

— Капитан Михайлов. Мужики, у вас ничего раненым поесть нет?

— Жора, выдай капитану весь наш паёк, — оглянувшись, распорядился майор Степанов. — И чаю вскипяти большой чайник с сахаром.

— Спасибо, — сказал комбат. Он вернулся в салон и взялся за свою сумку. Старшина положил четыре банки тушёнки и булку хлеба. Борис достал всё съедобное и две ложки наружу. Поймав метавшуюся с кружкой Настю, сказал:

— Ты не волнуйся, они все на поправку резко пошли. Их сейчас накормить надо. Гена, если есть что из еды, то доставай, будем раненых кормить, — заметив взгляд капитана, сказал он Изюмову. — И ты Наталья тоже впрягайся, — озадачил он жену.

Жора притащил пять банок тушёнки и булку хлеба. У Гены нашлось две банки рыбных консервов.

— С левого борта сзади двое раненых тяжёлых. Нижний и верхний. Всем дайте по полбанки тушёнки с хлебом, а этим ещё и рыбные консервы, — распорядился Глеб.

Комбат начал ножом взрезать банки и резать хлеб.

— Давайте, девчонки кормите раненых, всем по полбанки тушенки с хлебом и чай с сахаром командир обещал.

Ложек нашлось шесть штук, кружек тоже шесть. Жора притащил чайник и разливал. Пить и есть лёжа очень тяжело. Надо человека хоть чуть-чуть приподнять. Поэтому пришлось всех лежачих отстегнуть. Комбат и Изюмов чуть приподнимали за плечи больных, девчата кормили, некоторые ели сами. Нижний ряд, оказалось, накормить тяжелее всего. Приходилось вставать на колени. Но за полчаса управились. Тяжёлым больным скормили и рыбную консерву.

Выпив чаю, крайний боец, с которого Глеб начал лечение, сказал:

— Вот не верил я в Хранителя, думал сказки всё это. А теперь верю, сам видел!

— И что же ты видел? — тут же раздалось сбоку

— Руки светящиеся, вон над тем хлопцем долго висели, — показал он пальцем на противоположный ряд. — А над остальными по несколько секунд. Так что прилетим в Москву здоровыми. Полежим недельку, как водится, Москву посмотрим, и назад, на фронт.

Жора пошел ставить второй чайник. Вернувшись, вручил Анастасии плитку шоколада:

— Это для девушек к чаю, командир прислал.

— Спасибо, — зарделась Настя. И честно поделилась с Натальей.

Сладкий горячий чай был хорош. Боря пил с удовольствием, да и все остальные тоже. Раненые, поев, уснули, лишь двое продолжали обсуждать появление Хранителя.

К комбату подошёл борттехник и тихо, чтобы никто не слышал, сказал:

— Товарищ капитан, командир просит зайти в кабину.

— Майор Степанов, — представился лётчик. — Капитан, как думаешь, стоит мне своему особисту докладывать, что нас посетил Хранитель?

— Пусть доложит, но точку на маршруте укажет в полосе шестой или пятой армии не дальше Ровно.

— Спасибо, капитан, — поблагодарил командир экипажа, когда Борис продублировал ему слова Глеба. — А то дела вокруг пошли секретные, а мы к ним не привыкли.

— Если что, — сошлётесь на меня, сказал Борис. — Капитан Михайлов. — Да и не будет никакого шума. В Москве нас встретят.

" А ведь могут и встретить! — подумал Глеб. — Но не те, кому надо!"

— Боря, спроси, они обычно на каком аэродроме приземляются?

— С ранеными или на Центральном или в Тушино. Оттуда ближе всего развезти по госпиталям.

— А второй борт где будет садиться? Они же парой идут?

Михайлов продублировал вопрос.

— Или с нами, или в Чкаловском. Как прикажут.

— Поблагодари и предупреди, что возможна попытка нас сбить своими или чужими истребителями при подлёте к Москве.

Борис предупредил и вышел из кабины.

— Штурман, что об этом думаешь? — спросил командир.

— Сопровождает Хранитель кого-то. Или раненого или Михайлова.

— Вот и я об этом подумал.

— Предупреди 78-й борт, пусть стрелка в кабину посадят и смотрят в оба, нам происшествия ни к чему.

Глеб вышел на Поршнёва. Думал, что не достанет по мыслесвязи, расстояниё всё-таки уже под тысячу километров, но достал свободно. Попросил обеспечить встречу на аэродроме и истребительное прикрытие при подлёте к Москве.

— Неспокойно у меня на душе, Егор Тимофеевич. Что-то не так идет.

— Хорошо Хранитель. Посадим вас на Центральный аэродром. Прикрытие обеспечим. Пароль для опознавания "Львов 41".