Оставьте тело вне войны
Шрифт:
— Село как называется?
— Вытычно.
— Немецкие самолеты, в какую сторону летят?
— Вот туда, к границе, — показал паренёк, — а обратно, вот туда, показал он на северо-запад.
— Точно туда? — переспросил Глеб, желая убедиться.
— Точно пан, вон на те ёлки, — показал пастух на три мощные ели, возвышающиеся над лесом в трехстах метра.
— Спасибо, — сказал сержант, взял направление поднялся вверх и понесся на северо-запад.
Аэродром он обнаружил двумя километрами северо-восточнее Любашува. Рядом с железной дорогой. От небольшого разъезда шла накатанная дорога. Видно немцам всё подвозили по железке. На аэродроме действительно сидело две группы. У каждой была своя взлётная полоса, хорошо заметная по выбитой траве. Всё остальное примерно соответствовало полевому аэродрому в Томашуве. Самолёты были замаскированы на кромке леса. В плане, если посмотреть сверху, аэродром представлял собой две соединенные дуги. В каждой дуге сидело по группе пикировщиков. Склады у каждой группы были свои, землянки пилотов и техников разнесены.
Сразу под Ковель он возвращаться не стал. Аэродром оказался вдвое дальше от границы, чем рассчитывали наши лётчики. Практически он находился в пятидесяти километрах севернее Люблина. А Люблин большой город, вряд ли немцы оставили его без прикрытия. Это железнодорожный узел, оттуда идёт снабжение.
Аэродром в Люблине действительно был. Стационарный, бетонный. Базировалась на нем группа истребителей и бомбардировщиков. Охраняло восемнадцать зениток. Сержант всё внимательно рассмотрел и запомнил. Даже определил два возможных направления атаки истребителей: на бреющем, вдоль домов личного состава и от реки. Вряд ли зенитки будут бить по самолётам на фоне своих домов, где проживали пилоты и техники. А подобравшись вдоль реки, истребители в упор выходили на цель, поскольку аэродром находился на высоком берегу.
Сержант представил себе лицо генерала Потапова и, сделав усилие, переместился одним скачком обратно в блиндаж командующего.
— Михаил Иванович, это Хранитель Ткачёв. Разведку произвёл, но планы придётся корректировать. У вас есть отдельное помещение, где мы бы смогли переговорить? И надо будет пригласить начальника штаба с картами района Люблин и Любашув.
— Сейчас сделаем. А помещение есть, меня Музыченко ввел в курс дела, — показал он на дверь в стене блиндажа.
Через минуту подошёл начальник штаба 5-й армии генерал-майор Писаревский. Писаревский был выходцем из кавалеристов. На начальника штаба армии был назначен в марте 1941 года с начштаба кавалерийского корпуса. Окончил кавалерийскую школу, разведывательные курсы, Военную академию имени Фрунзе.
— Дмитрий Сергеевич, здесь Хранитель Ткачёв, — сообщил ему Потапов, закрыв дверь в отдельную комнату.
— Здравствуйте, Хранитель, — поздоровался Писаревский. — Рад снова с вами общаться.
— Здравствуйте Дмитрий Сергеевич, — поздоровался Глеб, входя в ментальную связь. — Приготовьте бумагу, карандаши, будем наносить информацию. Мне, пожалуйста, синий мягкий карандаш.
Генерал сел за стол, разложил карты, протянул карандаш. Командующий сел рядом.
Ткачёв взял карандаш, и начал докладывать:
— Мною была проведена разведка села Вытычно. Аэродрома в этом месте нет. Немцы над селом снижаются и делают поворот на северо-запад в направлении Любашув. Аэродром пикировщиков находится два с половиной километра северо-восточнее Любашува, в районе вот этого железнодорожного разъезда. От разъезда имеется дорога вот к этому лесному массиву, аэродром здесь, поставил Глеб точку на карте. Сидят две группы, до восьмидесяти самолётов.
— А сейчас, Дмитрий Сергеевич, возьмите листочек, будем рисовать план аэродрома.
Начальник штаба, улыбнувшись, довольно потер руки:
— Это мы мигом!
Прирожденный разведчик, много лет прослуживший в разведывательных подразделениях кавалерии, он радовался любой добытой информации.
— Нарисуйте две примыкающих друг к другу дуги (Как брови у Брежнева), — чуть не сказал Глеб. — Это примерный вид аэродрома. Дорога от разъезда подходит к средней части, где соединяются дуги. Её сверху видно. Длина каждой дуги примерно пятьсот метров. Каждая группа имеет взлетную полосу, они тоже заметны с воздуха. Но в принципе площадка ровная и позволяет взлетать в любую сторону. Самолеты расположены, — Глеб стал наносить точки, — здесь и здесь. Стоянки углублены в лес, самолёты накрыты сетями. Блиндажи для летчиков и техников находятся здесь, в ста метрах позади стоянок самолётов. Штабные землянки можно определить по антеннам, они в центре. Каждая группа имеет по семь блиндажей, сделанных в два наката. Летчики слева, техники справа. Склады топлива вот в этих местах, бомбы складированы здесь и здесь. Аэродромная техника находится на стоянках род кронами деревьев в двух местах. Зениток шесть штук, двадцати миллиметровые четырёх ствольные автоматы. Расположены вот в этих местах. Расстояние от начала левой дуги пятьдесят и сто метров, — показал Глеб карандашом, а Писаревский сделал пометку метража. В центре, где дуги сходятся, одна зенитка практически на самой опушке, и может вести огонь в разные стороны. Вторая, прикрывает вот эту группу, и может вести огонь только вверх и вправо. На фасе правой дуги зенитки расположены на расстоянии двадцати и восьмидесяти метров от края выступа. Да, блиндажи зенитчиков расположены здесь и здесь, указал сержант. Вот собственно по этому аэродрому и всё. Могу сразу добавить, что налёт на этот аэродром обречён на провал, большую часть наших самолётов собьют при отходе. Причина: наличие аэродрома истребителей в Люблине.
— А нельзя ли поподробнее Хранитель, об этом аэродроме? — спросил командующий.
— Для этого и летал, — сказал Глеб. И выдал всю информацию по Люблину. Начальник штаба изрисовал второй листок с новыми целями.
— Что можете предложить, — спросил Потапов после доклада.
— Разбить операцию на два этапа, — высказал своё мнение Глеб. Сначала уничтожить
аэродром в Люблине, а потом уже ударить по пикировщикам. Или одновременно, если хватит сил. В шестой армии с успехом применяли ротативные бомбы, для бомбёжки самолётных стоянок они в самый раз, накрывают большую площадь. Для атаки на зенитки в Люблине я присмотрел два маршрута, вот здесь и здесь, — показал сержант на плане. — На бреющем полёте в первом случае по самолётам не дают открыть огонь дома с лётчиками, во втором прикрывает берег реки, можно сразу выйти на зенитки в упор. Вот эти крупнокалиберные надо уничтожить в первую очередь, тогда наши бомбардировщики смогут отбомбиться с трех километров по самолётным стоянкам, накрыв в первую очередь истребители, чтоб не взлетели. В воздухе барражировала пара мессеров, пока я наблюдал аэродром, но может быть и больше. Возможно, получится проложить маршрут в обход населённых пунктов, чтобы выйти к аэродромам неожиданно. Границу в местах пересечения заблокировать артиллерийским налётом, чтобы ни у кого и мысли не было сообщать о пролётах самолётов.— Спасибо, Хранитель, за разведку, — поблагодарил генерал-майор Потапов. — Будем думать.
— Тогда я к себе в батальон, — сказал Глеб. — И удачи вам, и вашим войскам! — перекрестил он обоих генералов, и те увидели светящуюся руку и вспыхнувший крест.
Г Л А В А 15
Когда Глеб вернулся в батальон, работы там уже не велись. Старшина ходил счастливым, ему удалось договориться в банно-прачечном отряде округа о стирке и дезинфекции белья. Поэтому сегодня после обеда он организовал баню. Сдвинули две палатки, в одной была раздевалка, в другой моечное отделение. Одна кухня стояла и беспрерывно грела воду. Два бойца вёдрами таскали холодную и горячую воду и подливали в две чистые металлические бочки, поставленные в мойке. На земле в палатках лежали доски, установленные на лаги. Несколько широких лавок дополняли картинку. В моечной имелось десять банных шаек, расставленных на лавках, и два больших ковша для зачерпывания воды. Мыло и пучок волокна для мочалки, старшина каждому выдавал лично, при этом, не забывая напомнить, чтобы мыло берегли — последнее. Бельё со склада Николаев получил новое, бойцы лишь проветрили его, развесив на верёвках на солнце. Запускал старшина по десять человек. Время помывки пятнадцать минут. Быстрее всех условно "помылись" якуты. Зашли в раздевалку, заглянули в мойку, где красноармейцы яростно тёрли себя мочалками и вышли, решив, что не стоит смывать с себя благословление предков. Нет, умываться они умывались, и утром и после работы. Ремонтник, он ведь сначала руки бензином моет, а потом водой с мылом. Иначе масло не ототрёшь. Да и вообще ремонтника сразу по рукам узнать можно, у всех чёрная каёмка под ногтями, как у водителей и танкистов. Это у красноармейцев руки натруженные, и с мозолями, от лопаты и винтовки. А у ремонтников, ко всему ещё, руки покрасневшие, и с остатками въевшегося масла под ногтями. Рытгин и Кутагин просто переоделись в чистое бельё, вручив дневальному по бане грязное, и вышли. Они были довольны. Банный день удался. Бельё дали, мыло дали, и мочалка пригодится руки оттирать.
Грязное бельё старшина собирал по взводам. Каждый комплект был подписан. Старшина заставил всех нитками вышить фамилию на подоле рубахи и поясе кальсон. Если заразу какую подцепил, то сам от неё и страдай. Хотя в банно-прачечной, он договорился, что обработают по полному циклу, сначала в бучильном котле тридцать минут, где бельё кипит вместе с щелоком, потом в парильной камере, а затем уже стирка. Всех микробов и паразитов убивает напрочь.
Командиры мылись после красноармейцев, правда, старшина предварительно перед этим провёл лёгкую уборку, заставив красноармейца из наряда сполоснуть пол и протереть тряпкой мокрые доски и лавки. Такую уборку он проводил после каждого взвода. Рябининых тоже пригласили, они тоже красноармейцы, хоть вольнонаёмные. Женщины были довольны возможностью помыться больше всех. К ужину весь батальон благоухал мылом и чистотой. После ужина на помывку направились штабные, а затем бойцы комендантской роты. Старшина у Огнева затребовал наряд для топки кухонных котлов и уборки помещения. Старший лейтенант, в общем, не возражал, требования были законными. Старшины у них на ППД не было, его отправили с комендантским взводом в поле. Чистое бельё им вещевик тоже выдал, а Николаев им пообещал грязное завтра с утра свезти в стирку.
На ужин опять было много мяса. С гречневой кашей. Свежий хлеб отсутствовал, поскольку передвижной хлебозавод тоже ушёл вместе с дивизией. Все хрустели сухарями, или макали их в сладкий чай. После того как поужинали, Маэстро развернул баян. Пели песни. Начали с военных: От тайги до британских морей, По долинам и по взгорьям, Три танкиста, а дальше Утро красит нежным цветом, Спят курганы тёмные, Широка страна моя родная, Любимый город, Синий платочек, Утомлённое солнце, что на ум придёт. Маэстро знал песен множество. И народ подхватывал, причем так мощно, что улицы от этого красноармейского хора настороженно затихали.
Глеб заметил, что как только заиграл баян, к батальону потянулись люди. Ни один не пришёл без оружия, даже штабные. Дневальный на входе, тех, кого знал, пропускал сразу, у остальных требовал удостоверение красноармейца. И люди с гордостью показывали. Борис проинструктировал наряд правильно.
Часовые на вышках тоже развернулись в сторону музыканта, а вот это было уже плохо. Глеб одёрнул двух красноармейцев, и, чуть нажав, внушил: — Смотри внимательно, могут напасть! Бойцы сразу повернулись и стали бдительно наблюдать за обстановкой вокруг.