Осторожно, спойлеры!

Она задумалась над ответом, постукивая зубцами вилки по тарелке.

– Наверное… – Она снова подняла глаза на него. – Когда я была маленькой, в Нортридже произошло землетрясение, и по телевизору показывали геолога. Она так увлекательно рассказывала! Так умно! Она произвела на меня сильное впечатление. Некоторое время после этого я увлекалась сейсмологией.

Он вспомнил, как сам смотрел новости про то землетрясение, но Лома-Приета [11] все же было более ярким воспоминанием.

11

Землетрясение, произошедшее 17 октября 1989 года около Сан-Франциско (Калифорния, США).

Многие следили за матчем ежегодного чемпионата США по бейсболу. Однако он еще занимался, кипя от негодования. А потом: зловещий гул со всех сторон, звон хрупкого стекла и фарфора, треск заходившего ходуном дома, спешка в мамином голосе, когда она толкнула его под обеденный стол, за которым они вместе страдали каждый день. То, как она пыталась закрыть его голову своим телом.

Почему от этого воспоминания так больно?

– Потом, летом в старшей школе я занималась в геологическом кружке и поняла, что все-таки моя любовь не сейсмология, – продолжила Эйприл и проглотила еще кусочек курицы. – А осадочные породы.

Что ж, на этот раз его невежество не было притворным. Он не отличил бы осадочную породу от… любой другой. Желание его родителей преподавать естественные науки бледнело по сравнению с их любовью к языкам и истории.

В ее широкой улыбке промелькнул намек на лукавство, и он заерзал на стуле.

– Эта любовь длится по сей день. Грязная. Буквально.

Он торопливо глотнул воды. Прочистил горло.

– Хорошо. Почему ты так любишь осадковые породы?

Ее улыбка не дрогнула. Она наклонила голову, словно отдавая ему должное. Признавая его актерское мастерство, умение изображать из себя тупиц. Он прямо-таки слышал, как она произносит своим хриплым, но нежным голосом; «Отлично, Маркус».

Боже, он попал.

Олаф подошел долить им воды, но Маркус не мог оторвать глаз от Эйприл.

Когда она подалась вперед, ее декольте…

Нет, он не станет смотреть на ее декольте. Не станет.

– Я люблю осадочные породы…

К ее чести, она не сделала ударение на правильном слове.

– Потому что люблю истории, которые они рассказывают. Если смотреть внимательно, если ты хорошо обучен, если используешь правильные инструменты, то можешь посмотреть на определенное место и сказать, было ли там раньше озеро. Ты можешь сказать, была ли эта местность частью речной системы, проходил ли там сель после извержения вулкана, был ли там горный обвал или грязевой оползень.

Когда она говорила, ее руки рисовали в воздухе картины, повторяя движение воды и земли.

Черт! Даже с этими жестами он не понимал и половины того, что она говорила, но чертовски возбудился. Умные, состоявшиеся, влюбленные в свое дело женщины всегда были его слабостью, хотя он знал, что никогда не будет достоин их.

Эйприл подождала, пока он посмотрит ей в глаза, а затем продолжила. Каждое слово из ее уст звучало теперь как песнь сирены.

– Придется копать, – заговорила она, не отводя глаз, и он не мог отвести взгляд. – Придется внимательно смотреть, но там тебя ждет история. Она хочет, чтобы ты увидел знаки. Она хочет быть рассказанной.

Под этим ясным, спокойным взглядом ему хотелось снова спрятаться под стол. Прикрыть голову и защитить себя, пока пол под ним качается и выгибается.

Потом она взяла вилку и наколола еще кусочек зеленой фасоли, а ему удалось наконец нормально дышать. Он вдруг ощутил, что земля под ногами на самом деле не твердая и неподвижная. Она постоянно двигается. И глубоко-глубоко под безмятежной, спокойной поверхностью даже камень плавится, горит и течет.

– К тому же геология находится на стыке множества наук, – небрежно добавила Эйприл. – Химия, физика, биология – все идут в ход. Это мне тоже нравилось, потому что я интересовалась разными предметами.

Ему не следует спрашивать. Он точно не собирается спрашивать. И все-таки…

– Почему ты сказала, что это грязная любовь?

Вот.

Закрыв глаза, он уронил голову и сильно выдохнул через нос. Черт. Ему не нужно дополнительных причин желать Эйприл, когда его внутренности и так узлом завязываются при каждом взгляде на ее бледную, покрытую веснушками кожу в отблесках свечей. Когда она без труда проникла сквозь внешний слой и вскрыла то, что под ним, а он хотел оставаться нераскрытым. Хотя бы пока.

– До сих пор я проводила немалую часть своих рабочих дней на объектах, копаясь в грунте. Определяла загрязнения на бывших промышленных участках и устанавливала, какие варианты очистки возможны в сложившихся ситуациях. Объекты могли быть самыми разными. В последние несколько недель я занималась бывшим заводом пестицидов, где почва загрязнена металлами.

Когда он снова открыл глаза, она подбирала с тарелки остатки поленты. Что ж, это гораздо менее сексуально, чем он надеялся и одновременно боялся.

Однако, несмотря на ее прозаичный тон, ее работа казалась… опасной. Технической. Физической в таких смыслах, которых он не ожидал.

Увлеченный, он положил локти на стол.

– Что будет с тем участком после очистки?

Она подняла округлое плечо.

– В зависимости от решения собственника она может стать чем угодно от стоянки до жилого района.

Он не понимал. Правда не понимал. Как возможно такое преображение? Как может что-то насквозь отравленное стать местом для семьи? Для дома?

– Но это зависит не от меня и даже не от консультанта, который будет заниматься участком со следующей недели.

Ее бледная шея дрогнула, когда она сделала глоток воды, и Маркус тоже был вынужден сглотнуть.

– Либо собственник тратит огромное количество времени, усилий и денег, необходимых, чтобы вычерпать весь загрязненный грунт и разместить его где-то еще, либо нет. Во многих случаях просто не может.

Маркус затеребил рукав пиджака.

– А если не станет? Или не сможет?

Опустив руку, она как будто накрыла что-то.

– Тогда консультантам говорят положить на землю заглушку. От двух до пяти футов чистой почвы над загрязнением. Это дешевле. Легче.

– Но?

Тут есть подвох. Маркус понимал это, даже ни капли не разбираясь в геологии.

– Но в таком случае землю нельзя будет использовать для целей, которые требуют копать глубже поверхностного слоя. Варианты ее использования в будущем навсегда ограничены, – продолжила она. В ее голосе не было осуждения. Это была констатация факта, не обличение. – По крайней мере до тех пор, пока этот собственник или следующий не изменит решение.