Осторожно: злая инквизиция!

Я покачал головой: не надо. Не хватало еще гражданское лицо в расследование впутывать. И преступника спугнет, и сама подставится…

Но картина вырисовывалась все интереснее.

Летом светлеет рано, а мы еще и провозились часов до пяти, по горячим следам перенося на карту метки из обряда, — поэтому домой ехали облитые утренним солнцем, которое вовсю намекало, что уж сегодня оно нам задаст. Благо сторож так и не осчастливил нас визитом — кому нужны ряды безликих табличек, где нечего украсть, а значит, нечего и сторожить? Отвести ему глаза, конечно, не составило бы труда, но этого не потребовалось.

— «Ксюня»? — многозначительно поинтересовался я у Свердловой, когда мы загрузились в машину и тронулись с места.

— Иди к черту, — светски отозвалась Свердлова.

— Нет, ну серьезно! Ксюня?!

— Соколов, — с великолепным презрением, написанным на лице, повернулась ко мне Ксения. — Они — друзья детства. Им — можно. А ты еще раз меня так назовешь — и язык отнимется!

Судя по слабому колыханию силы, Свердлова была вполне готова перейти от слов к делу, и, чтобы не пришлось потом ее сажать в тюрьму, тему я закрыл.

Но гнусную ухмылку с лица не стер.

На кладбище я с трудом подавил мстительный порыв среди ночи связаться с отцом Власием, вывалить ему на голову добытую информацию тоном «Я же говорил!» и получить-таки наконец свое подкрепление, а теперь мысленно составлял доклад таким образом, чтобы это «Я же говорил!» там чувствовалось, но так, будто это не я сказал, а оно начальству мерещится.

От непростой задачи меня отвлекла Ксения, неожиданно скомандовав:

— Вот здесь остановись!

Я послушно приткнул машину возле торгового центра, похоже, круглосуточного, и только потом поинтересовался:

— Зачем?

Ксюша взглянула на меня, как на убогого:

— Максим, у меня стресс! Я этой ночью могилу вскрывала, а вечером вообще — готовила! Мне необходимо успокоительное.

Я понимающе ухмыльнулся — и ошибся. Потому что пошли мы не к торговому центру, а к стихийному фермерскому рынку, спозаранку собравшемуся рядом с ТЦ.

Выяснилось, что успокоительное Свердлова предпочитает не в бутылках, а в берестяных лукошках, расфасованное по два килограмма и одуряюще пахнущее клубникой на весь салон.

Кстати, отличное было мясо по-французски!

Глава 9 Ксения

Иногда бывают дни, когда женщине надо бу-бу-бу.

Чаще всего они совпадают с месячными, но бывают и выдающиеся случаи.

У меня, к примеру, выдался сегодня.

И основная сложность совместного существования с кем-то в общем пространстве заключается в том, что, когда тебе надо бу-бу-бу, ему может быть нужно совершенно иного. Общаться, к примеру. Или секса. Или жрать.

Большая часть отношений (по крайней мере, у меня) разваливается именно из-за того, что в тот момент, когда один из партнеров остро нуждается в одиночестве, второй не понимает намеков и ломится в личное пространство.

Нарычав на Макса, который предложил мне помощь, я тщательно разделила ягоды пополам в две тарелки. Получилось ровно. Критически изучив получившийся натюрморт, я отобрала несколько ягод у Макса и переложила себе: нечего! Он в мой город такую гадость притащил, заслужил!

После этого тщательно прополоскала свой килограмм и ушла в спальню. Дверь, демонстративно хлопнувшая и не открывшаяся, недвусмысленно намекнула: не влезай, убьет!

Нужно было залезть в сеть проверить почту, обработать заказы, просмотреть отзывы и комментарии и облизать клиентов и случайных мимопроходилов…

Я сидела в постели и ничего не делала. На ногах у меня стоял поднос, а на нем — две миски. Полная, с клубникой, и пустая, для ягодных хвостиков.

Ксюня… Ксюня!

А я, может, и не против!

Вот только… вот только уедет кое-кто в свои столицы.

А катись оно все покатом! Пробьемся.

Я медленно растирала по небу очередную ягоду и смотрела в окно, где вовсю неистовствовало утро.

Медитативное занятие.

Когда минут через двадцать Макс нарушил мое одиночество осторожным стуком, я свирепо рявкнула:

— Что надо?!

Вместо ответа он приоткрыл дверь и, не входя, бросил в меня мороженым.

Дверь снова закрылась. Холодный, в капельках конденсата брикет эскимо на палочке остался лежать на постели рядом со мной.

Так как вставать за ложкой и тарелкой было откровенно лень, пришлось использовать то, что есть. Вытряхнув плодоножки на поднос, я протерла освободившуюся миску и переложила в нее мороженое. За ложечку сойдет палочка от эскимо.

Кажется, жизнь налаживается. Потому что, макая клубничину в мороженое, смотреть в окно куда приятнее.

Чуть позже, когда мороженое и хандра закончились, а клубника еще нет, я приняла героическое решение выползти к людям.

Людь на кухне творил какое-то колдунство: булькали на плите кастрюлька и сотейник, в раковине в дуршлаге стекали вымытые овощи, а на обеденном столе скромно приткнулся в углу инквизиторский ноутбук — здоровая серебристая зверюга.

Сам великий колдун с сосредоточенным видом пробовал варево из кастрюльки на соль, перец и лавровый лист — по крайней мере, эти специи выстроились ровным рядком, как на парад, у него под рукой.

Сгрузив поднос на разделочный стол и трепетно прижав к боку миску с недоеденной клубникой, я последовательно сунула нос везде: в огурцы и редис в мойке, картофель на плите…

— Окрошка, что ли?

— Угу.

— Это ты зря, — с бывалым видом предрекла я. — Мы из-за рецепта передеремся!

— Я тебе уступлю, — ухмыльнулся Макс.

— Нет уж, дорогой, я уже настроилась!

И, на пару оборжав бородатый анекдот, мы вполне мирно поделили работу: Максу достался редис, а я, бдительно отодвинув подальше от инквизитора клубнику, крошила огурцы.

— Я написал в Орден. Отправил подробный отчет и запросил помощь. Пока нет ясности, связаны события на кладбище с нашими убийствами или нет, веду дело я, а там видно будет. Но обещали прислать специалистов в качестве подкрепления.

— А там, глядишь, ты раскроешь дело, и выйдет прекрасная экономия ресурсов, — ехидно поддакнула я.

— Этот расклад близок к идеальному, — благосклонно согласился Соколов.

А я только в этот момент заметила, что он режет отварную грудинку. Грудинку! На окрошку!