Остроумие мира

Делапорт написал и сдал в театр «Варьете» в Париже водевиль «Дочь Грегуара». Пьеса была плохая, и ее освистали. Между прочим, одно из главных действующих лиц в пьесе был горбатый. И когда кто-то из актеров или публики, желая подшутить над злополучным Делапортом, спросил у него: «Что это сегодня так свистят, господин Делапорт?» – тот отвечал: «Очень простая вещь! Главное действующее лицо горбатый, а в публике собралось несколько горбатых, вот они и свистят!»

Быстро разбогатевший буржуа заказал известному скульптору Прео большую группу, долженствовавшую представлять Полифема, раздавившего скалою Акиса. Скульптор занят был другими работами и не исполнил заказа к сроку. Заказчик начал ему надо едать, и Прео, выведенный из терпения, однажды, когда тот опять пришел, подвел его к куче лепной глины и объявил, что вот, дескать, готово, получайте.

– Где же Акис?.. – недоумевал заказчик, оглядывая кучу со всех сторон.

– Как где? Ведь он же задавлен! Он под скалою, его не видно.

– А Полифем?

– Полифем сделал дело, навалил скалу и ушел. Что же ему еще тут делать? Стоять над скалой, караулить ее?

Герцог Омон был чрезвычайно ленив и, когда долго не брился, говаривал: «Омон, Бог создал тебя дворянином, король сделал тебя герцогом. Все это сделали для тебя другие. Сделай же что-либо и сам для себя – побрейся!»

А. Каррачи. Полифем в ярости

Английский врач Абернети был мрачен, суров, а главное, ужасно молчалив и ценил в людях лаконизм превыше всех других добродетелей. Одна дама, знавшая это его свойство, будучи укушена собакой, пришла к нему за советом и молча протянула ему укушенную руку. Абернети осмотрел рану и затем между врачом и пациенткой произошел такой разговор:

– Царапина? – спрашивает врач.

– Укус.

– Кошка?

– Собака.

– Сегодня?

– Вчера.

– Болит?

– Нет.

Доктор пришел в такой восторг от этой пациентки, что почти обнял ее.

Он не любил также, когда его беспокоили по ночам. Один раз он только что вернулся с ночного визита и улегся в постель, как опять раздался звонок и чей-то встревоженный голос требовал немедленно доктора.

– Что случилось? – крикнул рассерженный Абернети.

– Доктор, ради бога поспешите, мой сын проглотил мышь, помогите!..

– Ну так дайте ему проглотить кошку и оставьте меня в покое!

Лорд Честерфилд сохранил свойственные ему от природы веселость и шутливость почти до самого смертного часа. За несколько дней до смерти он кое-как собрался с силами и сделал небольшую прогулку в экипаже.

– Вы прокатились по свежему воздуху, милорд? – спросил его кто-то, когда он возвратился с прогулки.

– Нет, это я уже приступил к репетициям моих похорон, – отвечал шутливый лорд.

Профессор юридического факультета в Париже РуайэКоллар был обременен долгами и в этом смысле был так же знаменит, как и своими учеными трудами. Однажды на экзамене он спросил у студента, что такое вексель. Ленивый и ровно ничего не знавший юноша долго мялся и, наконец, откровенно сказал:

– Не знаю.

– Экий счастливец! – вздохнул профессор и поставил «отлично».

Богатый банкир Жюль Эркю вел знакомство с представителями высшей аристократии, по преимуществу молодыми людьми, живущими на широкую ногу. Один из них, посетив его однажды, попросил ссудить ему несколько тысяч в долг.

– Сию минуту, – сказал Эркю очень спокойно. Он достал какую-то тетрадь, развернул ее и написал: «Такому-то выдано столькото, такого-то числа и месяца».

Потом захлопнул тетрадь, поставил ее на место и как ни в чем ни бывало продолжал прерванный разговор. Приятель, несказанно обрадованный таким легким успехом, долгое время оживленно поддерживал беседу, но, наконец, соскучился и осторожно напомнил о деньгах.

– Какие деньги? – изумился Эркю.

– Как какие? Которые я у тебя просил… Ведь ты сам записал уже, что выдал их мне.

– Друг мой, – спокойно возразил Эркю, – я такими операциями не занимаюсь, не даю денег взаймы первому, кто на это изъявит желание. А записываю я такие просьбы просто ради любопытства. Мне хотелось знать, много ли я раздал бы денег, если бы давал взаймы всем, кто попросит; и вот посмотри, – продолжал он, показывая приятелю ту же тетрадь, – за текущий год у меня просили взаймы уже около десяти миллионов.

Банкир Жюль Эркю в большом обществе рассказывал, что у него была с кем-то ссора и что он получил пощечину.

– Пощечину! – вскричал один из присутствующих. – Но ведь я полагаю, что она не могла остаться без всяких последствий?

– Еще бы! – отвечал Эркю. – У меня восемь дней болела щека.

Рассказывают, что парижский актер Поль Теньер, остановившийся в гостинице, заказал двум сапожникам по паре сапог и приказал им принести заказы к себе в гостиницу – одному в 9, другому в 10 часов утра. Когда явился первый сапожник, Теньер одобрил левый сапог, а правый велел унести обратно, что-то в нем поправить и принести обратно ровно в 6 часов вечера. Денег, конечно, не отдал. После того явился другой сапожник. У этого он одобрил правый сапог, а левый велел поправить и принести в 6 часов вечера. «Деньги тоже после, – сказал он, – когда принесешь другой сапог». Таким образом, у него составилась добрая пара даровых новых сапог, с которой он и поспешил улизнуть из гостиницы, разумеется, задолго до 6 часов вечера.

Французский писатель Эжен Леруа добивался чести попасть во французскую академию. Им была написана какая-то историческая книга, которая и составляла то, что французы называют «литературным багажом кандидата». Это произведение, как он надеялся, и должно было открыть перед ним врата святилища науки. Он, конечно, озаботился вручить экземпляр своей книги академикам, на голоса которых рассчитывал при своей баллотировке. Через некоторое время он зашел к одному из этих академиков, чтобы узнать его мнение о своей книге.

– Я прочел вашу книгу, – сказал ему академик, – и нашел в ней много верного и много нового. Но только вот в чем беда: все, что в вашей книге есть верного, то не ново, а что в ней есть нового – то неверно.

Марнеф однажды услышал рассказ о том, что содержатель трактира дал пощечину своему посетителю, а тот притянул его к суду, и трактирщика присудили к штрафу в десять экю. Марнеф старательно расспросил обо всех подробностях дела, вообще удостоверился в полной справедливости рассказа. После того он направился к этому самому трактирщику, поселился у него, жил, ел и пил три дня и задолжал шесть экю. Затем потребовал счет и, просмотрев его, сказал хозяину: «Ну, сударь мой, я должен вам признаться, что у меня нет ни су. Но мы с вами можем рассчитаться вот каким манером. Вы знаете по собственному опыту, что пощечина стоит десять экю. Итак, дайте мне пощечину, а затем вычтите те шесть экю, которые я вам должен, а мне пожалуйте четыре экю сдачи».

Актера Поля Теньера много раз обворовывали и грабили на улице. Однажды, когда он на это жаловался, ему посетовали: зачем же он, выходя из дому в ночное время, не берет с собой пистолетов.

– Покорно вас благодарю, – отвечал тот. – Мало еще меня грабили, вы хотите, чтобы у меня и пистолеты отняли.

За границей во многих местах в прежнее время существовали академии и разные другие учебные учреждения, отличавшиеся большой неразборчивостью при выборе своих членов, в число которых, разумеется, за деньги, попадали люди, которым просто из тщеславия было желательно облечь себя академическим статусом. Про такие академии рассказывали много забавных случаев. Так, сохранилось предание об одной из этих академий, находившейся во Франции и принимавшей за пятьдесят франков кого угодно в число своих членов. В эту академию изъявил желание поступить какой-то извозчик. Он внес свои пятьдесят франков и был принят. По наивности ли или желая посмеяться над ученым учреждением, извозчик просил заодно зачислить в академию и свою лошадь, предлагая внести за нее ту же сумму.