Остров Итонго

И он с усердием занялся пробуждающимся ото сна Янеком.

– Может быть, перенести его на софу в соседней комнате? – предложила пани Кристина, с беспокойством вглядываясь в лицо Гневоша.

Бендзинский с ней согласился.

– Это было бы весьма кстати. Пшислуцкий, будь добр, помоги мне.

Оба врача легко подняли со стула находящегося в полусознательном состоянии Янека и при помощи пани Кристины, поддерживающей его голову, уложили его на софе в спальне.

Гости, испуганные непредвиденным происшествием, незаметно удалились. Тем временем Гневош пришел в сознание.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил его опекун. – У тебя что-нибудь болит?

– Немного только правая рука в запястье, – пожаловался Гневош, пробуя встать с софы.

– Ну, ну, только не так быстро, приятель! Взгляни, Тадек, как выглядит перенапряжение физического тела в результате потери определенного количества телеплазмы.

Пшислуцкий наклонился над рукой больного и внимательно рассматривал место, указанное коллегой.

– Действительно, повреждение должно быть серьезным. Похоже на гибель нескольких клеточных колоний.

Бендзинский похлопал Гневоша по плечу.

– Оправишься от этого через несколько дней. Я боялся, что будет значительно хуже. Впредь стану более осторожен при выборе участников наших встреч и мер безопасности.

Он взглянул на часы.

– Мне пора идти. Через четверть часа я выступаю с докладом. Тадек, будь добр, займись Янеком до завтрашнего утра. Или же отвези его на машине в нашу больницу.

– Извините, дорогая пани, за неудачный сеанс и за беспокойство, – обратился он на прощание к хозяйке дома. – Но не наша в том вина. Мы хотели как лучше.

Пани Шлёнская с улыбкой на прояснившемся лице протянула ему руку.

– Ах, дорогой доктор, к чему эти оправдания? Стало быть, не произошло ничего опасного?

– Я за него совершенно спокоен. Самое большое через восемь дней проведем повторный сеанс у вас дома, дорогая пани.

Он поцеловал ее руку.

– Адью, господа! До свидания, до завтра!

Они остались втроем. Гневош уже окончательно преодолел слабость и водил глазами за вдовой. Пшислуцкий начал торопиться в обратный путь.

– Не могли ли вы послать служанку за автомобилем для нас?

Пани Кристина возразила жестом.

– К чему такая спешка? Разве вам у меня плохо? Сперва поужинаем вместе, а потом я пошлю Марианну за автомобилем. Только я вас очень прошу! Не возражайте, доктор! Сегодня я беру Янека под свою опеку. Вы, господа, находитесь в моем доме.

Улыбка, которой она сопроводила свои слова, была настолько пленительна, что обезоружила даже непоколебимого доктора. Они остались ужинать. Гневош ел с аппетитом, пользуясь только правой рукой, поскольку левая еще слегка болела. Занятый созерцанием хозяйки дома и окружающей обстановки, он говорил мало. В середине ужина вошла служанка с письмом, адресованным Пшислуцкому. Доктор был удивлен.

– И здесь меня нашли! Очень интересно, от кого.

Он разорвал конверт и быстро прочитал письмо.

– Я должен немедленно ехать, – сказал он, вставая из-за стола. – Это от Бендзинского. Я ему в данный момент срочно нужен. Пан Янек, едем! Извините, дорогая пани, что вот так – в середине ужина…

Гневош неохотно отодвинул стул. Вдова ласково, но решительно положила руку на его плечо.

– С вашего позволения, пан доктор, пана Гневоша я еще задержу на минуту. Обязанность по крайней мере одного из мужчин – составить мне компанию до конца ужина. Впрочем, пан Янек кажется мне еще каким-то бледным и ему следовало бы немного отдохнуть. Я его сама к вам отвезу.

После короткого колебания доктор уступил и уехал сам. Когда Шлёнская вернулась из прихожей в столовую, она застала Гневоша перед висящим на стене у окна портретом ее мужа.

– Красивый мужчина, – задумчиво сказал он. – И счастливый, – добавил тут же, глядя ей в глаза.

Она горько улыбнулась.

– Не кощунствуйте. Он умер таким молодым. Ему было всего лишь тридцать лет. Мы прожили вместе только четыре месяца.

Гневош подошел к ней и нежно взял ее руки в свои ладони.

– Бедная, – тихо повторил он это слово несколько раз. – Болезнь?

– Несчастный случай. Погиб при строительстве.

Он отпустил ее руки.

– Давно?

– Двадцать шесть лет назад.

Он с искренним состраданием снова посмотрел ей в лицо.

– Сколько вам пришлось испытать! Такая молодая, почти ребенок.

– Да. Когда я выходила замуж, мне было всего лишь шестнадцать лет.

Она грустно улыбнулась.

– А сегодня я – старая баба.

Гневош встрепенулся, словно его кнутом огрели.

– Вы не имеете права так говорить! – сказал он, почти сорвавшись на крик. – Вы прекрасная, очаровательная женщина, чьей красоте завидуют молодые девушки.

В ответ он почувствовал теплое, мягкое пожатие ее руки.

– Да, да… двадцать шесть лет назад… Вам ведь, милый пан, сейчас именно столько лет, не так ли?

Он посмотрел на нее с особым вниманием.

– Да. Это мой теперешний возраст. Почему вам пришло в голову это число?

– Не знаю. Как-то так, невольно. Иногда нам на ум приходят слова подобные случайным прихотям… Но мы совершенно забыли про наш ужин. Нам надо его продолжить.

– Извините, но я не могу. Я только воспользовался возможностью провести в вашем обществе несколько минут без свидетелей. Вы даже не представляете, что значат для меня эти минуты…

Она остановила его взглядом.

«Еще рано, еще не сейчас», – умоляли ее глаза.

И он, растроганный, замолчал.

– Но ведь по бокалу марсала мы еще выпить можем? – прервала она неловкое молчание и подошла к буфетному шкафу.

– Этот сатир все также смеется, – услышала она за своей спиной ровный, сонный, словно бы механический голос.

Она вздрогнула и выронила из рук бутылку. Звякнуло стекло и благородный напиток оранжевой полосой разлился по ковру.

– Что вы сказали?

– Этот сатир все также смеется, – повторил он, как автомат, глядя на изображение греческого божества на одной из створок буфета.

– Знаете ли вы, что вы сказали, пан Янек?

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Вы два раза повторили фразу, которую каждый раз произносил мой муж, глядя на этот рельеф. Слово в слово. Разве это не странно?

Гневош оживился. В нем как бы отскочила закрытая прежде защелка, распрямилась сжатая пружина. Он окинул помещение тоскливым взглядом.