Остров на болоте

В жизни Серёжи наступал новый период, из подростка он превращался в юношу, а за этим следовали новые переживания, новые чувства, размышления, желания, мечты и разочарования. Одной из первых книг, прочитанных в это время, была «Как закалялась сталь» Николая Островского. Примеряя на себя образ главного героя книги – Павки Корчагина, Серёжа попросил бабушку сшить ему будёновку. Бабушка сшила, и Серёжа стал ходить в будёновке везде, и даже в школу.

В начале марта Серёжа как художник получил первое задание – нарисовать школьную стенгазету. Разложив на столе лист ватмана, он отмерил середину и во всю верхнюю половину листа вывел гуашью три большие буквы. Эти три буквы должны были означать заголовок газеты. Текст внизу, как правило, писали девочки, у которых был подходящий для этого почерк. На следующий день Серёжа отнёс газету в школу и представил классной руководительнице, но та, несмотря на своё гуманитарное образование и многолетний опыт работы, от неожиданности растерялась и, сделав изумлённое лицо, повела автора вместе с его «работой» на представление к директору школы. Юрий Михайлович, как бывший фронтовик, конечно, оценил смелость и новый, незаношенный подход к обычному пионерскому поручению и даже слегка посмеялся.

– Это ты сам придумал? – спросил он, улыбаясь.

– Сам.

– Оригинально…

Юрий Михайлович хотел сказать ещё что-то, но, перехватив испуганный взгляд классной руководительницы, понизив голос, спросил:

– А старшая… видела?

– Не-ет…

– Ну хорошо, и не показывайте ей, а то шум поднимет.

Директор, конечно, имел в виду руководительницу школьной пионерской дружины – сверхактивную старшую пионерскую вожатую, умевшую достать своим жалом каждого, не разбирая: свой – чужой. Вздохнув, он попросил Серёжу заголовок переделать.

– Так надо, брат, – сказал он напутственно.

Серёжа нёс домой новый лист ватмана и сожалел, что его труд, его находку общество, пусть даже и в лице одной учительницы, не поняло и не оценило. А жаль…

– И что плохого в том, – думал он, – что газета, посвящённая женскому дню, называлась бы «ЕВА» ? Разве Ева не была первой женщиной? И чем она хуже других? И вообще, что это за праздник, который не для всех, а делит население посёлка по половому признаку?

Серёжа чувствовал, что что-то нечестное и неправильное скрыто в этом странном и непонятном ему празднике. «Что это значит – «женский день» ? – задавал он себе вопрос. – Когда «женский день» в бане – это понятно. Это значит, что мужчин не пускают. Но почему тогда «женский день» 8 марта женщины не хотят отмечать без мужчин? Выходит – туда нельзя, а сюда можно? Уж лучше бы назвали этот праздник «днём женского непостоянства».

Он вспомнил, как отец рассказывал, то ли в шутку, то ли всерьёз, что когда он ещё мальчишкой до войны работал в колхозной конюшне, то старший конюх Перетятько велел ему как-то дать лошадям овса.

– Всем давать? – поинтересовался Валерка.

– Забыл, какой день сегодня? Только кобылам давай, а у энтих, – он махнул рукой в сторону жеребцов, – праздник уже прошёл.

Заголовок он, конечно, переделал, но это уже не грело. Теперь на листе красовалась просто календарная дата – 8 марта.

– А почему бы не 8 июля? По крайней мере, с цветами не было бы проблем… А для марта достаточно и Масленицы – разве мало?

В апреле Серёже исполнилось четырнадцать лет – момент в жизни ответственный. Детство осталось позади, а впереди – океан чувств и переживаний. Он уже научился варить суп, сплёл первую вершу, собрал простенький транзисторный приёмник, сделал парусный корабль и несколько картинок маслом. Немного, конечно, но это было только начало…

После очередного партийного съезда по радио было объявлено, что страна переходит на пятидневную рабочую неделю с двумя выходными днями. Правда, сам рабочий день станет на час длиннее. Сообщение прогремело громом. Одни думали о том, как теперь использовать свободное время, другие не знали, куда теперь его девать. А у жён свои страхи…

– Совсем сопьются мужики…

– Имею право отдохнуть!

– Молчи уж! ..

– Партия об народе завсегда думает – целый день на опохмелку добавила!

Растревоженным пчелиным роем гудел заплёванный Дунай. Быстрорукая Дуся то и дело давила на длинный рычаг сифона, нагнетая в большую дубовую бочку необходимое давление. Пузатые гранёные кружки совершали свои привычные круговороты – от стойки к заваленным рыбьей шелухой столам и обратно – ставились под разлив. Пена ползла через край, а ждать отстоя не у каждого хватало терпения…

– Давай, не задерживай!

– Держи, Пармёныч…

– Лёха, привет! Иди к нам…

– Дуся, ещё парочку…

Отдыхал народ после трудового дня. Сбрасывал усталость, выпускал пар. Душа общения требовала, а где же утолить эту человеческую потребность, как не здесь? Дома жена… Там не поговоришь. Только в Дунае и можно. А Дуся не выдаст, она своё дело знает…

Сизое облако дыма дремало на промасленных кепках как на горной гряде, не желая покидать притомлённое помещение.

21

Все дни рождения в семье Полыниных приходились на первую неделю апреля, только у бабушки и младшего брата они были в мае. Как правило, отдельно они не отмечались, иногда сводились к какому-то одному дню, обычно к ближайшему выходному. В 66-м году воскресеньем было десятое апреля.

В этот день в клубе шёл новый фильм «Гусарская баллада». Покупая за двадцать копеек билет на дневной сеанс, Серёжа не догадывался о том, какую огромную роль в его жизни сыграет этот фильм. Он покорит его с первых кадров, с первых звуков чудесной музыки. Он пробудит в нём неведомое ещё чувство любви, накроет его с головой и навсегда войдёт в его жизнь как один из самых любимых фильмов на свете.

Серёжа сидел в своём любимом девятом ряду и, не отрываясь, следил за тем, что происходило на экране. А там творилось чудо! Он впервые увидел тот мир, которым давно и страстно увлёкся, – с того времени, когда впервые увидел пластилиновых солдатиков на столе у соседа Жени. Он уже собирал по крупицам любую информацию о периоде наполеоновских войн, что-то читал и узнавал о том славном времени, он уже любил это время, но пока не догадывался, что любовь эта останется с ним на всю жизнь, и тут такое…

Серёжа был потрясён, душа его пришла в смятение, из глаз текли слёзы. Он тайком размазывал их по щекам, опасаясь, что кто-то может заметить. Он впервые видел своих героев живыми и горько сожалел лишь о том, что так поздно родился. Вот оно – его время, в нём он должен был жить, а всё, что происходит вокруг – не его, чужое, и он тут случайный гость. По ошибке… Сердце не могло выдержать такого напора охвативших его чувств, оно захлёбывалось от любви не только к героине, но и ко всему, что творилось на экране.

Ещё никогда не был так ненавистен свет, который включили в зале, когда кончился фильм. Зачем этот свет? Хотелось ещё, ну хоть чуточку, остаться там, с ними: с гусарами, уланами и бедными французами в их прекрасном, но столь кратком историческом промежутке времени, пришедшимся на 1812-й год.

Как жаль, что уже никогда оно не повторится…

Серёжа растёр по щекам слёзы и направился к выходу. И тут его внимание привлекла белая курточка, выделявшаяся на общем тёмном фоне толпы. Серёжа присмотрелся: девушка, одетая в белую куртку, чёрный берет и бордовое платье, показалась ему красивой. Из-под берета на плечи спадали тёмные густые волосы. Выйдя на улицу, девушка повернула налево в сквер, а Серёжа пошёл направо к школе. Он смешался с шумной толпой, направлявшейся в библиотеку. Все громко обсуждали только что просмотренный фильм. На перекрёстке толпа свернула налево, и Серёжа остался один.