Остров Невезения

Мы вышли из помещения и прошли к другому корпусу. Я огляделся. Кроме административных зданий, отметил несколько многоэтажных однотипных корпусов с зарешёченными окнами. Нас провели в ближайшее здание, оказавшееся неким медпунктом.

Принимали по одному. Предполагалось, что нам сегодня спешить некуда. Мы сидели на стульях в ожидании. Выходящему из кабинета вручали продовольственный набор и уводили на поселение. Наконец, дошла очередь и до меня. Я вошёл и закрыл за собой дверь. Это оказался не кабинет, а просторная комната, в которой могли одновременно принимать несколько медработников. Но в этот вечер работала лишь одна женщина среднего возраста.

— Присаживайтесь, — указала она на стул у её стола и приготовила чистую анкету.

Я присел и ожидал, пока она впишет мои данные в медицинскую карту. Закончив, она пригласила меня измерить давление. Закончив процедуру, сделала запись в мою карту.

— И что? — поинтересовался я.

— Немного выше нормы. Но это можно объяснить эмоциональным состоянием, — пояснила она и пригласила пройти к весам. Отношение веса и роста были в норме. Медсестра вернулась за стол к заполнению моей карты. Я тоже присел на стул для пациента.

— У вас есть какие-нибудь серьёзные жалобы на здоровье? Принимаете ли вы какие-то медикаменты? Страдаете ли вы алкогольной или наркотической зависимостью? — задала медсестра свои вопросы и приготовилась ставить отметки в карте.

— Сейчас я остро нуждаюсь в порции шоколада. И так всегда, когда я переживаю стрессовые состояния. Это уже физическая зависимость, — ответил я.

— Не поняла, — бегло взглянула она на меня. Но алкогольной или наркотической зависимости нет? — уточнила сестра и продолжила делать отметки в моей анкете.

— Алкогольной и наркотической нет. А вот без шоколада и сухого вина мои шутки звучат, как голый, злой сарказм, и это уже совсем не смешно, — жаловался я. — Досаждаю людям и порождаю недоразумения, становлюсь социально неприемлемым, — давал я подробный отчёт о своем душевном здоровье.

— Я понимаю. Вас сейчас все и всё раздражает. Шоколад и прочие сладости здесь можно будет покупать в магазине, один раз в неделю. Потерпите, — безучастно отвечала сестра, заполняя мою карту.

— Далее. Вы натурал или гэй? — продолжила она.

— Натурал, — привычно ответил я.

И про себя подумал, что они официально спрашивают об этом чаще, чем о национальности, социальной принадлежности и образовании.

— Курите?

— Нет. Мне не хотелось бы оказаться в одном помещении с курящими.

— Мы стараемся, по мере возможности, учитывать такие пожелания. Надеюсь, для вас найдётся свободная одноместная ячейка (cell). Есть ли у вас ещё какие-нибудь жалобы, пожелания? — спросила она, закончив бумажную рутину.

— Да. Если можно, расшифруйте код моей ДНК? — заказал я. — Возможно, это поможет мне установить первопричину моего хронического невезения, поражения и раздражения.

Она, наконец, взглянула на меня с гримасой понимания и сочувствия.

— К сожалению, здесь не то место, где можно выполнить вашу просьбу. Кстати, это пока весьма дорогая процедура, и такое ещё и не везде могут делать. А уж, тем более, здесь. Надеюсь, в скором будущем это станет доступней, — серьёзно ответила медсестра на мой запрос. — Кстати, вы не похожи на пациента, которого все и всё раздражает. И шутки ваши вполне забавны и безобидны, — добавила она.

— Надеюсь, что вам действительно так показалось, — я понял, что приём окончен и пора уступить место следующему.

Мысленно я сам себе поставил диагноз: переутомление от чуждого окружения и невезения. Лечение: изоляция от общества и полный покой в одиночной камере.

После беглого медицинского допроса-осмотра меня провели в соседнюю комнату, там вручили пластиковый пакет.

— Твой ужин, постель, посуда, мыло и прочее, — коротко пояснили мне. — А это твой личный номер, — указал он на комбинацию цифр и букв на какой-то карточке с моим именем. — Запомни этот номер, как своё имя, — механически инструктировал меня тюремный работник.

Меня повели далее.

Территория исправительного заведения оказалась немалой. Но в тот момент я думал о том, в каких условиях меня могут закрыть? Ибо, как я понял из объяснений адвоката, следующий этап заключения предполагался не менее месяца.

Меня провели в корпус с множеством одинаковых, пронумерованных металлических дверей в стене. Все они были заперты. Среди овального пространства стоял бильярдный стол. На уровне второго этажа вместо потолка была натянута металлическая сетка, подобно паутине. Вероятно, это было ограничительное средство против возможных прыжков с высоты. На втором и третьем этаже, по кругу, размещались такие же двери сетка.

Как в дурдоме. Вспомнился бассейн без воды.

Мой охранник подошёл к одному из номеров на первом этаже, выбрал из связки ключ и открыл увесистую дверь. Жестом, он пригласил меня пройти в камеру. За мной снова громко захлопнулась металлическая дверь. Я почувствовал одновременно облегчение и тоску.

Окно с мощной решёткой открывалось. Я бросил казённое имущество на кровать и приоткрыл окно.

Вечерело. Вид на квадратную асфальтированную площадку, с трёх сторон окружённую однотипными корпусами меня не порадовал. Многие окна уже освещались. Звучал коктейль разнообразных звуков. Кто-то пытался разговаривать, крича друг другу из-за решётки, где-то играла музыка, неподалёку работал телевизор. Очень напоминало студенческое общежитие, только здесь никто не гулял и не орал под окнами.

В камере были кровать, привинченная к бетонному полу, умывальник с мутным не стеклянным зеркалом, столик, на котором стоял электрический чайник. Я удивился электрической розетке в стене. Кем-то оставленные на столе газеты, чайные пакетики и несколько пачек овсяных хлопьев, говорили о недавнем присутствии здесь предшественника. Такие же хлопья вручили и мне на ужин. Я взглянул на постельное бельё, увидел бумажку с номером, который мне советовали запомнить. Я значился здесь, как EL 8473. Все мои имена заменили этой безликой комбинацией. Надеюсь, временно.

Я отметил, что у меня нет никакого желания спать. Попробовал радио ФМ. В этой камере мой приёмник вполне устойчиво принимал почти все станции, которые я мог слушать в Лондоне, будучи свободным. Музыка не воспринималась, мне было не по себе. Захотелось отжаться от пола, выплеснуть застоявшуюся энергию, встряхнуться от пережитых отрицательных эмоций. Взглянув на пол, я отказался от этой идеи. Поймал себя на мысли, что это место вызывает у меня чувство брезгливости. Но беспокоило не только это. В углу, возле унитаза, стояла швабра с ведром и какие-то моющие средства. Я тупо накинулся на первый обнаруженный источник раздражения.