Остров Невезения

Время, проведённое мною в комнате под одеялом, едва ли можно назвать сном. Окно, выходящее на улицу, светом и шумом напоминало мне о дневном времени. Беспокойные мысли лишь едва притуплялись дремотой и обретали иные расплывчатые формы тревожных ощущений, которые не отпускали на отдых моё уставшее сознание. Я пожалел, что в комнате не оказалось ни вина, ни какого-либо иного алкоголя, а то бы я утопил свою бесполезно пульсирующую логику, в надежде на временную отключку сознания и отдых от бесконечных вопросов.

Я так и не уснул, как мне хотелось бы. Но, пребывая в изоляции с закрытыми глазами, потерял счёт часам и отдохнул от утомительных контактов с ближними.

Из этого состояния в реальность меня вернул стук в дверь и чья-то настойчивая попытка войти в комнату. Ручку нетерпеливо крутили, давая мне понять, что возмущены фактом запертой двери. Я тупо лежал с закрытыми глазами, набираясь сил и терпения, принять эту назойливую реальность и постараться никого не обидеть. Сосед скрёбся в дверь подобно пассажиру общего вагона, заждавшегося у запертого туалета.

— Ты шо там, совсем нюх потерял?! Забыл, что сегодня пособия получать? Просыпайся! — заботился обо мне земляк.

Я всё помнил. По пятницам в определённое время следовало получить еженедельное беженское пособие. Факт сам по себе положительный, но больше всего сейчас хотелось бы крепко уснуть и не просыпаться, как можно дольше. Но сон не удавался, а пособия в размере 40 фунтов выдавали исправно каждую неделю. 20 — полноценных наличных фунтов и 20 — ваучерами, которые принимались к оплате в супермаркетах ASDA.

Если перевести эту сумму на украинские деньги, то получались две месячные пенсии по 150 гривен, которых многие украинские пенсионеры не имеют. Выходит, не заслужили! Так решили некие моральные уроды, и возвели эту норму выживания в закон.

Я же, в этой стране не проработал и месяца, назвался беженцем, нуждающимся в убежище, и теперь лежу среди дня в запертой комнате под одеялом, не желая открывать глаза, и непрерывно думаю, предполагаю, планирую…

Депрессия? Фигня это всё. Просто навалилось много текущих личных вопросов, и мне не дают спокойно систематизировать этот поток, принимать решения. Приходится отвлекаться на чьи-то настроения, подстраиваться. А пора бы уже послать некоторых и пойти своей дорожкой.

Взбодрив себя предполагаемыми положительными событиями текущего дня: получение пособия и возможно, нерабочая ночь, что позволит мне залить утомившее меня сознание алкоголем и провести ночь в глубоком оздоровительном сне, я выбрался из-под одеяла и открыл дверь комнаты.

— Хорош дрыхнуть! Нам надо многое успеть сегодня, — нетерпеливо заявил с порога сосед.

Я не возражал. Молча, умывался, давая понять, что скоро буду готов.

— Ну, так я тебя жду, — подвёл он итог своего экстренного визита и удалился в соседнюю комнату.

Когда я вышел, план действий на текущий день был уже детально разработан, и мы вышли из дома. Сначала направились по адресу выдачи пособий. Там оказалось не многолюдно, и, подождав в очереди минут десять, мы подали свои беженские удостоверения в окошко. Служащая, отыскала просителя в списках, предложила расписаться и выдала заготовленные подписанные конверты с пособиями. С этим мы и отвалили.

Далее, мне напомнили о необходимости открыть товарищу банковский счёт. Зашли в ближайший банк, им оказался NetWest Bank. От меня потребовали объяснений, почему именно этот банк. Я, игнорируя вопросы, направился к служащей, уже подавшей знак о готовности принять нас. Мою просьбу об открытии счёта для рядом стоящего парня, удовлетворили без каких-либо препятствий. Нас провели к рабочему столу и всё оформили. Про себя я удивился: насколько всё легко происходит, когда я делаю что-то совершенно безразлично, не беспокоясь о результате. Я думал о своём, а товарищ сыпал на меня свои вопросы. Лишь ответил ему, что карточку и код пришлют на днях почтой. Предложил ему снять его деньги, временно хранящиеся на моём счету, и положить их на его счёт. Но он, подумав, решил сначала дождаться карточки и научиться пользоваться ею.

Удовлетворённые благополучным решёнием бюрократических вопросов мы машинально шагали к супермаркету. Я рассеянно слушал о том, что приснилось сегодня моему соседу. В супермаркете, среди алкогольных рядов мы встретились нос к носу с литовцем Геной. Объединив пожелания и знания, мы дружно выбрали три бутылки красного сухого испанского и отправились домой. Гостеприимно предложенная соседом комната, оказалась с запашком, чего упорно не замечал, проживавший в ней, земляк. Единогласно с Геной мы признали его комнату санитарно неприемлемой, и легко определили устойчивый запах мочи. Земляк удивился нашей реакции, но возражать не стал. Охотно признался и пустился рекомендовать нам уринотерапию, как убеждённый последователь сомнительного врачевателя Малахова.

Расположившись в общей комнате на втором этаже, мы разлили первую бутылку по пивным бокалам.

— Надеюсь, ты не применял эти бокалы для сбора своей лечебной урины? — вполне серьёзно спросил Гена, принюхиваясь не то к вину, не то к бокалу.

— Та пошли вы! Вам даёшь рецепт ценный, а вы начинаете подкалывать, — неопределённо ответил на конкретно поставленный вопрос Сергей.

— От этого рецепта твоя комната уже провонялась, — комментировал Гена. Продолжая понюхивать вино.

— Мне кажется, что в Украине населению уже ничего не осталось, как только поверить в Малахова или Кашпировского. Все, кто не поленился, поимели Украину и вас, — подталкивал нас к больной теме литовский собутыльник.

— Не только Малахову… Ещё есть много религиозных сект, которым верят украинцы. Почти все они учат терпеть и подставлять вторую щеку, — выступил я в защиту Украины, и попробовал испанское вино.

— Во, теперь вы ещё и на христианство бочку покатите! — промычал Сергей, хлобыстнув порцию вина, как стакан самогона, — твою гордыню и уринотерапией не излечить, — поставил он мне окончательный диагноз. — Кстати, ты выучил молитву, которую я тебе прописал? — строго спросил меня земляк, как духовный наставник.

Гена иронично наблюдал за нашим диалогом, попивая вино, в ожидании моего ответа.

— Какую ещё молитву? — честно удивился я и вопросу, и менторскому тону земляка.

— «Отче наш!» Я же тебе написал и дал, чтобы ты выучил и повторял её как можно чаще.

— Ясно… Выучить-то мне нетрудно, только пользы от этого, как от питья мочи.

— Ты что, пьёшь мочу?! — удивлённо воззрился Гена на моего соседа.

— Та отстань ты! Не веришь, в пользу мочи, твоё дело. А вот я верю и в лечебные качества мочи, и в силу молитвы! Сам на себе испытал и другим советую, — увлёкся темой Сергей и долил вино в свой, уже пустой, бокал.

— Ясно. Похмеляешься своей алкогольной мочой, когда пива нет, — подначивал его Гена.

— Можете не верить ни Малахову, ни мне. А что вы имеете против православной веры и молитв? — завёлся Сергей.

Мне хотелось расслабиться и молча пить вино, но Гена ждал от меня продолжения, ответа. Постоянные замечания-упрёки в адрес моей безмерной гордыни начинали доставать меня.

— Я ничего не имею против православия или уринотерапии, как явлений самих по себе… Просто, у меня душа к этому не лежит, и я не желаю её насиловать. Но когда спрашивают моё мнение, я его выражаю. Если не нравится, не спрашивайте меня об этом, и я буду молча пить вино. Как литовский крокодил Гена.