Остров осьминога
Шрифт:
Бароссо пожал ее без брезгливости, что явно понравилось Автогену. Мигель еще раз осмотрел своего нового знакомого. Тот был невысок ростом, с худыми, но крепкими руками, выцветшими голубыми глазами и седыми волосами. Как ни странно, но Автоген был побрит, хотя щетина уже появилась.
– Даже и не знаю, что сказать. А где можно найти работу?
– По-разному, можно в администрации поспрашивать, если что-то умеешь полезное, то точно голодным не останешься. Если к какой банде прибьешься, то там, у них, работать будешь.
Они шли по дороге, которая проходила по самому краю квартала бедняков. Слева был сам квартал, а справа была расположена центральная площадь. Дома, мимо которых они шли, называть домами можно было только с большой натяжкой. Это были лачуги, построенные из любого
Навстречу Мигелю и Автогену попадались люди, но в основном на улице было пусто. Бароссо спросил у своего нового знакомого об этом.
– Так середина дня, все на работе или спят после работы. Вечером тут будет полно людей. Ну, вот я и пришел. Иди туда, – Автоген махнул рукой в сторону центральной площади, – перейдешь площадь, а там и администрация.
На этом нищий повернулся и пошел в сторону одной из лачуг.
– Постой, – окликнул его Мигель. – А ты почему не на работе?
– А когда надо, то меня всегда найдут. Я на всем острове единственный, кто умеет паять металл.
Автоген махнул рукой на прощание и скрылся в неказистой и очень маленькой лачуге. Дверью в нее служил лист тонкого металла с криво нарисованным огнем на нем. Видимо, это был дом Автогена. Мигелю больше ничего не оставалось, кроме как пойти дальше.
Мигель побродил по кварталу бедняков, пока не наступил вечер. Бароссо проголодался. Сначала он не замечал этого, так как был занят изучением квартала бедняков. Он планировал остановиться здесь, так как денег у него не было. Никем, кроме как бедняком или нищим, он быть сейчас не мог. Потом, когда обустроится, найдет работу и встанет на ноги, можно будет подумать и о чем-то большем. Но сначала самое насущное.
На улице с каждой минутой становилось всё больше людей. Они двигались в разных направлениях, но большая часть шла по той же улице, что и Мигель. Дойдя до нужных им проулков, они сворачивали в них. Люди были разные, но выглядели они одинаково. Потухшие взгляды, редкие негромкие разговоры, немытые и нечёсаные, одетые в разное рванье. Они одним своим видом олицетворяли название своего квартала. Многие из них несли в руках инструменты. Для Мигеля их назначение было непонятно. Он только что прибыл из высокоразвитого мира, где все работало на электричестве и плазме. Чего только стоил обыкновенный строительный плазменный резак, способный разрезать стену из любого материала. А в руках у местных жителей были примитивные орудия труда, в большинстве своем проржавевшие и несколько раз починенные. Каждую секунду пребывания здесь Бароссо понимал, что попал в совсем другой мир. Все его представления о жизни до этого момента стали здесь не нужны. Ему придется приспособиться, или он не выживет.
Мигель заметил у одного из проходящих мимо людей металлический протез руки. Он блестел чистым металлом на фоне грязи и лохмотьев. Он знал, что это специальный сплав, которым пользовались несколько десятков лет назад для изготовления имплантатов. Это был особый сплав, деталей которого Мигель не знал, но знал, что его практически невозможно испачкать, грязь к нему не липла. Это было хорошо с медицинской точки зрения, но почему-то от него впоследствии отказались. Теперь использовались другие сплавы, такие как у Мигеля в руке и голове. Бароссо пригляделся и увидел, что у многих были имплантаты.
Большая часть их была скрыта под кожей, а шрамы от операций прятались под грязью и одеждой. Но опытный глаз имплантаты заметил бы сразу. Они сильно отставали от современных, как по качеству установки, так и по возможностям. Мигель их не заметил сразу. В его бывшем подразделении был специалист по имплантатам, со специальным сканером в глазу, и Бароссо отвык от самостоятельного определения таких вещей. Имплантаты на жителях квартала бедняков были самые разнообразные. От вышеупомянутой
руки и до совсем непонятных. У одного был имплантирован глаз, у другого виднелись следы от замены внутренних органов, у третьего имелась металлическая пластина на голове. Для чего нужна большая часть имплантатов, сразу было не понятно, но Мигеля это и не интересовало. Самое главное, что его собственные имплантаты теперь вызвали бы меньше вопросов. Бароссо думал, что ему придется скрывать их все время, но теперь понял, что нет. Он вполне сможет ими пользоваться, если сможет доказать, что без него они бесполезны. А именно так и обстояло дело.У Мигеля было всего два имплантата: один в руке, а второй в голове. Они были настроены индивидуально на него и на его ДНК. Если их вживить в другого человека, то они не станут работать. Штучный товар, стоящий огромных денег, но и с большими возможностями. Оба его имплантата были соединены в одну общую цепь. Тот, который находился в голове, отдавал приказы тому, что в руке. Нанороботы, реагируя на приказы, формировали любую вещь, которую мог представить Мигель и которая могла быть сформирована из них. Любое колюще-режущее оружие, щит, молоток, когти, цепь, ножницы и многое другое. Но нанороботов было не очень много. Бароссо не смог накопить достаточно денег на полный комплект, тогда у него появился бы третий имплантат во второй руке, и в каждой из них нанороботов стало бы больше. У этого изобретения была только одна проблема – цена. Очень дорого и доступно только людям с положением выше среднего.
Мигель продолжил наблюдать за жителями квартала и тут заметил одного человека, который сильно выделялся в общей толпе. Перед ним расступались и пропускали, а многие кивали ему головой и улыбались. Видимо, этот человек приносил им хоть что-то хорошее. Это был высокий, с широкими плечами, седой мужчина. Но худоба не обошла и его, руки и ноги были тонкими. Мышц почти не было, но были тугие жилы, и сила в нем чувствовалась. Он был чисто одет, вымыт и аккуратно пострижен. Его седая борода выглядела верхом парикмахерского мастерства в этом квартале. В руке он нес большой и явно тяжелый чемодан. На его шее болтались старомодные очки, держащиеся на тонкой цепочке. Он улыбался встречным людям, хотя это и была дежурная улыбка. Человек явно устал, но энергичности не потерял. Он быстро шел сквозь толпу, иногда говоря, что-то проходящим мимо, и те ему отвечали. Мигель сосредоточился на его лице. Умные темные глаза, чуть хищный прямой нос, высокий лоб и привыкшие хмуриться брови. Незнакомец занимался интеллектуальным трудом. Это было написано у него на лице. Видимых имплантатов он не имел.
Резкий крик ругани отвлек Бароссо от наблюдения. Совсем недалеко от него двое бедняков что-то не поделили и теперь поливали друг друга грязью. Один из них, коренастый, с налитыми кровью глазами и какой-то острой железкой в руке орал, разбрызгивая слюни на другого. Второй, чуть повыше и мощнее, сначала слушал ругань в свой адрес, а потом и сам перешел к оскорблениям. Буквально за несколько секунд оскорбления перешли в неразборчивый крик обоих, потом в плевок более высокого, а потом и в драку.
Никто не вмешивался в происходящее. Все равнодушно наблюдали, чем закончится драка. Только Мигель бросился к дерущимся, повинуясь своим годами отточенным инстинктам. Любое преступление, а драка – это именно преступление, должно быть остановлено, а виновные наказаны. Краем глаза Бароссо заметил, как человек, которого он разглядывал до драки, тоже бросился к дерущимся.
Когда Мигель подбежал, то драка уже закончилась. Более высокий бедняк лежал на спине, зажимая рукой рану на плече. Тот, что был пониже, смог воткнуть свою железку в плечо высокого, но после этого умер от нескольких тяжелых ударов по голове. Бароссо отметил сразу несколько вещей. Его опытный глаз сразу подсказал ему, что более низкому из дерущихся уже не поможешь. Стеклянный застывший взгляд смотрел в небо. Выживший имел имплантаты в руках, следы на голове погибшего были нанесены чем-то тяжелым, обычными руками такого не сделаешь. А самое главное – что если раненому не помочь, то он быстро истечет кровью. Окровавленная железка, лежащая недалеко, проткнула какую-то вену, кровь толчками выбивалась из-под зажимавшей рану руки.