Остров отложенной гибели

— Я до фига, на что способен… там тоже высшие люди живут? Как эти, за стеной?

— С чего ты взял?! — возмутился Великий Пхе, даже бородка встала дыбом. — Обычные, неизмеримо хуже нас, молящиеся ложным и гнусным богам, забывшие свое естество! Отец Тверди в великой милости своей не позволяет нам пачкаться о них!

— Понятно. Они, я уверен, пиарят вас в том же духе, но это всё лирика. От меня чего хочешь?

— Утес не зря называется Челюстью, ибо есть и вторая «челюсть», очень далеко по берегу. Там обитает самое презренное из всех племен, породнившееся с морской пучиной! Слуги Невыразимого.

— Да-да, понятно. Молятся ложным и гнусным, живут неправильно. Я при чем?

— Ты отправишься именно туда, — сказал шаман безо всякого уже пафоса, вполне деловито. — Похитишь в их храме бесценную реликвию, Зуб Отца Тверди и успеешь вернуться до Черной Луны, иначе твой друг и защитник прекратит тебя защищать.

— Этот что ли? — я снова глянул на многоцветную татуху размером во весь мой торс. — Слушай, уважаемый, а давай отыграем назад? Типа, я никуда не иду, а ты убираешь с меня эту птицу, и все довольны. От чумы ты вылечил, но насчет воровских движений мы не договаривались. Кидалово какое-то! Условия договора, написанные мелким шрифтом… короче, я против!

— Ты многословен от страха, пришлый, но ты неверно боишься, — в голосе Великого Пхе прозвучала вдруг нотка, характерная для начальников-гуманистов. Тех самых, что дико смущаются, увольняя подчиненных, и даже в глаза им избегают смотреть.

— Если ты не успеешь добыть реликвию вовремя, твой защитник убьет тебя. Раздерет тебе грудь и живот когтями, выпустит внутренности, сломает хребет…

— А можно без подробностей?!

— …Вырвет глаза и выклюет мозг…

— Ты просто гений рекламы!

— …Разорвет тебя на части и съест, — закончил бородач словесную конструкцию. — Ни дружба, ни защита не достаются даром, пора бы это понять. Теперь обсудим твою награду за успешное выполнение задачи…

***

Отправляться в поход пришлось уже наутро. Черная Луна и моё потенциальное растерзание приблизились на несколько часов, но ночами здесь в море никто не ходит, я уже понял. Долго пытался уснуть на лежанке в убогой хижине, туловище зуделось сверху донизу, будто блохами обзавелся. Или «защитник и друг» всё напоминал о себе, осваивая мою шкуру. Помыться бы пресной водой, но с ней тут, похоже, проблемы. Провалился в короткий сон, не увидел ни толстяка, ни шамана, ни обнаженных девушек — вообще никого.

— Зачем вам этот артефакт? — спросил я уже перед выходом. Всё тот же берег, всё тот же Великий Пхе, только сам я наутро выглядел поприличней — одет, как минимум. Просторные холщовые штаны, рубаха — или туника — из той же материи, кожаная мягкая обувь, вроде мокасин. «Орлы» такое не носят, да и шить им явно не из чего. Наверняка, дары озабоченных самцов из-за стены.

— Ты называешь этим странным словом Зуб Отца Тверди? — бородач взглянул на меня терпимо и мудро, как положено священнослужителю. — Частицу Его тела, чудодейственную без всякой магии, но способную принести невиданное могущество в ночь Черной Луны?

— Да, именно эту многосложную лирику я имел в виду. Она вам поможет кого-то победить? Стать круче?

— Она поможет нам стать единственными, — ответил шаман с той самой простотой, какая выдает поистине великие речи. — Ложные боги будут повержены, наш орел расправит крылья и взглянет на всех с высоты. Ты, кстати, помнишь заветные слова?

— Назубок, — ответил я с уверенностью, которой не чувствовал. Закрыл глаза, попытался представить песок и начертанные на нем буквы, кириллицей: КУКХРА БАУПХА БДЫПТ. Дикий набор звуков, воспроизвел их вчера на слух, как уж получилось.

— И он… оно реально оживет от этой белиберды?

— Не сомневайся, пришлый. Силы крыльев твоего защитника хватит, чтобы поднять тебя и доставить сюда вместе с Зубом. Если же ты не добудешь реликвию до Черной Луны и не скажешь заветных слов, защитник пробудится сам и тогда…

— Прекрасно всё помню, не нуди! — отмахнулся я, разглядывая своё будущее плавсредство. Лодку, собранную из неведомого древесного хлама, с такими же веслами. Тяжелую, судя по всему — к воде ее приволокли аж двое мужчин в грязных набедренных повязках. Лбы у обоих украшены-изуродованы переплетением шрамов.

— Это тоже ваши?

— Рабы, — ответил шаман, не подумав даже глянуть в ту сторону. — С нами соседствуют злые племена, но наша доблесть позволяет нам одерживать верх. Ты умеешь грести?

— Приходилось когда-то. Уверен, что эта развалина не затонет сама собой?

— Она прочнее, чем выглядит, — заверил Великий Пхе и пнул по лодочному борту зачем-то. Борт застонал, но не треснул, бородач улыбнулся, рабы отошли и застыли как две статуи работы скульптора-извращенца. Пленники добрых, душевных «орлов», ага.

— Тебе придется лишь обогнуть Челюсть, а после течение подхватит тебя и потащит в нужную сторону. Избегай причаливать к берегу, пока не достигнешь второй скалы, да и там постарайся оказаться ближе к ночи. Темнота сокроет тебя от жабьих глаз.

— От чьих?!

— «Жабы» — это наши враги, те самые. В центре их селения выстроен храм из костей морского чудовища, там и спрятан Зуб. Никто не сторожит это место, ибо оно прикрыто колдовским наговором, но твой защитник одолеет чужую магию и отведет всем глаза. Только дойди, пришлый! В воду не лезь, там живут защитники «жаб», они тебя растерзают. Берег от этой Челюсти до другой именуется Пастью, я видел его глазами своей зоркой птицы. Тоже гиблое место.

— Да у вас тут всё гиблое, я уж понял! Потому вы туда и не лезете сами, ищете дураков! Дай хоть копье какое-нибудь!

— Оружие тебе не пригодится, — улыбнулся шаман и подтолкнул меня к лодке. — Твой защитник предупредит об опасности, которую ты способен преодолеть, а все прочие угрозы сомнут тебя, если не спрячешься. Поспеши, становится жарко.

***

— За бороду бы тебя подвесить на этой скале! — принялся я мечтать, уже отгребая. Весла в веревочных уключинах ходили вкривь и вкось, шершавые лодочные борта продавливали воду, будто густую солярку, а сил на каждый гребок уходило изрядно. Давненько я этим делом не баловался! С детства, пожалуй, когда приезжал в деревню к родственникам, и большой громогласный дядя Вова пытался привить мне любовь к рыбалке. Получалось частично: караси с окунями радовали, но после комаров зуделись даже ногти, а мозоли от весел на моих городских ладошках не сходили потом неделями. Вадик, кстати, тоже всё это проходил. Лет на десять позже меня. Порадовал дядю Вову — лихо греб туда и обратно, мошку с комарами просто не замечал, даже нырнул разок, когда родичу вздумалось покидать спиннинг, а блесна зацепила корягу.

— Хороший парень, четкий, — сказал о нем дядя Вова чуть позже, как никогда не отзывался обо мне. — Такой, блин, нигде не пропадет!

— Больше туда не поеду, — оценил чуть позже рыбалку сам Вадик. — В гробу я видал такую близость к природе-матери!

В этом был он весь — получи результат, прояви себя, а дальше можешь ругаться любыми словами. Результат всё скрасит.

Лично мне хотелось бросить весла уже сейчас, с каждым новым гребком. Скала по имени Челюсть, вся в зализанных складках, будто шкура моржа, никак не желала заканчиваться — на добрую милю в море выдалась. Или на полтора километра, в привычных мне измерениях. Или на восемь стадий, на пару тысяч шагов, на три с лишним тысячи локтей… всякая чушь лезет в голову, зато грести полегче. Отвлекает от лишних мыслей. Раз-два-а, раз-два-а! Триста двадцать пять, триста двадцать шесть, триста двадцать семь…