Остров отложенной гибели

Вот напрасно я, блин, шучу, когда весло до сих пор привязано! Надо срочно заняться узлом, но так, чтобы это не выглядело боевыми приготовлениями — передвинуться ближе к уключинам, глянуть за борт, улыбнуться простодушно:

— Имена у вас звучные, да и титулы тоже. Твоя земля, случайно, не Римом зовется?

— А как же иначе?! — в голосе Тита… как там его… прозвучало такое возмущение, что за узел я взялся с удвоенной скоростью. — Эти дикари называли тебя «пришлым», но даже в твоих неведомых землях должны были слышать про Туллия Семпрония и про нашу империю, хранимую богами!

— Давай без пафоса, а? Для меня сегодняшний план по громким речам перевыполнил товарищ Пхе, а с тобой я готов общаться исключительно по делу. Сумеешь?

Вдруг показалось, что лазурных глубинах что-то движется, большое и темное. От борта я отшатнулся, теребить веревку стало неудобно, зато тугая закрутка вдруг начала поддаваться. Не спешим, раскачиваем, тянем.

— Туллий… как его… это ваш самый главный? Ну, не бычься, я ж человек из далеких земель, вообще не в теме. Про Римскую Империю что-то слышал, а вот конкретные имена… как, вообще, это всё называется? Остров, материк, большая-пребольшая суша?

— Двипамаранум, — судя по интонации, удивляться римлянин устал. — Единственная суша, населенная людьми, дальше лишь океан и смерть.

— Да, я слышал. Там правит Невыразимый, которого все боятся. Не понимаю только, зачем здешним людям строить огромные корабли, если плавать некуда?

— Галеры с десятками парусов и гремучими катапультами? — глаза незваного гостя загорелись как у ребенка при виде конфет. — Я изучал корабельное дело, первородным это положено, хотя искусство войны вызывало во мне гораздо больший интерес. Римские корабелы превосходят финикийцев и даже греков, но их мастерство, увы, близко не стоит со строителями тех галер.

Ёлы-палы, ну как научить его говорить кратко?! У них тут в прошивку забиты подобные речи? Берег тянется вдалеке, жизнерадостный и зеленый, узел уключины, наконец, распустился, а за бортом опять что-то промелькнуло. Гораздо ближе к поверхности.

— Ты где их видел, эти галеры? В гости к вам приплывают?

— Железнобокие не нуждаются в нас, и это, поистине, милость богов! Железнобокие жестоки, но им не нужны рабы, да и торговля с нами неинтересна, что лишает нас множества ценных приобретений.

— Так, а ну стоп! Разъясни-ка мне, Тит… э-э… Клавдий, что за «железнобокие» и как они связаны с большими галерами?

Снова движение в глубине. Здоровенная хрень, однако, раза в два длиннее нашей лодочки! Может, зря я развязываю уключину — вдруг придется сейчас выгребать со скоростью «Формулы-1»?

— Железнобокие — это люди за стеной, — продолжил римлянин терпеливый ликбез. — Как дикари побережья отделены от цивилизованных земель, так и мы в этих землях ограничены другой стеной в стремлении продвинуться дальше. Мы несем дикарям свет разума, а вот люди в железе унизительно пренебрегают нами! Мы несвободны даже в плавании по Сите и вынуждены держаться ближе к берегу!

Та-ак, вот это уже теплее. Старые обиды полезли, а обиженным людям не до красноречия. Хотя, он даже сейчас много лишнего болтает.

— Сита — это река?

— Слишком скудное определение, чужеземец. Всё равно, что слона назвать домашней зверушкой, или пик, уходящий в небеса, поименовать холмом. Сита — это поток, у которого с правого берега не виден левый, она течет из самого сердца Двипамаранума. Я не знаю, кому позволено плыть по центру, хоть ивидел такие галеры не раз, издали. Люди глупее меня пытались сблизиться с ними, но получали лишь железные ядра из гремучих катапульт.

— Это называется «пушки», Тит. Из сердца Двипамаранума, говоришь? Там, значит, вовсе цивилизованная цивилизация, но вам туда нельзя, потому кошмарите дикарей. Железнобокие кошмарят вас, а где-нибудь в центре спит Отец Тверди, да?

— Варварские придумки, — усмехнулся римлянин, прежде чем лодку ощутимо качнуло. Узел вдруг распустился, весло соскользнуло за борт, я дернулся следом, увидел…

Здоровенная хрень уже рядом: акулье тело, но между башкой и серповидными плавниками торчат короткие кривые лапы, как у динозавра. Перевернулась на бок, глаз-яблоко нашел меня безошибочным взглядом, очень голодным.

— Ёлы-палы!

— Что там такое, чужеземец?

— Не «что», а «кто»! Зубастое и когтистое! Ты приготовь свою боевую штуку, Тит, а то ведь…

Лодка вдруг накренилась, почуял движение за спиной, успел дернуться — «боевая штука» свистнула мимо плеча, врубилась в борт.

— Ты охренел?!

— Я не хочу тебя убивать, — сообщил «пассажир» торжественно и выдернул хопеш. Стоял теперь надо мной, расставив ноги, не казался уже ни слабым, ни изможденным.

— Не хочу убивать, но голодная тварь не уйдет без жертвы. Прыгай туда.

— Серьезно?! — я и сейчас всё никак не мог поверить, проникнуться, испугаться. Будто в театре, где всё понарошку. Глянул за борт — серая тень далеко, заходит на новый круг, а вот весло совсем рядом. Рукой дотянешься.

— Скажи, ты рехнулся, Тит… как тебя там?!

— Тит Клавдий Вар, сын сенатора Гая Квинтилия Вара! — он развернул плечи и увеличился в росте даже. — Ты выпрыгнешь, чужеземец, тварь насытится, а я достигну Ситы и поднимусь по течению, в родные земли! Не пытайся мне возражать, ибо меня учили лучшие…

Лодку качнуло снова, римлянин пошатнулся, я схватил, наконец, весло. Дернул из-за борта навстречу гостю — тот как раз шагнул с занесенным хопешем, наткнулся на древко, охнул, а я добавил уже наотмашь. С двух рук. Со всей пролетарской ненавистью, ага.

Хрясь!!!

Весло сломалось, враг выпал спиною вперед, меня окатило водой. Как в замедленной съемке увидел всплывающего «пассажира» — тот успел схватиться за лодку, но громадная тень уже наплыла, руки-лапы цапнули, пасть открылась зубастым полумесяцем, вырвала римлянину живот вместе с ребрами.

— Угм-м-м-м! — не сразу понял, что сам издаю этот звук. Среднее между стоном и желанием блевануть. Цапнул утерянный хопеш — против эдакой твари толку мало, но хоть что-то!

— Говорил же, нефиг болтать, — собственный голос показался скрипучим, будто песком его присыпали, зато хоть тошнить перестало. Почти равнодушно глядел, как тело Тита Клавдия Вара, сына сенатора Гая Квинтилия Вара уходит в пучину, а безымянная тварь продолжает отхватывать от него куски. Хорошо, что не от меня.

Плохо, что весло сломалось, а я не спортсмен-байдарочник, одним грести не умею. Сейчас вообще лучше затаиться. Лежать тихонько — авось, про меня не вспомнят.