Остров пропавших душ
Шрифт:
– Обезжиренное или натуральное? – спрашивает Сара.
– Да чего уж там, давай натуральное.
Ее гримаса заставляет меня задуматься, не слишком ли я высокомерен с ней. Она работает здесь шесть дней в неделю, и ее большие руки постоянно двигаются между холодильником и баром. Кроме того, ей еще приходится выслушивать истории посетителей и присматривать за стариками, которые пьют здесь целыми днями.
Лица вдоль стойки пропадают в тени или становятся странно резкими, когда люди поднимают головы, чтобы посмотреть на голубой экран телевизора, висящего на стене над баром.
Сейчас по ящику показывают компьютеризированную карту погоды.
– Может быть очень хреново.
– Досюда не дойдет.
– А может, и дойдет.
– Даже близко не приблизится. Ставлю сотню против твоей сотни.
– Да пошел ты. «Сотню». Да как ты вообще можешь говорить мне такое…
Однако ураган гораздо ближе, чем этого хочется присутствующим. Назвали его Айк. Болты у меня в костях ноют, и очень скоро глазное давление тоже поднимется, поэтому я решаю уйти.
У двери я останавливаюсь. Я вижу его через решетчатое стекло. Черный «Ягуар» с темными стеклами припаркован между Фордовским пикапом и какой-то японской машинкой, мордой к входу в бар. Из него выбирается мужик в костюме. Выглядит он здоровым и, по моему мнению, на этот раз он не будет ждать, когда я выйду.
Поэтому я рысью пересекаю холл и направляюсь к туалетам, туда, где находится задний выход. Выхожу через него и иду на восток пару кварталов, затем разворачиваюсь и прячусь за старой телефонной будкой, откуда мне удобно наблюдать за машиной на парковке перед баром. На парковку въезжает грузовик, и в свете его фар я вижу, что «Ягуар» пуст.
Пригнувшись, я достаю нож из сапога и прячу его на груди. Теперь мне надо длинным окружным путем добраться до Найтс-Армз. Там я соберу вещички, подхвачу Сэйдж и куплю нам билет на автобус или до Карсона, или до Эурик-Спрингз, или до Биллинга. Но, наблюдая за машиной, я понимаю, что этого не произойдет. Я чувствую нетерпение, и во мне растет обида. Пусть же все заканчивается поскорее. Пусть, наконец, этот нарыв лопнет. Неожиданно мне начинает нравиться идея быстрой смерти в последней, открытой и решающей схватке. И я решаю вернуться к машине.
Я подбираюсь к ней со стороны багажника. Нервы мои натянуты, сердце колотится, как смеситель для красок, и я сгибаюсь возле задней двери со стороны водителя. Пробую ручку, и, когда она поддается, быстро залезаю в машину. Пытаюсь хоть что-то увидеть в ней, хоть какую-нибудь улику, но она стерильно чиста, если не считать навязчивый запах одеколона. Поэтому я ложусь на сиденье и начинаю ждать. Достаточно быстро мужик выходит из бара и оглядывает стоянку. Когда он подходит к машине и устраивается на переднем сиденье, я прижимаю острие ножа к его шее как раз в тот момент, когда он вставляет ключ зажигания.
– Боже…
– Не поворачивайся и положи руки на руль.
Он повинуется. На его мясистых руках поблескивает пара золотых колец, а затылок аккуратно подбрит под скобку. Мужик он совсем не маленький, и очень скоро весь салон наполняется слишком сладким запахом его одеколона.
– Черт бы побрал вас, итальяшек, вместе с вашими чертовыми одеколонами.
Машина в хорошем состоянии и освещена только зеленоватой подсветкой панели приборов; нас окружает гладкая кожа, а по радио передают репортаж о каком-то товарищеском матче. В свете приборов я изучаю его лицо: пухлое, с квадратным подбородком,
слегка чванливое. Я понимаю, что никогда не видел его прежде.– Кажется, ты кого-то разыскиваешь, – говорю я. – Не оборачивайся.
– Рой Кэди?
– Заткнись. – Я нажимаю на нож, и он взвизгивает. – Мне надо, чтобы ты передал им – пусть приходят, я их жду.
– Минуточку…
– Я сказал – заткнись.
Он моргает, и из-под кончика ножа стекает капля крови.
– Ни звука, бродяга. Тебе надо только передать им мои слова. Ты должен сказать, чтобы они приходили. Я жду их здесь, и здесь же я их урою. – Не думаю, чтобы он услышал дрожь в моем голосе, а уж рукоятку ножа я держу крепко, чтобы нож не трясся. – Скажи им, что я их жду. Скажи им, пусть начинают веселье.
– Послушайте…
Но слушать я не хочу, поэтому так нажимаю на нож, что он затыкается. Я задыхаюсь в этой роскошной машине, заполненной вонью одеколона.
– Передай им то, что я тебе сказал. – Второй рукой я нажимаю на дверную ручку. – Если я тебя еще раз увижу, то выколочу все твои зубы через затылок и скажу, что это была самозащита.
Я выскакиваю из машины и со всей доступной мне скоростью ковыляю в тень, а человек в машине что-то мне кричит, но его слова относит ветер. Сердце мое колотится так сильно, что у меня болят ребра, а металл в моей глазнице ноет. Держась в тени и передвигаясь по темным аллеям, быстро пересекая пятна света от фонарей, я добираюсь до Найтс-Армз быстрее «Ягуара».
Взобравшись по ступенькам, захлопываю за собой дверь своей комнаты. Весь пол в кухоньке засыпан крошками крабового панциря, а воняет в ней, как в доках. Я сбрасываю куртку и, не зажигая света, падаю на кушетку. Сэйдж поднимает голову со своей подушки и тихонько скулит. Она думает, что я расстроился из-за грязи, которую она устроила, и мне приходится погладить ее, чтобы успокоить.
Единственный источник света находится над плитой на кухоньке. Я сижу на кушетке, уставившись на безжизненный серый экран телевизора и на стенку из книг. Машинально я вожу большим пальцем по лезвию ножа, и от этого порез на пальце становится все глубже и глубже.
Я так и не услышал, что тот человек кричал мне.
Снимаю бриджи и кладу челюсти в раствор мятной воды. Какое-то время я наблюдаю за ними, и мне кажется, что они похожи на призраки.
Выпрямившись, я сижу на кушетке и бесцельно вожу ножом по подбородку.
Я слежу за дверью. Они ее, конечно же, выбьют, когда придут.
Из моего большого пальца течет кровь.
Часть V
Я вернулся на остров в четверг, после полудня, через три дня после того, как уехал. На двери № 2 уже не было полицейской ленты, и рядом с ней стояла тележка уборщицы.
Универсал со стоянки исчез, а вот мотоцикл сосунка все еще торчал перед дверью его комнаты.
Чайки щедро покрыли парковку своими испражнениями, и я почему-то подумал о священниках.
На стук в дверь комнаты Рокки и Тиффани никто не откликнулся. В животе у меня что-то перевернулось, по спине потек пот, и мысли закрутились с удвоенной быстротой. Я пересек парковку и подошел к двери офиса. Когда я ее открыл, то услышал голос, выводящий музыкальные трели. За углом комнаты, в телевизоре, нарисованные животные пели песенку, строя платье для Золушки; маленькие птички окутывали ленточками его корсаж. Здесь же были Нэнси, Нони и Дехра. Тиффани сидела на полу, уплетая хлопья, и смеялась.