Остров сбывшейся мечты

Способность здраво рассуждать вернулась к ней, и Вика подняла голову и осмотрелась. Напротив нее в океане виднелись очертания неизвестной земли, до которой Вика пыталась доплыть. Она находилась на другой стороне острова – противоположной той, где должна была стоять ее палатка и лежать запасы, оставленные Глебом. «Заблудилась в лесу, – поняла Вика. – Пошла не в ту сторону. Здесь и не должно быть моих следов». Она зашагала сначала медленно, а затем все убыстряя шаги, с ужасом ожидая увидеть пустое пространство на «своем» берегу. В том месте, где берег резко изгибался, она остановилась на несколько секунд, чувствуя, как бешено колотится сердце. Прошла десять шагов – и увидела палатку и ящики.

Она бросилась бежать, оступилась и упала. Песок забился в ноздри, уши, засыпал глаза, и она долго терла их, снова и снова пытаясь открыть, преодолевая режущую боль, потому что боялась, что, пока она ничего не видит, палатка исчезнет. В конце концов Вика добрела до ящиков и свалилась рядом с ними почти без сил. Невыносимо хотелось пить – у нее не было во рту питьевой воды со вчерашнего вечера, – но доползти до канистры сейчас Вика не могла.

Она будто слышала, как смеется тот, кто наблюдает за ней. Теперь Вика могла только удивляться тому, что не поняла этого сразу: конечно, ее оставили на острове не для того, чтобы она провела здесь две или три недели, поедая тушенку. Просто тот, кто забросил ее сюда, собирался повеселиться от души. Возможно, у него было что предложить ей, Вике, для того, чтобы поведение ее не стало слишком однообразным. «Уже предложил, – устало подумала Вика. – Я не могу отличить, где галлюцинации, а где реальность. Плоская рыбина, которую я видела на дне… Если бы я вернулась на прежнее место, она была бы там? Вряд ли. Мне почудилось, просто почудилось».

Она все-таки дошла до канистр с водой, напилась и умыла лицо. Ощущение, что на нее смотрят, стало постоянным, и у Вики вдруг мелькнула дикая мысль, испугавшая ее настолько, что она чуть не опрокинула незакрытую канистру.

«Почему я решила, что мурены мне привиделись? Если кто-то может спрятать меня на острове, то он может устроить здесь все по своему желанию. Тени… жуткие фигуры… Неужели они были на самом деле?!»

Она осмотрелась, чувствуя себя зверьком, загнанным в угол. Затем медленно, очень медленно сделала несколько шагов к океану и отчетливо разглядела на песке неглубокие широкие бороздки, тянувшиеся к воде. У нее потемнело в глазах, от океана вновь пахнуло гнилью, и Вика потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, солнце садилось и от пальм падали длинные тени, один взгляд на которые вызвал у нее приступ тошноты. «Уходить. Нужно уходить отсюда». Но сил не было.

Вика вызвала в памяти образ Антона Липатова – сильного, внимательного, готового защищать ее. Когда она только начала работать в «Юго-западе», ей казалось, что Липатов – типичный самовлюбленный красивый мужик, но постепенно она изменила свое мнение. То, что она приняла за самовлюбленность, было уверенностью в себе и окружающих людях, происходившей из счастливого и благополучного детства, а также из готовности спокойно решать любые проблемы. Этого качества Вике не хватало. Ее пугали любые сложности, но она, сжав зубы, преодолевала их, стараясь выглядеть собранной. Антон же ничего не боялся, а то, что Вика принимала за сложности, считал обычными жизненными обстоятельствами. Поначалу ее это раздражало, но затем она обнаружила, что рядом с Антоном ей самой становится спокойнее. Он никогда ничего из себя не изображал, не играл на публику, не боялся показаться неосведомленным. Он был надежным, и, вспомнив об этом, Вика уцепилась за его надежность, как за спасительный канат. «Липатов что-нибудь придумает. Он обязательно что-нибудь придумает. Но мне нужно помочь самой себе и ему. Нужно уходить отсюда».

Собрав остатки воли в кулак и заставляя себя не оглядываться на потемневшие воды, из которых в любую секунду, она чувствовала, могло выбраться то, для чего у нее не было названия, Вика вытащила из ящика две банки консервов и маленькую пластиковую бутылку газированной воды, которую раньше не замечала. Затем пошла прочь, убеждая себя, что она спрячется, просто спрячется в лесу, и все будет хорошо, потому что в чаще ее не найдут. Закопается в землю, закроется ветками, по которым медленно передвигают жирные волосатые тела пауки, и не будет мурен, и тех, кто выходил из леса, и она избавится от страха…

Она уговаривала себя, уходя все дальше и дальше от палатки, а в голове колотилась одна-единственная мысль.

«Что он придумает в следующий раз?»

Глава 9

Сергей Бабкин перед любым относительно важным мероприятием продумывал план, и, как правило, времени на это уходило не меньше, а то и больше, чем на воплощение плана в жизнь. План был необходим, хотя бы в качестве психологической поддержки: осознание того, что на любой вариант развития событий у него выработана определенная тактика поведения, позволяло Сергею не волноваться, а значит, не допускать глупых ошибок. Поработав с Макаром, всю жизнь полагавшимся только на интуицию, Бабкин с интересом обнаружил, что не только его собственный опыт планирования может приносить хорошие плоды, но и совершенно противоположный подход к делу. Однако Сергею хватало скептицизма по отношению к себе, чтобы понимать: то, что годится для Илюшина, у него самого может вызвать непредсказуемый результат. Вероятнее всего – провал задуманного.

А потому когда Сергей поехал к клубу «Артемида», не имея ни малейшего представления, что он станет делать дальше, он испытывал двойственное ощущение. С одной стороны, такой поступок, тем более несогласованный с напарником, являлся очевидной глупостью: попасть в клуб Бабкин бы не смог, а шататься вокруг ограды для развлечения охранников он не собирался. С другой стороны, бездействовать в квартире Илюшина, ожидая, пока тот соберет необходимые сведения, из которых, как под прессом, сможет затем нацедить редкие капли действительно полезной информации, Сергей был не в состоянии.

Он жалел Вику Стрежину. Фотография осталась у него, и Бабкин с сочувствием вглядывался в серьезное лицо с внимательными карими глазами, чуть прищуренными от ветра. Не обладая скептицизмом Макара, он принял на веру то, что рассказывали о Виктории друзья и дядя, а они считали ее искренним, добрым и храбрым человечком.

– Человечек, – пробормотал Сергей, оставляя снимок на столе, – где ты сейчас, а?

Симпатия к Стрежиной усилилась у него под впечатлением от людей, среди которых выросла Вика, – ее матери, отца и сестры. Бабкин понимал: для того, чтобы вырваться из подобного плена в семнадцать лет и самой не стать такой же, нужно обладать сильным характером, а к женщинам с сильным и вместе с тем не стервозным характером он относился с уважением.

Ожидание было невыносимо, и Сергей, никогда прежде не отличавшийся импульсивностью, во время поездки к пейнт-клубу задавал себе вопрос: что он будет делать, когда его высадят у клуба? Как объяснит Макару свою нелепую выходку? И чем его поездка может помочь Стрежиной, если максимум, чего он добьется, – побродит перед клубом, пытаясь заглянуть внутрь?

– Где тебя высадить-то, мил-друг? – поинтересовался водила.

– Вот здесь и высади, – попросил Бабкин, заметив, что до клуба осталось несколько сотен метров.

Светиться, выползая из развалюхи-«жигуленка» перед входом в «Артемиду», ему, по понятным причинам, не хотелось. А потому, расплатившись с водителем, Сергей вылез за углом и осмотрел окрестности.

Сыпал мелкий мокрый снег, заставивший его поднять воротник тонкой куртки. Сергей представил Макара, поедающего крекеры и запивающего их сладким горячим чаем, наверняка предложенным ему Михаилом Олеговичем, и пожалел о том, что сам съел с утра лишь пару бутербродов с ветчиной.

Улица перед ним была почти пустынной, если не считать двух собак, с деловитым видом семенящих по обочине. Технические строения, заброшенное кафе без вывески, сквозь грязные окна которого виднелась барная стойка, застывшие вдалеке краны… Пейзаж, открывшийся глазам Сергея, был далек от ожидаемого им.

– Кто догадался открыть клуб в таком месте? – буркнул он негромко, хотя знал ответ на свой вопрос. Отсутствие жилых домов поблизости – вот что, вероятнее всего, послужило тому причиной. И еще – относительная дешевизна земли. В общем, решил Бабкин, место было выбрано довольно удачно, несмотря на первое впечатление.

Он потоптался немного и неторопливо пошел в сторону клуба, на ходу доставая из кармана пачку сигарет. Сергей не курил, но предполагал, что у входа в «Артемиду» стоят камеры, а потому придется закрывать лицо. «Проведем рекогносцировку местности», – сказал он сам себе, довольный, что придумал правильное название для своей бесполезной вылазки. «Будет чем оправдаться перед Макаром», – добавил внутренний голос, и Бабкин вздохнул: у него были серьезные сомнения, что слово «рекогносцировка» произведет на Илюшина надлежащее впечатление.