Остров соблазна

Его яички налились в ответ на жажду Евы.

Ник даже не заметил, как передвинулся и оказался у входа в ее ворота, готовый скользнуть во влажный бархат. Голос его члена заглушал все мысли.

Время пришло.

Ник медленным толчком вошел внутрь, остановившись у преграды Евиной чистоты. Он оперся на локти и обхватил руками ее лицо.

Николас приблизил свои губы к губам Евы, чтобы отвлечь ее, и резко послал бедра вперед. Он проглотил ее крик, и ее тело застыло под ним.

— Больно уже не будет, — пообещал Ник, и Ева обволокла его жаркими влажными объятиями. Его яички стянулись в тугой клубок. Он замер, отгоняя волну желания, чтобы чуть дольше насладиться радостью, имя которой было Ева. Хотя бы чуть-чуть. Его сердце билось в его члене.

— Уже не больно, — прошептала Ева. Он начал двигаться.

Ева была тугой и влажной, она оказалась самым лакомым кусочком, какой только пробовал Ник. Она двигалась вместе с ним, приподнимая бедра, чтобы принять его целиком. Он ускорил ритм.

Когда Ник опустил взгляд на лицо Евы и увидел нежный раскрытый рот и страдальческую складку на лбу, он понял, что ее нельзя дольше удерживать на грани между желанием и удовлетворением. Он должен позволить ей кончить.

Ник покрыл ее рот своим и скользнул внутрь, принимая дар ее тела одновременно языком и членом. Ева двигалась под ним и тихими стонами отчаяния, которые лишали его самоконтроля, умоляла входить все глубже.

«Еще чуть-чуть!»Она была такой теплой и тугой!

Ева отвернулась.

— Я не могу остановиться…

Ник почувствовал, что это началось.

Он выгнул спину и вошел так глубоко, как только мог. Ее внутренние стенки сокращались, сжимая его член. Блаженство, острое как бритва, пронзило Николаса, достав потаенных уголков души.

Под ним Ева билась в конвульсиях. Наслаждение струилось вокруг них, протекало сквозь него самого, выплескивалось из паха и добегало до самых кончиков пальцев. Ева пылала, словно охваченная огнем.

Потом он начал пульсировать. Ник вышел из Евы и прикрыл член платком как раз вовремя, чтобы поймать горячую струю семени.

Одинокий в конце. Как всегда.

Николас не рискнул бы наградить Еву ребенком. Он всегда старался, чтобы его любовницы не обзаводились приплодом. Это было одним из условий неписаного договора. Оба получали наслаждение, а Ник заботился, чтобы никто не платил за него своей жизнью в родовых муках.

Но после всех игр и ласк, после их умопомрачительной плотской любви казалось предательством уклониться от финального единения с Евой.

И не только ему, о чем можно было судить по озадаченно нахмуренному лбу Евы.

Когда Ева стала дышать в обычном ритме, она села на постели.

— Зачем ты это сделал? — спросила она.

— А ты как думаешь?

Ответ прозвучал грубее, чем хотел Николас. Ева была девственницей, но кое в чем разбиралась довольно хорошо. Возможно ли, что она не знает, откуда берутся дети?

— Ты не хочешь, чтобы у меня от тебя был ребенок.

— Да, не хочу, представь себе.

— Слезай, болван, — сказала Ева, сталкивая его на пол. Ник с глухим стуком приземлился на голый зад. К тому времени, как он вскочил на ноги, Ева уже надела сорочку и натягивала чулки.

Вот вам и духовное единение после пика наслаждения!

— Что с тобой? — сердито спросил Ник.

— Как ты можешь об этом спрашивать, поросшая бородавками жаба? — Ева втиснулась в платье и крепко затянула шнуровку на корсете. — Ты забираешь мою девственность и при этом не хочешь рисковать — не хочешь, чтобы я от тебя забеременела. Что? Боишься, как бы тебя не принудили жениться?

«Жениться? Откуда это взялось?»Никто из них даже не упоминал о браке.

— Ева, зачем ты все усложняешь? — Они пережили нечто невообразимое. Зачем все портить разговорами о женитьбе? Ник провел рукой по волосам. — И потом, ты должна бы уже понять, что принудитьменя никто ни к чему не может.

Туфель Евы засвистел в воздухе, но Николас успел поймать его, прежде чем тот врезался ему прямо в нос.

— Разумеется, нет, — сказала она. — Ведь ты же чертов лорд Ник, хозяин своих владений!

— Да, черт возьми, это я.

— Ну а мне ты не хозяин. — Ева выхватила у Николаса туфлю и, стоя, как аист, на одной ноге, втиснула в нее ступню. — И ты достаточно окреп, чтобы обходиться без сиделки.

Она повернулась и приоткрыла дверь. Ник захлопнул ее плечом и крепко прижал рукой у Евы над головой.

— Пусти! — сказала она; ее голос был сильным, но хрупким, как французское стекло.

— Не пущу, пока мы все не уладим, — заявил Ник.

Ева повернулась, прислонилась спиной к двери и, скрестив руки под грудью, смерила его гневным взглядом.

— И что же, по-твоему, мы должны улаживать?

— Полагаю, тебе понадобятся карманные деньги.

— Карманные деньги?

— Так обычно поступают. Оплата услуг модистки, разумеется. Драгоценности, какие желаешь. Я бы хотел посмотреть на тебя в длинном жемчужном ожерелье. — «И больше без ничего».— Тебе может понадобиться определенная сумма на всякие расходы. Я никогда не экономил на своих любовницах. — Он склонился, чтобы поцеловать Еву, но та отвернулась в последний момент, и его губы ткнулись в ее волосы. — Кроме того, я не намерен с тобой расставаться.

«Это должно ее успокоить».

— Ах, не намерен?

— Нет, Ева, не намерен. — Ник подозревал, что теперь самое время поговорить о любви, если бы он обладал хоть каким-то талантом по этой части. Но он всегда был человеком действия, а не цветистых сантиментов. — Можем составить контракт, если хочешь, но я еще никогда не нарушал данного слова.

— Слово, — тихо проговорила Ева. Ее поза сделалась более расслабленной. — Ты в самом деле даешь мне слово?

— Да, я даю тебе слово, — с улыбкой сказал Ник.

Ева улыбнулась в ответ. А потом схватила его за плечи и заехала коленом в незащищенный пах. Ник согнулся пополам, обхватив низ живота обеими руками.

— Вот вам, капитан Скотт, моеслово.

И Ева вылетела за дверь прежде, чем он успел ее остановить.

Впрочем, Николаса так скрутило от боли, что он не был уверен, хочет ли вообще ее останавливать. Пару минут он корчился на полу. Потом дотащился до койки и забрался на нее с глухим стоном, поджав к животу колени.

Маленькая бестия пыталась его кастрировать!

А он был вынужден вдыхать ее запах, оставшийся на подушке. Сладкий, нежный, раскрывающийся перед ним, как лилия на солнце.

Теперь ее нет рядом.

Образовавшаяся пустота захлопнулась, словно крышка гроба.

Ник принялся выискивать в себе гнев и с удивлением обнаружил, что его нет. Из всех эмоций в нем преобладали озадаченность и такая опустошенность, что он сомневался, заполнится ли она когда-нибудь.

Отсутствие Евы причиняло ему еще больше боли, чем ушибленные яйца.