Остров традиции
Шрифт:
А тут и старик Лауман собрался драпать. Но гады-империалисты отказали ему во въездной визе: возраст…
Убитый горем, бедняга слёг. И через две недели скапустился. Врачи, успешно лечившие его прежде, практиковали ныне на берегах Иордана.
Что оставалось делать бедным сироткам, сестричке Гретхен и братику Штеффи? Пристроиться всё к той же километровой очереди у калифорнийского консульства. Подавляющее большинство здесь теперь составляли безнадёжные отказники, люди без дипломов либо без талантов. Пританцовывая на лютом сволочном морозе, вели они нескончаемые унылые беседы: со дня на день установится мол Вторая Пролетарская Диктатура и разбушуется Третий Пролетарский Террор. Если уж сами пролетарии этого боялись… А между тем нагло пёрли без очереди герои Второй Оттепели, демократы-радикалы-популисты. Оказывается, кто громче всех
И вот Маргарита наконец-то свиделась с соболезно-любезным Консулом. Какое у вас образование, спросил Консул. Ах, культурология… Увы, увы, с таким дипломом перспективы весьма сомнительные… А что ещё вы умеете? Да, калифорнийской мовой спикаете… Эка невидаль, в Калифорнии по-калифорнийски любой дошкольник лопочет. Ну а ещё? Немного рисуете, немного поёте, немного фортепьянствуете, чуть-чуть смыслите в психологии, приготовлении пищи и даже, говорите, в бизнесе… Вах-вах, немного и чуть-чуть нам не надо, надо на уровне мировых стандартов… Ну чем вас обнадёжить?.. Не знаю, право, для манекенщицы вот трёх дюймов не хватает (виртуозно подано, в обрамлении головокружительных комплиментов). Ай эм со вери сорри, но что ж поделаешь, иммиграционная квота. Мужайтесь, ждите у моря погоды…
Несовершеннолетнему Стефану было ещё хуже: с ним бы и разговаривать не стали, хотя в свои четырнадцать он достаточно петрил в электронике с кибернетикой и чихать хотел на Культуры и Логосы.
Не возымели действия отчаянные мольбы ко всем посюсторонним закордонным знакомцам: выручите, пришлите вызов! Правительства богатых стран боялись «нелегалов». И средств у Маргариты не хватало. Вот почему она с радостью сдалась без боя одному цесарскому подданному на кушетке в квазифешенебельном отеле для фирмачей. Цесарский подданный был большим другом Страны Сволочей и не очень умным предпринимателем – чуть ли не до последнего момента предпринимал напрасные попытки воскресить из праха агонизирующую сволочную экономику. Пока он филантропствовал, Маргарита летала по седьмому небу. Что у Христа за пазухой, что у Жака на содержании. Но вот Жаку понадобилось на родину, и он, честный малый, признался, что женат. Обещал в следующий приезд дать адрес холостого соотечественника. Следующий приезд не состоялся. Наверно, простофиля-альтруист, наконец, поумнел.
И всё же спасибо примерному семьянину-цесарцу: всегда презервативом пользовался – гарантия от осложнений… Не таков был автослесарь Фреди, следующая пассия Маргариты. Что такое кондом он знал только по анекдотам, и то в режущей слух транскрипции «гандон».
Работник автосервиса в Стране Сволочей по определению всемогущ, и не вынося своего всемогущества, Фреди стремился к предельному опрощению: дух'u принимал только внутрь, ложился в постель, не сняв башмаков, а с новой бабой своей общался на языке тумаков и зуботычин.
Сперва Маргарита, как всегда, нашла себе утешение, а истязателю своему – оправдание: вдруг она опять прониклась сермяжной правдой. Ей, в общем, нравилось, что Фреди, во всём следуя инстинктам, свободен от ненужных рефлексий и сомнений. Он никуда не бежал из Страны Сволочей, неплохо чувствуя себя даже перед лицом Катастрофы. На дымных развалинах великой Империи его автосервисный трон стоял непоколебим. Вот это супермен! Чем не идеал мужчины?
Всё же тяжковато жилось Маргарите с примитивным суперменом, чем дальше, тем тяжче. В одну прекрасную ночь она залетела. Фреди не смог перестроиться, тем более, что дубасить по вздувшемуся женскому пузу куда пикантней и приятней, чем по обыкновенному. Силён оказался организм Маргариты: обошлось без выкидыша. Ребёнок был доношен и в душном, до отказа набитом женско-детским мясом бараке с табличкой «Родильное отделение» увидел свет. Видел он его всего три месяца.
Когда ангелы забрали ребёнка к себе, безутешная мать и здесь разглядела утешительный нюанс: теперь ей как никогда легко было уйти от Фреди.
Вообще-то разрыв с постылым королём автосервиса грозил обернуться роковой ошибкой. Появление на улицах столицы бритоголовых боевиков «рабочих дружин» возвестило о наступлении обещанной диктатуры и обещанного террора. Сбывались предсказания профетической книги «Невозвращенец».
Новый – законно избранный – Президент широковещательно провозгласил основной задачей момента восстановление социальной справедливости. Правда, кичливые нувориши, пионеры рыночной экономики пока что успешно противостояли слабосильной диктатуре: они своим боевикам могли заплатить куда больше. Окончательное
решение вопроса о власти было отложено на неизвестный срок, автоматы противоборствующих сторон дни напролёт вели прицельные дебаты, а тем временем долгожданные аресты косили тех, кого можно арестовывать невозбранно. То есть безобидных бородачей, очкариков, горлодёриков-леваков, сдуру задержавшихся в стране. А коль скоро задержались считанные единицы, ретивые блюстители Нового Порядка отлавливали просто кого попало.Маргарита была не кто попало, а классово-вражье племя – интеллигентское семя: папа-профессор плюс полгода содействия подрывной деятельности сионистских ставленников. Но в непостижимой стране непостижима также логика казней и милостей. Маргариту не трогали. И это было самое страшное – ей больше хотелось быть поставленной к стенке организованным формированием классовых недругов, чем изнасилованной скучающим юнцом или зарезанной разбойником.
Заступник у неё остался один – повзрослевший братец. Он всё чаще говаривал ей: «Убегу в Америку». (Сто лет назад мальчишки бредили Америкой, начитавшись Купера и Майн-Рида, и вот история повторяется, только инспирацией служат видеобоевики и порнокомиксы). «А как же я? На кого ж ты меня покинешь, радость моя единственная?» – «Скепнём вместе!» – Маргарита горько усмехалась. – «Фиг с тобой, сеструха, дёрну один. А ты загинайся тут, на здоровье»…
Маргарита в ту пору забилась в какую-то непонятного назначения контору. Ради продтоварных карточек. Там хлестала сивуху с сиволапыми сослуживцами и ждала полицейского «Воронка» точно избавительную карету «Скорой помощи». Вечерами, одна-одинёшенька, занималась тем же в опустевшей запущенной папиной квартире. Со стен, не таясь, готовы были бесстрашно улыбнуться любому вошедшему опальные кумиры мыслящей общественности – Иисус Христос и Джордано Бруно, Гурджиев и Сахаров, Эйнштейн и репрессированный бургомистр. Стефан где-то пропадал – нет, уже не в кружке «Юный техник», а в подворотне с громилами-сверстниками. Маргарита свыклась с мыслью, что однажды он вовсе бесследно канет. Не в Америку – ближе…
Одним таким беспросветным вечером квартира погрузилась во тьму в буквальном смысле. Сметая по пути антикварную мебель, Маргарита ринулась раздвигать шторы. Ни один фонарь не озарял заоконное безлунье: без электричества остался целый квартал, а то и весь город.
А может быть, вообще пришёл Конец Света. Именно к этому заключению склонилась Маргарита. Слишком это было похоже на то, что Фреди называл «пиздой накрылось». Но парадоксально непохоже на удовлетворение просьбы «Мама, роди меня обратно».
Богооставленная, людьми оставленная, она заметалась во мраке. Мраком же покрыто, каким образом ей удалось одолеть столетнюю, сколоченную на совесть дверь. Известно лишь, что засим Маргарита пошла на штурм двери соседской.
– Анхен, я была совсем крэйзи, форменно – крыша поехала, – ворковала Маргарита, ища сочувствия в джокондовских очах подруги. – Я ж и не знала, кто там живёт. Прежние жильцы, наши друзья, в Месопотамию свалили… И вот, представь себе картину: юная леди, едва одетая, истерзанная, вся в синяках предстаёт глазам джентльмена в халате, с фонариком в руке… Я дрожу вся, реву, стыд такой… А он: «Ну уж раз стучались, входите – сейчас свечи зажгу». Усадил меня на диван, плечи пледом накрыл, гляжу – коньячку наливает… Мамма мия, коньяк – пять звёздочек, я уж и не помню, когда в последний раз… Ну, опрокинула стопку, половину разлила, конечно… Колотун постепенно проходит… соображать начинаю, где, что… А он свечи зажёг, наливает ещё, за знакомство… Такой, знаешь, невеличка в очках, лет сорок с хвостиком… и такой уступчивый, такой корректный… голос, как у психотерапевта… Мне уже спокойно так, уже хорошо… Сидим, беседуем… Он мне – представляешь – Эдгара По цитирует, «The Raven», как там ночной гость постучался вроде как я вот… ну, мы с ним о стихах… Такой кайф, смотрим – вкусы совпадают… Блейк, Элиот, Пастернак… Потом о театре… Вспоминаем прежнее, я уже хохочу, как дура – почти два года ни с кем про это не говорила… Вот так… Ну а потом за жистянку нашу грёбаную…
– Гретхен, ты знаешь, я не люблю…
– Прости. Оно так само вырывается… Значит, за долбаную нашу жистянку… Я, понимаешь, ничего не боюсь… в общем, откровенно с ним так, ну как с тобой. Он… да, его, как выяснилось, Отто зовут, а фамилия – фон Вембахер, представляешь! Это когда сплошные Мюллеры да Крюгеры кругом… Так вот, он говорит: что ж вы так неосторожны, должны же догадываться, где я работаю… каким макаром я эту квартиру получил… А потом погнал: не бойтесь вы меня… заколёбся я с этими долбаками… они мне даже работу по квалификации предложить не могут… и вообще жизнь скотская, и к тому же всё один да один… сорок два года, без семьи… Ну, эт цетера… всё под коньячок… Дальше… ну понимаешь…