Остров в океане

Непонятно было, чего ради рыбы тратят столько энергии, пытаясь плыть против течения, да и они сами, по-видимому, этого не знали. Во многих отношениях они напоминают баранов, слепо следующих за своим вожаком. Весьма сомнительно, понимает ли вожак, какую роль он играет среди других рыб; ибо если по какой-либо причине косяк меняет направление, ведущий становится ведомым и подражает каждому движению той рыбы, что плывет перед ним. В стремлении многих рыб объединяться в косяки есть еще много непонятного. Полагают, что это — проявление своеобразного инстинкта, созданного природой как одно из средств самозащиты. Хищнику легко догнать и схватить одиночную особь, но задача осложняется, когда рыба представляет собою мелькающую, скачущую тень среди массы себе подобных. Многочисленность сбивает с толку врага — мы видим тут осуществление в примитивной форме оборонительного принципа: «В единение сила». Характерно, что крупные хищники почти никогда не плавают косяками; объединяются обычно те, за кем охотятся. Но в косяке интересы индивидуума не учтены: зачем, например, мечутся морские окуни в бесплодных и утомительных странствиях, следуя за своим вожаком?

Тем не менее не все рыбы, пытающиеся противостоять приливу, столь же безрассудны, как морские окуни. Иные из них, добиваясь своего, проявляют удивительную смекалку. По большей части это мелкие рыбы типа красного, темноглазого берикса, серебряной лунной рыбы и селены. [69] Они ловко лавировали, уклоняясь от течения, кружились в защищенных скалами местах, где образуются противотоки, забивались в норы и расщелины и часто останавливались, как будто для того, чтобы передохнуть.

69

Селена, или низкогляд (Selene vomer), принадлежит к семейству карангид, или джеков (Carangidae). Это океанические хищные рыбы тропических и умеренных вод. Селены бывают длиной сантиметров до тридцати. Тело у них уплощенное с боков, рыло укорочено, «лоб» высокий, спинной и анальный плавники наделены длинными усовидными отростками, вытянутыми назад.

Самыми забавными среди них были селены. Их легко узнать, потому что они всегда гуляют парочкой. Другие рыбы появлялись в одиночку, целыми косяками или небольшими стайками по шести-семи особей, а эти — только вдвоем. Очевидно, существует какая-то магия чисел. Семь — любимое число в фольклоре, тринадцать предвещает несчастье, все удачи приходят по три кряду. Двойка всегда будет напоминать мне об этих рыбках. Впервые я столкнулся с ними во время подводной экскурсии во Флориде; они плавали вдвоем, и с тех пор я редко видел их не в паре. Всегда рядышком, всегда вдвоем, они неразлучны, как Дамон и Питиас. Если одна рыбка нырнет, другая следует за ней, если они поворачивают, то всегда вместе. Что делает одна, то делает и другая, и этому трудно придумать какое-либо объяснение, ибо эти рыбки не составляют пар для того, чтобы строить гнезда, как делают некоторые породы рыб.

Все парочки удивительно походили друг на друга. Лобная кость у них круто спускается вниз, и они выглядят так, будто постоянно ищут погребенное на дне сокровище. Со спины у них гирляндами свисают длинные кружевные нити. Характерную их особенность составляет еще и то, что они очень сплющены с боков. Если рыбка плывет прямо на тебя, видишь только тоненькую полоску, и очень забавно наблюдать, как эта полоска внезапно превращается в широкий овал, когда рыбка поворачивается.

Хотя течение уносит в открытое море огромное количество рыбьей молоди и икры, оно же доставляет богатую поживу множеству «рыбаков», притаившихся на прибрежных скалах. Я говорю не о людях, а о самых разнообразных существах, вооруженных поразительным набором крючков, сложных ловушек, ядовитых стрел и хитроумно сплетенных сетей. Среди тех, кто предпочитает сети, самое удачливое и забавное создание — морская уточка. С первого взгляда может показаться, что нет существа глупее на свете. Однако она достаточно сообразительна и предприимчива, чтобы поддерживать свое существование в каких угодно условиях — от ледяной Арктики до столь же обледенелой Антарктики. Во всех мировых океанах буквально нет ни одного места, где бы не селилась морская уточка, раскидывающая свои сети. Ей ничего не стоит совершить кругосветное путешествие на брюхе какого-нибудь грязного угольщика или предпринять увеселительную прогулку на ките. Некоторые виды китовых морских уточек так привередливы, что соглашаются селиться только на губах или на плавниках, другие предпочитают горло или живот. А есть разновидности, занимающиеся воздушным спортом; эти живут на летучих рыбах. Имеются даже любительницы мертвых медуз, прикрепляющиеся к их зонтикам.

В воде морские уточки довольно красивы, хотя и не могут похвастаться расцветкой, так как окрашены весьма тускло. Их главный козырь — сети, удивительно тонкие и изящные. По существу говоря, это ноги, переродившиеся в нечто вроде живого невода; чтобы оценить их по достоинству, их надо увидеть. Они похожи скорее на перья, чем на обыкновенные ноги, но морская уточка нуждается в них не меньше, чем человек в руках, рыба в плавниках, а птица в крыльях. Ходить на них, конечно, невозможно, однако жизнь животного всецело зависит от этих необыкновенных ног; именно они создают циркуляцию воды, необходимую для выделения кислорода, которым дышит уточка. А ее желудок находится в прямой зависимости от расторопности ног. Морская уточка живет благодаря тому, что дрыгает ногами.

Вопреки распространенному мнению, морская уточка вовсе не принадлежит к моллюскам, хотя и проводит большую часть своей жизни в раковине. Вместо того ее следует отнести к обширному классу ракообразных, к которому принадлежат омары, креветки и друг гурманов — съедобный краб. Морская уточка причисляется к подклассу Cirripedia, что буквально означает «усоногие».

Никто не застрахован от ошибок, в том числе и биологи. Долгое время они считали морскую уточку моллюском, сильно отклонившимся от общего типа. Истина восторжествовала, когда какой-то дотошный ученый вздумал исследовать ранние стадии развития этого мнимого моллюска. Вылупившийся из яйца молодняк настолько отличается от взрослых особей, что трудно поверить в их родство. У молодой уточки нет никакой раковины. Она плавает и не походит ни на одно живое существо на свете, напоминая разве что какого-то фантастического москита. На ранних стадиях развития уточка снабжена волосами, щетиной, колючками и какими-то длинными волочащимися придатками. Это настоящее ракообразное, ибо оно сегментировано и походит на молодь некоторых ракообразных. Мало-помалу облик этого крохотного чудовища меняется, по бокам у него, как ни странно, вырастает по маленькой раковине. Уточка пускается в странствия, ища, где бы пристроиться и зажить вполне взрослой жизнью в своем известковом доме. Инстинктивно или случайно найдя удобное местечко, она переворачивается вниз головой, прочно приклеивается, окружает себя известковыми стенами и начинает дрыгать ногами — и так уже до самой смерти. Ее ноги, которые у другого ракообразного превратились бы в клешни, закручиваются и становятся бахромчатыми, напоминая с виду перья.

Я пробрался к валуну, где пристроилась целая колония морских желудей, родных братьев морских уточек, чтобы посмотреть, как они улавливают щедрые дары прилива. Они весьма напоминали действующие вулканы: выпустят клуб бурого «дыма» и тотчас втянут его обратно. Приглядевшись, я обнаружил, что это не дым, а движения переплетающихся ног, которые сперва выбрасываются наружу, а затем быстро втягиваются, загибаясь внутрь, чтобы не выпустить пойманной добычи. Вода вытекает через промежутки между ножками.

Я осторожно дотронулся пальцем до одного из нежных перышек цирри, как они прозваны в зоологии. Ножка немедленно втянулась внутрь и две прочные пластинки тут же загородили вход. Эти пластинки так хорошо пригнаны, что не пропускают ни воды, ни воздуха, и морской желудь, если захочет, может отгородиться от всего мира. Таким образом морские желуди пережидают часы отлива, когда остаются совершенно беспомощными вне пределов своей родной стихии. Им не страшен ни бушующий прибой, ни рыскающие вокруг хищники. Мне часто приходило на ум: вот если б мы могли избавляться от непрошеных посетителей, сборщиков налогов и подобных, попросту захлопнув дверь!

Движущаяся вода была холодная, я стал мерзнуть. Течение поднималось, очевидно, из больших глубин — холодные массы воды перемежались с теплыми. По мере того как течение усиливалось, вода становилась все холоднее. Я начал дрожать и решил дать себе получасовую передышку.

Когда я вторично спустился под воду, картина совершенно изменилась. Течение стало столь стремительным, что сбивало с ног даже под прикрытием скал. Рыбы почти все исчезли, а те, что еще были видны, держались у самых скал или в углублениях дна, где они стояли на месте, тихонько шевеля хвостами. Множество рыб забилось в расщелины между камнями и неподвижно висело в воде. Крупных рыб нигде не было видно, только с полдюжины голубых скаровых рыб кучкой застыли под сенью большого утеса. Вода мчалась с быстротой горной лавины, и даже рыбы благоразумно предпочли не вступать с ней в единоборство, а философски отступить.

В третий раз я спустился под воду за несколько минут до того, как прилив достиг высшей точки. Вода только что мчавшаяся с неимоверной быстротой, теперь едва двигалась. Подводные пылевые бури улеглись, границы видимости раздвинулись до тридцати или более футов. Только длинные, волнистые борозды на песке напоминали о недавнем потопе. Я уже мог стоять на ногах, не опасаясь, что меня снесет.

Через десять минут всякое движение прекратилось и воцарился полный покой, если не считать волн на поверхности, продолжавших разбиваться о скалы. С рыбами произошла разительная перемена: они уже не прятались в расщелинах и не лежали неподвижно в ямах на дне. Гранты, недавно спешившие по своим, им одним известным делам, появились вновь, где-то по пути отделавшись от преследовавших их луфарей. Большинство рыб деловито паслись на подводных лугах. Неизвестно откуда прибыла яркая стайка спинорогов. Они скользили с места на место, соскабливая со скал кусочки водорослей. Я заметил, что их чудные спинные шипы были убраны и подымались лишь от случая к случаю. Эти лучи, которые объединяются с первым спинным плавником, удивительно устроены. У основания каждого из них имеется затвор остроумнейшей конструкции: если первый луч поднят, он не может опуститься под действием внешней силы, если не опущен третий луч. Зато если опускается третий луч, весь плавник автоматически складывается. Я долго внимательно наблюдал за спинорогами, пытаясь понять, для чего им нужен весь этот необычный механизм. Полагают, что он является средством защиты от врагов, но остается непонятной функция третьего луча: ведь если он не опустится первым, передние два под давлением обычно ломаются.

Вместе со спинорогами у скал шныряло множество красивых полосатых рыб, отливающих всеми цветами радуги. Как и спинороги, они пасутся около водорослей, но вкусы и методы у них другие. Спинороги соскабливают с камней низко стелющийся мох, а полосатые рыбки интересуются только верхушками водорослей и подвергают их тщательному обыску. Они охотятся за небольшими ракообразными, червями и другими беспозвоночными.

Со мною была пятизубая острога, и при ее помощи я попытался обогатить свою коллекцию экземпляром новой рыбы. В первый раз я промахнулся, но во второй раз мне все же удалось ранить одну из них около спинного плавника. Оставалось только схватить ее и спрятать в мешок, который я всегда носил с собой, но не тут-то было: она вывернулась и, извиваясь от боли, боком поплыла вдоль каменной стены. Быстрое мелькание плавников — и ее схватил большой крапчатый групер, испещренный красноватыми пятнами. Он прятался в большой расщелине, и я не заметил его. Хищник вернулся с добычей к себе в логово, а я снова попытался добыть экземпляр для коллекции. К моему удивлению, рыбы не дали мне приблизиться; хотя раньше они спокойно шныряли у моих ног, теперь они держались от меня подальше. Вероятно, сначала они приняли меня за незнакомую, смешную рыбу, а теперь видели во мне потенциального врага. Я замечал, что подобным же образом ведут себя и морские окуни, однако большинство рыб не обращает ни малейшего внимания на гибель соседей. Трагедия может разыграться в двух шагах, а они как ни в чем не бывало продолжают кормиться, прохлаждаться или заниматься другими своими делами.