Остров в океане

Следующая рыба, которую я попытался заколоть, повела себя самым странным образом. Заостренный конец остроги скользнул по ее боку, вырвав несколько чешуек и маленький кусочек мяса. Рыба — это был желтый грант с кроваво-красной пастью — метнулась прочь, затем, повернувшись, подобрала плавающие чешуйки и бросилась к куску собственного мяса на кончике копья. Я метнул острогу вторично, но и тогда она не удрала, а, увернувшись, принялась обнюхивать острогу, вонзившуюся в песок. Я подивился разнице между этими двумя видами: грант был совершенно уверен в себе, тогда как полосатые рыбки, почуяв опасность, стали робкими и недоверчивыми.

Подводная охота с копьем далеко не так проста, как можно подумать. Хотя по большей части рыбы как будто не обращают внимания на охотника, на самом деле они всегда замечают движущиеся в определенном направлении предметы. Мне случалось бросать копье в столь плотные косяки, что промахнуться казалось невозможным, а между тем я не задевал ни одной рыбы. Вся стая при этом едва ли шелохнется; обычно происходит мгновенный локализованный переполох, который скоро прекращается.

После неудачи с грантом мое внимание привлекли две маленькие, тускло окрашенные рыбки около глыб мертвого коралла, заросших губкой. Это были бленни, морские собачки того же самого вида, который я наблюдал около Лэнтерн Хед. До чего они не похожи на рыб! Поднимая и опуская головы, наклоняя их то в одну, то в другую сторону, принимая самые необычные позы, они шныряли между водорослями, словно какие-то неугомонные насекомые. И тут у меня на глазах разыгрался презабавный спектакль. Обе рыбы опустились казалось, они не плывут, а идут, до того плотно они прижимались ко мху — на песчаное дно у подножия камней. Здесь они стали друг против друга — между мордами оставался промежуток в дюйм. С секунду они стояли неподвижно, а затем пустились в пляс. То был нелепейший танец вприпрыжку на ходулях, которые им заменяли грудные плавники. Неожиданно они остановились и поглядели друг на друга.

До сих пор они держали рты закрытыми, а теперь начали неудержимо болтать. Затем опять пошли плясать и прыгать. Когда они снова остановились, то вместо болтовни потянулись друг к другу ртами. Ни дать ни взять поцелуй! Но оказалось, что замышляются не любовные ласки, а нечто прямо противоположное. Бленни еще раз коснулись друг друга губами — и началась потасовка. Этот поцелуй был не что иное как проба сил. Вероятно, таков у них способ устанавливать права на охотничий участок: после ряда толчков и ударов одна из морских собачек очистила поле боя, и победитель торжественно вошел во владение отвоеванной территорией, занимавшей один квадратный ярд песчаного дна и такой же кусок скалы.

Несомненно, что многие рыбы очень любопытны. В первую очередь это относится к акулам, летучкам и триглам. [70] Но мой победитель бленни побил в этом отношении рекорд — такой любопытной рыбы мне еще встречать не приходилось. Когда я присел на песок неподалеку от его владений, он тотчас подплыл к моей руке, лежавшей на песке, и обследовал каждый палец, тычась носом в один ноготь за другим; затем забрался мне на ногу и тщательно изучил старый шрам, полученный много лет назад, когда я напоролся на раковину устрицы.

70

Летучки (Dactylopteridae), подобно настоящим летучим рыбам, или долгоперам (Exocoetus), могут выпрыгивать из воды и парить над волнами на удлиненных в виде своеобразных крыльев грудных плавниках. Но летают летучки хуже долгоперов.

Триглы, или морские петухи (Triglidae), — рыбы, родственные летучкам, передвигаются по дну на плавниках. Три луча в каждом грудном плавнике морского петуха утолщены, разобщены друг от друга и имеют вид тонких и длинных пальцев. На них рыба и ходит. Дальше, в главе «Ночь на океанском дне», Д. Клинджел описывает свою встречу под водой с шагающей рыбой прионотусом. Обитающие у берегов Вест-Индии морские петухи принадлежат к роду Prionotus.

В полосе приливов и отливов жизнь сосредоточивается исключительно у скал. Песчаная равнина в волнистых бороздах — слишком ненадежный приют для более или менее оседлых организмов. Это, так сказать, подводная «ничейная земля» — пустынная белая полоса на синем фоне. Все же в периоды недолгого затишья, когда прилив достигает высшего уровня, некоторые рыбы покидают скалы и совершают вылазки в открытое море. Однако никто из них не отплывал от берега на сколько-нибудь значительное расстояние, кроме рыб крупных и сильных пород. Сержант-майоры, синеголовки, помацентриды и рифовые рыбки ограничиваются прогулками в восемь-десять футов. В таком отдалении от скал они чувствуют себя вполне спокойно, зачастую проплывая под носом у более крупных рыб. Они знают, что достаточно одного движения плавника, чтобы укрыться в расщелине.

Из мелких рыб лишь кузовки безнаказанно шныряли в открытом пространстве, чувствуя себя в безопасности под защитой своих солидных бронированных доспехов, да еще рыба-еж по сходству с подушкой для и иголок уступает лишь морскому ежу. Рыба-еж совершенно лишена страха, и это не удивительно: одно прикосновение к ней грозит болезненным ранением.

В открытой воде обитали и рыбы-шары, [71] тусклые колючие существа, в минуту опасности способные раздуваться до огромных размеров. Их считают очень глупыми рыбами, но в Чесапикском заливе я наблюдал как они целой компанией нападали на больших крабов, прокусывая острыми зубами их прочные панцири. Предпринять подобную операцию в одиночку было бы исключительно опасно. Можно ли назвать глупой рыбу, способную на такие организованные действия?

71

Рыбы-шары (Tetraodontidae) и рыбы-ежи (Diodontidae) принадлежат к группе скалозубов (Gymnodonles). Устройство их челюстного аппарата очень своеобразно. Зубов у них нет, а кости челюстей спереди обнажены (не покрыты кожей) и выступают изо рта рыбы в виде клюва. Острые края челюстей заменяют зубы. Рыбы-шары лишены колючек или имеют их лишь на брюхе, а у рыб-ежей длинные (до пяти сантиметров) и острые колючки покрывают сплошь все тело. У некоторых видов иглы могут даже как у настоящих ежей, подниматься вверх или прижиматься к телу.

Но самая интересная особенность скалозубов — умение надуваться. Заметив опасность, эти удивительные рыбы заглатывают воду или воздух, наполняют ими особый мешок под кожей брюха, и раздуваются словно шар. Раздувшись, рыба-шар плавать не может и, если наглоталась воздуха, часто всплывает вверх брюхом. Когда опасность минует, рыба с шумом, похожим на хрюканье, выпускает воду и воздух изо рта. По другим сведениям, рыба-шар наполняет водой не особый мешковидный вырост пищевода, а просто желудок. Стенки его очень эластичны и наделены на двух противоположных концах (у пищевода и у выхода в кишечник) мощными кольцевыми мускулами, которые, сокращаясь, не выпускают из желудка воду и воздух.

Большинство патрулировавших рыб принадлежало к крупным хищникам. Они плавали взад и вперед, подстерегая скромных обитателей подводных скал, решившихся высунуться из своего логова. Немногочисленные, но страшные, все они умели развивать огромную скорость. Среди них я заметил трубу-рыбу длиной около трех футов, не считая длинной нити, которая тянется от ее хвоста. Здесь была и барракуда, [72] загнавшая крошечную рыбу-бабочку под защиту утесов.

С полчаса вода у основания подводного утеса была спокойна и неподвижна. Рыбы скользили и кружились легко, почти без малейших усилий. Потом вода начала убывать. Сначала отлив шел так медленно, что я не заметил перемены, но вскоре мне бросилось в глаза, что водоросли уже не свисают с камней безжизненными нитями. Их нежные стебли стали вытягиваться в направлении далекого, невидимого острова Маягуаны. Морские веера тоже зашевелились, но в отличие от своих собратьев на большом рифе, они располагались не параллельно береговой линии, а перпендикулярно к ней. И это понятно, потому что здесь главная действующая сила не прибой, а приливо-отливные течения.

72

У трубы-рыбы (Fistularia tabacaria) очень своеобразный вид: длинная и узкая, похожая на трубу голова с маленьким ртом на конце. Тело тоже длинное, а из середины хвостового плавника торчит похожий на плеть отросток. Длиной труба-рыба бывает до полутора-двух метров; живет в тропических морях; следуя за теплыми струями Гольфстрима, появляется иногда у восточных берегов США, но не севернее залива Мэн.

Барракуда, или морская щука (Sphyraena barracuda), — одна из самых опасных морских рыб. Длина ее полтора-три метра, а вес около сорока килограммов. Кормится барракуда преимущественно в морских бухтах, вблизи рифов и берегов, для водолазов и купающихся людей местами бывает опаснее акулы. Кроме большой барракуды есть несколько видов более мелких морских щук, или сфирен. Из них северная сфирена (Sphyraena borealis), встречающаяся у восточного побережья США, представляет точную копию большой барракуды, но в десятикратно уменьшенном «издании» — длина ее всего 30 сантиметров.

Длинные песчаные валики на дне тоже начали изменяться. Со стороны, откуда шло течение, они становились более пологими и более крутыми — с обратной.

Морские попугаи, помацентриды и другие рыбы, которые кормятся на скалах, стали перебираться под защиту утесов, где они продолжали прерванные поиски пищи. Безмятежно спокойная атмосфера, царившая здесь последние полчаса, рассеивалась. Приближался подводный шторм, и, готовясь к нему, рыбы и даже некоторые беспозвоночные, включая с полдюжины раков-отшельников, прятались по своим норам и расщелинам и погружались в свой странный, но все же, по-видимому, освежительный сон с открытыми глазами: ведь ни у кого из них нет век! Кузовки и рыбы-шары вернулись с песчаной равнины и выбрали себе удобные местечки на песке. Скалозубы даже зарылись в песок по самые глаза.

Какую беспокойную жизнь ведут обитатели этих мест, подумал я. Со всех сторон их подстерегают хищники, наверху бушует прибой, и дважды в сутки им приходится выдерживать сокрушительный напор несущихся на них океанских вод. Как они напоминают жителей Фландрии или Эльзаса, которые периодически подвергаются военным нашествиям, но, не отчаиваясь, продолжают жить на родной земле, отстраивая новые дома на месте разрушенных снарядами и уничтоженных пожарами, чтобы потом снова увидеть все в развалинах и приступить к новой стройке! Все же подобное сравнение не вполне правомерно: ведь прилив — это поток жизни, а не смерти, нормальное явление природы, регулирующее жизнь миллионов живых существ.

Когда я выходил на берег, чтобы избежать вторичного натиска воды, последние живые существа, которые я увидел перед тем, как мой шлем появился над поверхностью, были медузы аурелии, известные в Америке под названием «луна-медуза». [73] На Инагуа этот вид я встретил впервые. Появление аурелий в такой момент показалось мне весьма знаменательным. Больше чем какое-либо другое живое существо на нашей планете они олицетворяют своими радужными прозрачными тканями символику приливов и отливов. Я насчитал шесть медуз. Их полусферические зонтики чуть пульсировали и медленно колыхались на воде, уносившей их в открытый океан. Бледные и светящиеся, они действительно походили на луну. Бесцельно уплывали они по прозрачной сверкающей глади в бесконечное водное пространство. Вместе с океанскими приливами, медузы всецело отдаются на волю луны. Послушное луне течение — их жизнь, их мир, их средство передвижения.

73

Аурелия, или ушастая медуза (Aurelia aurita), распространена в Атлантике от Арктики до тропиков. У нас водится в Черном и Баренцевом морях. Размеры ее невелики — 10–25 сантиметров, цвет купола нежно-голубовато-белый, щупальца короткие, стрекающие, но человек обычно не чувствует их ожогов. Название ушастой медуза получила за своеобразную форму гонад (половых клеток), похожую на уши или скорее на подковы. У самцов гонады желтые, у самок — розоватые.

Глава XVI АКУЛЫ

Акулы красивы в том же смысле, как тигры и пикирующие бомбардировщики. Пусть эти рыбы — жестокие кровожадные, садисты или, подобно бомбардировщикам, настоящие орудия уничтожения, но факт остается фактом: акула на свободе, в океане, — воплощенное совершенство линий и грации. Обтекаемые формы — не новость, современная техника только применила принципы использованные акулами еще в незапамятные времена задолго до появления человека. Правда, и среди акул есть отдельные виды, отказавшиеся от элегантной симметрии линий, свойственной их породе. В качестве примеров можно привести молот-рыбу и пилоноса, [74] но в целом семейство акул не отступило от основного закона своего формообразования — высокой гармонии пропорций.

74

У молота-рыбы (Sphyrna zygaena) голова фантастической формы: похожа на молоток, рукояткой которого служит тело самой рыбы. Глаза сидят на крайних концах «молотка», которые иногда отстоят друг от друга на 1,5 метра. Молот-рыба бывает длиной до пяти метров и весит около 300 килограммов (по другим данным, длина ее достигает 6–7 метров, а вес 750 килограммов). Эта акула опасна для людей. Обитает она во всех теплых океанах, появляется иногда у берегов Европы и Северной Америки.

Акула-пилонос (Pristiophorus) тоже очень необычного вида; рыло у нее сильно вытянуто вперед, уплощено сверху вниз и усажено по краям длинными и острыми зубами. Им она роет ил, добывая мелких животных, которыми питается, но при необходимости может нанести врагу опасные раны своей пилой.

Более известная, чем пилонос, пила-рыба (Pristis) принадлежит к скатам, хотя и похожа по форме тела на акул. Она значительно крупнее пилоноса, достигает в длину десяти метров. По некоторый данным, пила-рыба нападает и на крупную добычу, «отпиливая» от нее большие куски мяса, которые тут же пожирает своей беззубой пастью.