Остров живых

– Помещения зачистили?

– Разумеется, а как иначе? Сначала под прикрытием мы все двери блокировали, потом, когда прошли и запечатали все двери, заблокировали лестницы. Потом по одной двери открывали и чистили. В общем ничего интересного, разве что эти маньяки поработали от души, намахались своим железом. Один из передних цепляет и фиксирует, второй из задних валит. Все-таки огнестрел как-то цивилизованнее. Тут такие звуки были, что с души воротит. И это еще зомби молчуны, даже не знаю, какой вой стоял в средневековых драках. И кости хрустят, и плоть трещит, прямо как когда зуб дерут. Хорошо еще противник молчал.

– Пуля тоже с чпоканьем попадает.

– Не то все равно. Этот треск и сейчас в ушах стоит, а я не девочка нецелованая.

– А со вторым этажом как?

– Куда хлопотнее пришлось. Нас сразу атаковали, толком латники не построились, не дали. Пришлось файеры и зачинки кидать, тушили потом пол, не хватало бы еще чтоб спалить госпиталь. Но все равно досталось – и кусали, и били достойно. Тут латы на все сто отработали. Мы-то думали, Дункана сожрут – его с ног сбили и навалились впятером. Пока их раскидали, они его всего обслюнявили, но и только. Он после этого еще громче орать принялся, ему как с гуся вода. Хвастать сегодня будет, готовься. Хотя вообще-то есть чем хвастать. Он морфа на рогатину принял и удержал, хотя по полу его провезло метра полтора. Но не упал, а соседей этот удар с ног сбил. Андрей грамотно застрелил, в толпе, в суматохе. Просто хирургический выстрел был, я-то уверен был, что кого-нибудь еще зацепит, а обошлось.

– Морф на втором напал?

– Оба напали. Одновременно, что особо интересно. С фронта шустеры были, один вылетел с фланга – дверь вышиб, а второй с тыла.

– И работяги справились?

– Кроме работяг там еще и саперы были. Потому справились.

– Лопатами забили? У вас же алебард не было?

– Не язви, умник. Зверек был незнаком с инженерными заграждениями. Вот и влип. Решил через спираль Бруно проломиться. Видимо, себя танком возомнил. Хотя в колючке-то, грамотно выставленной, и танки застревали, факт.

– И не получилось у морфа?

– Мы не дали. Но заграждения нам поломал нехило и колючую проволоку на себя намотал почти всю.

Замечаю, что в разговоре враг обезличен. Морф и морф. Неважно, кем он был при жизни – сантехником, патанатомом или молоденькой медсестричкой. Сейчас в наличии морф. И потому никаких соплей.

– Сетеметы очень хорошо помогли. Мы на них особо и не рассчитывали, а очень круто с ними вышло. Надо бы прикинуть, что еще из такого несмертельного применить можно было б. Строительные пистолеты, кстати, тож выручили.

– По зомби из стройпистолетов стреляли?

– Да нет, конечно, для блокировки дверей удачно получилось доски приколачивать – раз-раз и готово. Вообще, думаю, что сегодняшняя зачистка госпиталя войдет в будущие учебники по саперному делу наравне с летучей сапой, обороной Севастополя или переправой через Березину… Надо бы еще название громкое придумать, чтоб запоминалось лучше.

Сапер осторожно улыбается. Морда у него еще больше вздулась, хотя он и прикладывает к лицу какую-то железячную металлину, охлаждая место отека. Оно, конечно, правильно, но чтоб уменьшить кровообращение и замедлить отекание, лучше б ему подошел полиэтиленовый мешок со льдом.

– Может сходить снега в мешок набрать? – Вопросец у меня дурковатый вышел, но, с другой стороны, смотреть, как на глазах синеет физиономия собеседника, тоже не радость.

– Да ну баловаться. Да и грязный снег, даже если с крыши какой брать. Сейчас этот врачище придет, обещал помочь.

– А что это ты про Севастополь говоришь?

– Интересуешься? – криво ухмыляется половинкой рта сапер.

– Отдыхал там несколько раз. И насчет саперов что-то не слыхал. Корабли затопили, так не саперы же?

– Памятник Тотлебену видал? – опять улыбка-половинка.

– Да, видал.

– Так вот мало кто знает, что французские саперы, а они в Европе считались одними из лучших, взялись вести минную войну.

– Тихой сапой? – подсказываю я.

– Тихой. Ею самой. Но и летучие сапы пытались делать. Однако наши их от этого очень быстро отучили.

– А летучая – это как? Летающее что-то?

– Да так же, как самолет при взятии Нотебурга. Не слыхал, что самолеты применяли еще при Петре Первом?

– Да ладно тебе голову мне морочить.

– И не собирался. Так и было написано у Брокгауза с Эфроном, аж запомнил: «… флотилия блокировала крепость Нотебург со стороны Ладожского озера; на самолете устроена связь между обоими берегами Невы».

– Ну это ты заливаешь! Ведь верно?

– Ничего подобного. Так тогда называли самоходный паром, который для движения пользовал силу текущей воды. Хитрое устройство, да. Так вот, летучая сапа – это такой хитрый прием, при котором ночью на избранном рубеже под носом у противника тихо устанавливались туры, мешки, бочки и прочая тара, наполненные землей, в итоге получалось добротное укрепление для атакующих. Летучая сапа впервые была применена Иваном Грозным при осаде Казани, а затем уже испанцами при осаде Остенде, после чего стала обычным средством, применяемым при осадах. То есть утром противник глазки продрал, а у него под носом уже укрепление готовое стоит. И поздняк метаться. Тотлебен, кстати, такой сюрприз тоже умел делать. А еще были перекидные, щитовые, другие сапы. Так вот, взялись французы делать сапы. С летучими не срослось, стали копать.

– То есть подкопы?

– Сапер по-французски и значит «делать подкоп». Хотя… – Тут Крокодил задумывается. – В пионерском детстве в трудовом лагере на Кубани мы работали на «сапанке». Сапали. Сапками. И будили нас на сапанку. Так то, может, и не по-французски, ладно, к фигам лингвистику. Ты себе представляешь, как минная война ведется, не сейчашними минами, а с подкопами?

– Ну копаешь тоннель, потом туда порох бочками – и фитилек. Оно внизу бабах, все и полетело вверх тормашками. Мина – это ж еще и шахта, вроде так, тоже есть такое значение у слова?

– Ага. Только при этом можно под тоннелем врага свой провести – поглубже. И сделать копающему противнику тот самый бабах. Контрмина называется. Вот Тотлебен со своими орлами в Севастополе так дело поставил, что выбил контрминами, считай, весь саперный состав у французов. Раньше это еще горнами называли, когда контрминную галерею выводили куда надо и взрывали. Там свои хитрости были. Надо ж так рассчитать, чтоб взрывом врага снесло, а воронки не образовалось. А то такую воронку враг моментально в укрепление превратит. Фугасы камнеметные устраивали еще, это когда рядом с местом скопления противника бабахает пудовый зарядик, и на противника потом полчаса с неба камни сыплются. Такие потери у франков только в Отечественную войну были, когда они своих саперов угробили для наведения мостов через Березину. Мусьи по горло в ледяной воде построили мосты, а им даже водки не выдали потом, про жратву и не говорю. Они и позамерзали к чертям. Так что Севастополь – это место легендарное, да. Я там часто раньше бывал. Ты где отпуск проводил?

– На Северной стороне комнату снимал.

– А… Теперь-то нам еще долго не светит туда попасть. Там, интересно, как – как в Кронштадте или одни зомбаки остались? Как думаешь?

Ответить я не успеваю, потому что к нам присоединяется Бурш. Мрачный, грустный, но с коробками в руках. Понятно, сегодня весь день его коллег и пациентов наши кнехты молотили. Заводит нас в маленькую комнатенку. Здесь запаха меньше, окошко открыто, а зомби, видно, тут не оказалось.

– Как оно у вас? – спрашивает.