Остров

— Ну, решил, а что здесь такого, вы вон тоже монах.

— Да какой я монах, так, одно название, — улыбнулся истопник, — а ты, я вижу, в митрополиты метишь.

— Ну и что, что мечу, — честно признался юноша, — Разве это плохо, возвыситься духом и помогать слабым прозорливым советом…

— И зваться ты будешь — владыка «две недели», — продолжал подтрунивать над юношей истопник.

Но юноша, не обращая внимания на шутки истопника, продолжал развивать свою мысль.

— Кто-то должен принимать решения, и вести паству за собой, своим подвигом внушая уверенность слабым и сомневающимся…

Он говорил вдохновенно; видимо, эти мысли давно роились в его голове, и сейчас он разворачивал перед истопником весь план своей жизни.

— Так ты, поди, и в патриархи выбьешься? — спросил с усмешкой истопник.

— Я не обижаюсь на вас за ваши слова. Может, вы и правы, я знаю, я гордый, это мой грех, с которым я борюсь и неустанно совершенствуюсь.

— Ну, и как, чья берет? — продолжал насмехаться над юношей истопник.

— А вот вы, в чем ваше служение? — продолжал говорить неугомонный юноша.

— Да ни в чем, так пустяки — уголек в печь кидаю, да келейничаю потихоньку у отца Анатолия.

— Неужели вам никогда не хотелось совершить какой-нибудь подвиг, стать подвижником или поселиться в скиту?

— Куда уж нам, в лаптях да по паркету, — с ухмылкой ответил истопник.

— Вот, — загорелся юноша, — все мы так, никто не хочет взваливать на себя ноши, все ждут, что кто-нибудь другой придет, да и все сделает за нас.

— А пострадать не желаете?.. Для того, чтобы людей за собой вести пострадать требуется.

— Что же и пострадаю, если Господь приведет, — гордо ответил юноша.

— Тоже мне герой, пузо с дырой. Ты, ежели я не ошибаюсь, не в пустынь, а в столицу собираешься.

— Ну и что, в столице тоже слово Божие нужно, — продолжал проповедовать молодой священник.

— Это верно, среди людей-то оно сложнее спасаться, чем одному в чистом поле. В чистом поле завсегда греха меньше. Да… — вздохнул истопник, — ладно, понравился ты мне, рассмешил меня старика, пойду, похлопочу за тебя перед отцом Анатолием, но на многое не рассчитывай.

Истопник снова скрылся за дверью, которая вела из котельной в келью старца Анатолия. Не прошло и нескольких секунд, как истопник вернулся и, напустив на себя торжественный вид, произнес:

— Отец Анатолий благословляет тебя на служение в Караганде, там недавно на месте молельного дома построен храм Рождества Богородицы. Быть тебе в нем настоятелем.

От этого извести юноша как-то сразу расстроился и сник.

— Ну, чего сдулся? — весело спросил истопник. — То-то, вам дай волю вы все в Крыму, на курорте служить захотите. Кто-то и в Заполярье слово Божие нести должен. Давай, не задерживай меня, трапеза скоро… Зови следующего.

Когда поникший юноша вышел из дверей котельной, истопник вдруг улыбнулся и произнес:

— Да, славный батюшка из него получится…

Но тут на пороге котельной появился следующий посетитель, а вернее посетительница лет пятидесяти, в сером платочке и сразу же с порога бухнулась в ноги истопнику.

— Благослови, батюшка, — заголосила женщина.

От неожиданности истопник даже закашлялся, но быстро пришел в себя и деловито спросил:

— У тебя стиральная машина есть?

— Чево? — не поняла паломница и, не вставая с колен, удивленно уставилась на хозяина котельной.

— Машина такая, белье стирает, — пояснил истопник, — очень удобно.

— Нет, а что, надо купить?.. Так я куплю… У меня и сбережения есть, — в волнении затараторила женщина.

— Да, я не про то… Колготки-то, небось, руками стираешь?

— Руками, руками, батюшка, — часто закивала женщина.

— Так чего же ты на полу-то валяешься, у меня здесь чай не стерильно.

Женщина поднялась с колен и тупо уставилась на истопника. Так прошло довольно много времени.

— Ты чего, сюда смотреть пришла или язык отнялся? — строго спросил истопник.

— Ой, извините, батюшка, задумалась… — снова затараторила женщина, — пришла я сюда поговорить со святым старцем Анатолием, чтобы рассказать ему…

— Не святой он, — авторитетно заявил истопник.

— Ну?! — всплеснула руками женщина и начала испуганно вращать глазами.

— Точно, уж мне-то этого не знать. Я его как облупленного знаю. Мы с ним не первый годок вместе, — продолжал вещать истопник.

— Ну, — удивилась женщина, — а ты кто?

— Я-то, келейник его… Ну, навроде секретаря.

— Жаль, — сказала женщина после недолгих раздумий, — а я думала, он мне сон мой разъяснит.

— Ну, милая моя, это не к нам, это тебе к цыганам надо… Все что насчет гаданий и лошадей, это все к ним.

— Тогда хоть помолитесь за мужа моего покойного, безвинно убиенного во время Великой Отечественной Войны, а то часто он ко мне во сне являться стал.

— И чего говорит? — заинтересовался истопник.

— Ничего не говорит, стонет только, плохо ему, наверное, там, — и женщина благоговейно возвела очи к закопченному потолку кочегарки. — Я уж и заупокойную заказывала, не помогает, стонет и стонет.

— Ты его, небось, любила? — спросил истопник.

— Да я его и сейчас люблю, мы и прожить-то успели только полгодочка, а потом его и забрали… И вот я уже как есть, тридцать лет вдова, — сказала женщина, всхлипывая.

— Ладно, пойду спрошу, — сжалился истопник, — за такую любовь грех не попросить. Отец Анатолий хоть и не святой, но очень начитанный, — пояснил он свое неожиданное решение прихожанке, — я дверь не плотно прикрою, чтобы ты смогла весь наш разговор услышать.

В ответ женщина часто закивала головой.

— Так в каком году говоришь, голову сложил твой муж? — спросил истопник.

— В сорок четвертом, батюшка, в сорок четвертом…

— Ага, — задумчиво произнес истопник и скрылся за дверью кельи отца Анатолия, но на этот раз он оставил дверь не прикрытой плотно, поэтому женщине удалось расслышать разговор старца Анатолия и истопника.