Остров

— Мне поручено вам сообщить, сэр, что, к сожалению, ваш друг и компаньон мистер Белоу погиб. На его судне взорвался танк с горючим. Почему-то…

— Да, я слышал.

— Танк — это бак, то есть…

— Я понимаю. Хороший был мужик.

— Заключение: был некачественный ремонт. Вот так!.. Советское правительство заявило, что вы обратились с просьбой вступить в Союз.

— Это все, — Мамонт с трудом подбирал цензурное слово. — Вранье все это.

— Да, я знаю, — Суперинтендант долго раскуривал сигару. Мамонт молча смотрел на его, повернутое в профиль, мумифицированное лицо с мятой боксерской переносицей. — Официальное заявление, да! — это уже почти правда, даже, если это вранье. Русские хотят высадиться на острове. Если это допустить, будет война, — Старик мелко затягивался, раскуривая сигару. — Эх, горе! Большая война между двумя такими большими державами. Как в Корее… Нельзя допустить. На вас большая ответственность, господа, можно заслужить гражданство…

— На предательство толкаешь, — каркнул Пенелоп.

— Родина или смерть, — пробормотал за ним Мамонт.

— Воспользуйтесь своими мозгами, сэр, — Старик повернулся к нему. — Теперь ваши права на остров, мистер Мамонт, сомнительны. А этих, — Он кивнул в сторону кучки похмельных мизантропов. — Этих тем более.

— Переведенная на вкус, эта речь должна напоминать поросячий понос, — витиевато выразился Кент. — Сэр!

— А я за них воевал когда-то, — мрачно заговорил Демьяныч. — И в Европе, и в Китае, в Манчжурии…

— Я тоже воевал, — Суперинтендант внимательно посмотрел на него. — Где, где! Тоже в Манчжурии, в Китае, потом в Корее. В штабе Мерецкова, когда молодым был и русским. И потом всю жизнь воевал… Или копался в другом каком-нибудь говне.

— Ну, ну… судьба! Дети разных народов… да, разбросало! — Демьяныч замолчал и о чем-то задумался.

— А то вы, рванье, долларов у американцев попросите, отступного. Может что-то дадут. У них немеряно… Компенсацию за имущество?

— За это что ли? — Пенелоп ткнул пальцем то ли в сторону мехплота, то ли в тростниковую крышу пляжного грибка. — Ты переоцениваешь нашу глупость. — Он вышел вперед и теперь воинственно наступал на Цукермана, еще больше скривив набок голову, почерневший, волосатый, даже со спины похожий на лаосского лесного человека. — Родиной не торгуем. Лучше бы водки поставил. Как этим — индейцам из Нью-Йорка. Тогда может и согласимся войти республикой в твое США… А не то плати за остров миллиард… Или этот, как его?.. Эй, Чукигек?.. Ну да, триллион долларов. Или сразу выпивкой давай.

Сидящий в стороне, на досках, Кент катал босой ногой по песку пустую бутылку:

— Мы может и бродяги, бомжи, люди дна… Но мы тоже хитры и коварны. Проверены электроникой…

— Боюсь, что американское правительство… — нервно продолжал Цукерман. — В общем, не удивлюсь, если вас здесь скоро не будет. И вообще нигде больше не будет. Вот так… Конечно, ребята, я могу похлопотать о вашей выдаче русским. Так будет лучше.

— Кому? — скривился Кент.

— И американскому правительству тоже… Короче, кончаем уговоры — вон Икроид плывет, — Мамонт так разобрал фамилию плывущего.

— Говно плавает, господин моряк, — пробурчал Пенелоп.

Мамонт оглянулся: на своем красном, неуставного цвета, скутере стремительно приближался давнишний американский офицер, неестественно молодой, костлявый юноша в темных очках.

— Конечно, не вы, босяки, им нужны, — заговорил Цукерман. — Остров нужен, база.

— Откуда ты все знаешь? — притворно изумился Кент.

— Умный, — уважительно пробурчал Чукигек.

— Тикайте отсюда. Вовремя убирайтесь, вовремя. Пока русские сюда не дошли. А не то поторопим.

— И куда? В океан? — угрюмо зазвучал Кент. — Как бы тебе не хотелось, мы не можем просто исчезнуть, аки смрадный дым. А те, кто идут, могут и опять отправить по памятным местам. Только доллары твои в лагерном ларьке не берут.

Не доходя до берега, скутер остановился и осел в воду, американец что-то закричал.

— Капитан Икроид (Так Мамонт расслышал эту фамилию) напоминает, что этот остров — территория Соединенных Штатов, — заговорил Цукерман. — В случае несоблюдения законов вы можете быть объявлены нежелательными иностранцами. В общем, ведите себя тихо, вдруг не тронут.

— А нам плевать, — пробурчал Пенелоп.

— Эй ты! — крикнул Чукигек в сторону скутера. — Ужо придет Красная Армия — повесят тебя бесплатно на собственной рее.

— Не тебя, а вас, — хмуро поправил Цукерман.

— И вас тоже.

— … твою мать, — вдруг добавил по-русски капитан.

— Что он сказал? — Очнувшийся Демьяныч в недоумении завертел головой.

— Насчет прописки вроде бы, — пояснил Кент. Повернулся к Цукерману. — А сейчас… сейчас про что говорит? Не разберу никак. Очень плохой английский.

— Мало ли чего он говорит. Этот скажет… В общем, может и дадут вам американское гражданство. Это ваше спасение — сидите смирно и дадут.

— Не верю, — возражал Чукигек. — Не верю, как говорил Станиславский… Великий кинорежиссер… Пока, интендант! — крикнул он вслед уходящему. — Надеюсь, встретимся в аду.

— Гандон штопаный, — пробурчал Демьяныч. — Думал, американы умные, а этот еще хуже меня.

— Дураки, — поддержал Чукигек. — Я сам дурак, вижу, — непонятно добавил он.

Кент подобрал окурок Цукермана, достал спичечный коробок с голой бабой на этикетке:

— Хоть бы покурить дал… Угостил, жлоб… Они, значит, будут здесь жить, процветать, а мы будто так: нарисованы на декорации, сливаемся с фоном.

— Я им не просто мешок с говном, я им человек, — кипел Пенелоп.

Мизантропы почему-то стояли, не уходя от берега. Отсюда, сквозь реденькую, пощаженную Аркадием, лесополосу, виден был его дом. В стороне, в зеленой болотистой луже, кишели большие речные черепахи, сейчас показавшиеся похожими на гигантских жуков, — страшно кусачие, как знал Мамонт.

"Говорят, что американцы болеют и околевают в джунглях", — почему-то подумал он с какой-то неясной надеждой.

— Отменят нас здесь совсем, — сказал вдруг, стоящий впереди, Кент. Оглянулся на лужу. — Вот умрешь, а в следующей жизни переселится душа в такую вот дрянь. Будешь в этом болоте прозябать пожизненно.

— Вот все про тюрьму рассказывают, — некстати высказался Чукигек. — А мне не довелось. Теперь что, и меня со всеми?..

— Тебя-то за что, — рассеянно заметил Кент. — Какие у тебя преступления, помимо бытового онанизма. Ничего приключенского в этой тюрьме нет. Не надейся.

— Ну что встали? — сказал, наконец, Мамонт. "Сколько ни стой — пьяным не будешь", — собрался добавить он, но его опередил, сказал тоже самое, Кент.

Новый год. Сколько времени, какую изрядную долю жизни занимало когда-то ожидание лета. Мамонт остановился у бамбукового плетня, огораживающего двор Аркадия.

Дом перед ним изменился. Вокруг появилась веранда с основанием из дикого камня, рядом — сараи, амбары, может быть даже — лабазы. Посреди, образовавшегося из построек двора, — небольшая толпа мизантропов и в центре — ,возвышающийся над ними, массивный Аркадий в дранном махровом, бабьем причем, халате. Он почему-то тыкал пальцем в землю у себя под ногами — пыль, перемешанную с куриным пометом — и, кажется, о чем-то спорил, бил в нее ногой. Не обращая на них внимания, по двору кружил Демьяныч, щупал свежие доски стен. Подойдя ближе, Мамонт увидел, что теперь Аркадий совершает непонятные манипуляции лопатой, осторожно поддевая ею верхние пласты земли.