Остров

Если, кто видел происходящее в тот момент, у него был бы повод позавидовать молодому человеку. Три девушки, красота любой из которых, привлекла бы толпы поклонников, в странном взаимном согласии, признавались в любви к юноше. Наконец, как будто осознав, что женские руки не в состоянии остановить неумолимость приказа, сестры отдалились от юноши, позволив Речел завладеть его губами. Но и она не могла, что-либо изменить. Дик обречено отступал к своему джипу, еще держа ее за руки, целуя ее пальцы.

С какой-то отчаянной поспешностью машина рванула с места и скоро только синие огоньки удалявшегося автомобиля напоминали о лейтенанте.

Тесс и Лиз тихо подошли к Речел и, не говоря ни слова, обняли ее за плечи. Произошло редкое. Трех девушек связала любовь к одному мужчине. Любовь чистая, без ревности. Любовь сделавшая их ближе с подругой, чем это делают семейные или родственные узы. Любовь, где святым для всех, стал бы любой его выбор. Единое чувство, общая утрата и неожиданное согласие, возникшее между ними, дало неисчерпаемую тему для долгих ночных разговоров на много дней вперед.

На следующий день слабая надежда, что Дик все же улучит минуту и вырвется в госпиталь, не оправдалась. Подруги, по обыкновению после обеда, собрались у Элизабет. Проведя в безнадежном ожидании часа полтора и так и не услышав знакомый гудок джипа, девушки вяло обсуждали возможные занятия на конец дня. Тесс склонила всех к уже испытанному варианту - уединиться до вечера на знакомой лужайке.

День до заката провели в сонной неге полного уединения. Покой укромного уголка сгладил утренние тревоги. В этот раз сестры открылись Речел еще одной стороной, о существовании которой она подозревала, но до этого дня не была в том уверена. В общем, ее удивило только то, насколько покорно, а затем с охотой она сама отдалась наслаждению, когда ее тела коснулись опытные женские руки.

Вечер начался с обычного разговора о Дике, который мог бы продолжаться до ночи, если бы на пороге палаты не возник, почему-то в мундире коммандера военно-морского флота Великобритании и с деловой папкой в руке, Дуглас Макдедли.

ГЛАВА II. ДУГЛАС МАКДЕДЛИ.

Мощь шести тысяч лошадей,

Над ними власть одна.

Рука, ведущая везде,

Гнев, им рука сильна;

Гром, павший средь полночных вод,

И моря горький клич;

Кипящий след, безумный ход,

Искатели добыч.

Р. Киплинг

Черный бархат безлунной июльской ночи стремительно опустился на изнемогшее от зноя пространство. Даже волны укротили свой бег, и поверхность моря стала гладкой, маслянисто-черной. Лишь отражения острых маячков ярких южных звезд и огни почти бесшумно скользящей яхты мерно качались на, чуть волнуемой, глади воды. Да невидимый во тьме берег напоминал о себе нечастыми россыпями светляков, мерцавших на месте сгинувших в ночи прибрежных селений. Грань между морем и небом исчезла. Стоило забыться на мгновение... Но забываться даже на мгновение он не умел.

Даже сейчас, когда до начала операции была еще целая ночь, и все ее участники отдыхали, он холодно и расчетливо проверял все детали задуманного. Яхта была прекрасно видна на расстоянии не более пяти кабельтовых. Изящная, стройная игрушка богача, искрящаяся огнями иллюминаторов и палубных надстроек, белизной своего корпуса, казалось, застыла в первозданной глубине мироздания.

День, проведенный в замкнутых отсеках маленького корабля, преследовавшего свою добычу на перископной глубине, измотал команду духотой, запахами металла, масла, испарений аккумуляторных батарей. Подводная лодка была в полной боевой готовности. Безукоризненно работали все системы, фильтры исправно очищали воздух, но специфическая атмосфера подводной хищницы была неистребима. Только, когда упавшая темнота позволила всплыть, и офицеры поднялись в ходовую рубку, он почувствовал, с каким наслаждением вдыхает еще жаркий, соленый, морской воздух.

Темнота позволила оторваться от окуляров перископа, и удобно разместившись на прохладной стали субмарины, уже несколько часов неотрывно следить за всем происходящим на борту яхты. Шумная вечеринка под кормовым тентом стихла. Гости и хозяева разбрелись по каютам, погасли огни палубного освещения. Ожидать чего-либо интересного до утра было бессмысленно. Иоганн Вайс, командир подводной лодки давно спустился вниз. Только вахтенный офицер и матросы исправно несли свою службу - лодка, словно привязанная, держала добычу.

Преследование началось еще днем, когда яхта вышла в море, и было получено подтверждение, что почти все собрались на ней. Тогда же сообщили, что канадец в безопасности. Накаченный наркотиками он еще не очнулся, но не зависимо от того, возможно ли будет с ним договориться, «Грек» потерял контроль над ходом событий, и теперь игра шла по новым правилам, о которых он еще не подозревал.

Правила теперь устанавливал он - Дуглас Макдедли.

Дуг медлил спускаться вниз, хотя знал, что мощные вентиляторы давно выгнали духоту из отсеков и Ричард уже спит, по-детски безмятежным сном, на своей узкой койке, рядом с торпедными аппаратами. Тесные отсеки субмарины не давали возможности уединения, а здесь на верхней палубе, несмотря на вибрацию корпуса от работы дизелей, несмотря на тихие переговоры вахтенных, но главное благодаря темноте, создавалась иллюзия одиночества. Мысли неизбежно возвращались к «жрецу» с пресловутого греческого острова и его подручным, встретиться с которыми, он надеялся уже утром.

Изо всех действующих лиц на яхте не было только «Верховной жрицы». Бет де Гре с младшими детьми должна была присоединиться к основной компании только в сентябре, уже как следует, обработав канадца.

Итак, Георг Теодоракис и три готовые на все шлюхи. Главным, конечно, был он, но дело иметь, по-видимому, придется с девицами. Не станет же он вести философские беседы с двумя только что спасенными летчиками. Впрочем, разве возможно было сказать что-либо уверенно об этом человеке.

Четкого представления о главном действующем персонаже не складывалось. Дуг досконально изучил его досье. Кажется, помнил каждый нюанс из той мешанины фактов, которой Георг окружил себя. И, тем не менее, приходилось снова перебирать их.

Все, что касалось этого человека, всегда было зыбко и неопределенно, и начиналось это с его фамилии. Еще Рон установил, что их герой присвоил себе как минимум три фамилии: Чедвик, Хокинс и, наконец, Фовалоро. В довершении всего, натурализовавшийся грек, вместе с греческим гражданством взял фамилию матери – Теодоракис.

Не ясен был и его возраст – примерно от 60 до 70 лет. С кинопленки и фотографий на Дуга глядел выдубленный загаром, лысый человек небольшого роста. Лицо с темно-карими, почти черными глазами умной собаки и на редкость яркими белками, напоминало маску безразличного ко всему языческого божка.

Судя по фотографиям и описаниям, с его губ не сходила издевательская улыбочка, а разболтанная походка, дерганая наружность и желание казаться моложе и здоровее, чем он был на самом деле, делали его типичным жителем средиземноморья. Время только подтвердило пометку, сделанную им в первые дни знакомства с его фотографиями - черты обезьяны и ящерицы. Однако, Георг мало смеялся, обладал властным характером, немалой опытностью в делах, и нетерпимостью к дуракам.