Остров

Внешне, очень похожи на свою красавицу–мать в молодости. Сестер отличал подлинный аристократизм. Тонкое изящество высоких стройных фигур – без малого шесть футов. Вспомнились строчки донесения:

– Ухожены, подтянуты, уверены в себе...

– Даже чуть заметная пугливость рассчитана до мелочей - словно только что выпорхнули из ателье Диора...

– Словом, профессиональные актрисы.

– Особая пометка - кристальная отчужденность, присущая людям лет на десять старше, на губах улыбка «жрицы». Произношение чисто английское - плод частной школы и университета - так говорят те, кого какой-то социолог назвал «господствующие сто тысяч».

То, что сестры получили прекрасное образование, сомневаться не приходилось, однако все, что они говорили об этом, не подтверждалось. Ни в Кембридже, где якобы Лиз изучала классическую филологию, а Тесс иностранные языки, ни в Оксфорде, ни в Лондонском университете их следов не нашли.

Не было их следов и в театральных кругах Лондона, но в том, что они прошли хорошую актерскую школу, сомневаться не приходилось. Впрочем, для этого были не малые возможности у их крестного. Театральные студии были не только в Лондоне, а он мог себе позволить нанять для них преподавателей и частным образом. Все очарование юных женщин Георг использовал в полной мере.

Невероятно тонкие черты лица. Большой рот. Серые, порой почти голубые, огромные миндалевидные глаза. Великолепная шея и длинные светло-русые волосы. Очаровательные девушки. И тут же беспощадные характеристики свидетелей и донесений:

– Смелы. Лиз не испугалась возможного увечья - если бы Рон нанес даже один удар плетью во время «суда», гарантировать ей полную безопасность в тот момент не мог бы никто, хотя ясно, что десяти ударов нанести Рону просто бы не дали.

– Беспринципны, как впрочем, и все остальные помощники Георга.

– Абсолютно бесстыдны и развратны - Рон заметил во время ночного представления на губах Лиз, тень восхищение насилием, пусть даже театральным.

– При первой же возможности, пытается обольщать - фактически раздевается на глазах у Рона, высоко закатывает юбку и блузку, «подставляя тело ветру».

– Тесс внешне более раскована, и еще более бесстыдна.

Рон вспоминал, как она без стеснения встречает его на ступенях дома в одном бикини, только для приличия прикрыв плечи рубашкой. За столом расстается и с рубашкой.

На пляже Лиз в закрытом купальнике, а Тесса при первой же возможности снимает лифчик и, соблазняя смущенного парня, демонстрирует обнаженную грудь. В покое она не оставляла влюбленного в Лиз парня до конца «комедии».

Тесса намеренно соперничает с сестрой. Убеждает, что Лиз играет «... с мужчинами, как кошка с мышкой... Дело не в том, что Георг вас обманывает. А в том, что вас обманывает Лиз». Она говорит правду, однако Рон понимает только то, что за желанием Тесс предостеречь прячется гораздо большее стремление «утешить».

И все же Лиз коварней и безжалостней. Снимается в откровенно порнографическом фильме, который демонстрируют, неспособному, что либо поделать Рону. Но последний удар был самый безжалостный. Эти воспоминания из Рона, Дуг вытянул с большим трудом - теперь уже это был не экран. Все происходило прямо перед ним, распятым и с заткнутым ртом:

– Абсолютно голая Лиз лежала на роскошном диване в позе отдыхающей богини. Неожиданно появился Инго, в белоснежном с золотом балахоне, явно изображая эфиопского Жреца или Царя, и Лиз призвала его на свое ложе. Рону дают понять, как далеко ушла она в своей опытности по сравнению с ним. После соития Инго уходит, а Лиз принимает первоначальную позу, наблюдая, как уводят совершенно растоптанного Рона.

Дуг мысленно подвел черту. Конечно, главные роли доставались Лиз. И за такие роли любящий человек способен был бы убить. Но Рон оказался неспособен «поднять плеть».

Дуглас давно догадался, какой фактор натуры Лиз в докладе не был учтен:

– Хрупкое равновесие внешней робости и чувственной дерзости, - первая разжигает мужчину, вторая в заветный миг обрекает на погибель. Свойства нимфы, коих была лишена Тесса, даром, что изображала нимфу за которой гнался и которую насиловал сатир в ту ночь. Лиз же в прямом смысле бежит от сатира и манит его за собой. В ней дремлет зверь, но зверь настоящий, настороженно чуткий к неверному шагу. Чтобы проверить, способен ли влюбленный как должно понять ее, она городит вокруг себя западни, препятствия.

– Какую западню приготовят ему? Да и удостоится ли он такой чести?

Впрочем, ему, как в свое время Рону могли подсунуть и Речел. Это казалось самым проигрышным вариантом. Откровенная «шлюха» могла предложить только свое тело. Без этого Дуг собирался обойтись. Грек не мог ни понимать, что многоходовая, долговременная операция с летчиками невозможна, и Речел означала бы только, что ее использовали «по назначению», - Дуг встряхнул головой, как будто сбрасывая наваждение.
– Все станет ясно завтра утром.

Хоровод созвездий медленно кружил над головой, повинуясь теченью царицы ночи, и он отринул «жрецов» с Пароса и невольно начал отдаваться потоку других воспоминаний. Ночь ворожила, заставляли вглядываться в черноту звездного купола, вспоминать, когда же ненависть к Георгу стала главным в его жизни.

Одно он мог сказать наверняка:

– Это началось не тем промокшим лондонским вечером, осенью прошлого года. Это началось раньше. Гораздо раньше.

 ***

Дуглас был американцем по рождению - шотландцем по крови, по воспитанию. Его дед - последний отпрыск, когда-то могучего рода горных разбойников, ненавидел Англию, англичан и все с ними связанное. По старой семейной традиции он считал, что англичане виновники конца старых шотландских вольностей и упадка его клана. Когда в середине девяностых годов прошлого века он с молодой женой покидал Англию, с Шотландией его не связывало уже больше ничего, кроме семейных преданий и любви к родным горам.

Гордый дух и твердая рука ему очень пригодились, когда после не долгих скитаний рыжекудрая пара оказалась на золотоносных просторах Клондайка. Зиму 1897 года его семейство, как и множество других золотоискателей, встречало у слияния Юкона и реки Стюарт. К этому времени Меги уже была хозяйкой приличного по тем местам дома, ждала второго ребенка и нянчила годовалую дочку Валентину, названную так в честь отца. Ее мужу улыбнулась удача, и к этому времени он был владельцем кругленького счета в банке, довольно обширных золотоносных участков и неизмеримо больших площадей, которые принесут ему приличное состояние через год.