Остров

— Ничего, тогда сядем за нанесённые тяжкие телесные вместе, — успокоил Радя, — потому что я собираюсь всегда или почти всегда быть где-то поблизости от тебя и, вероятно, мне и не придёт в голову сдерживаться. Понимаешь, да?

Эрика рассмеялась и поцеловала его. Потом застыла, прижавшись к нему и глядя на море. Она задумчиво перебирала волнистые пряди на его затылке и думала, как бы сказать дальше. Было не страшно, но как-то нервно. Она незаметно потянула за кончик рубашки и развязала хитрый узел.

— Ещё я в тот момент твёрдо решила, Радя, что либо ты, либо никто. Я тебя очень сильно люблю, ты в курсе?

— Да, милая. Я тебя тоже безумно люблю, — честно ответил Раймонд. «И надеюсь, это всё не только из-за того, что ты перепугалась», — додумал он про себя.

— А ещё, знаешь, он меня почти не касался, не успел, он только смотрел, но я всё равно словно чувствую на себе грязные лапы, и не знаю, как отделаться от этого ощущения, — она опять чуть не заплакала.

— Не бойся, отделаемся, — убежденно сказал Раймонд. «Зелье зельем, а презервативы-то я у Санька ещё вечером спёр. Потому что я никогда не стану рисковать твоей свободой, даже если тебе самой вдруг станет всё равно», додумал он, укладывая её на песок и, наконец-то, прижимаясь губами к мягкой, отливающей под луной перламутром, груди.

***

Они лежали, обнявшись, на мягком мху под нежно-зелёными розами, похожими на капусту, а в смутно знакомом небе светили две из трёх лун.

— Сай ней арама, — чётко произнёс Энаврок. Так, давайте переводить. "Сай" – это "я", "мы" или "моё", "ней" – это "ты", "вы", "это" или "всё". "Арама" – это "любовь", "свет", "музыка", "свобода", и ещё вещество, из которого состоит планета, да и вообще любая жизнь – то есть, кровь или камень. Вероятно, это было признание в любви, хотя этот язык и саму логику жителей Арамарона Эрика сейчас помнила очень плохо… «Ты моя музыка», «Мы – это свобода», «Для меня ты — свет всего», «Ты и я есть суть жизни»?

Но думать об этом было некогда, потому что они уже сражались — звон мечей, крики живых существ и лязг доспехов окружили со всех сторон. И, почему-то, барабаны…

— …люди будут думать, что остров затонул, а цивилизация погибла, они ничего не будут знать о вас, но вы будете жить. Мы просто спрячем ваш остров, и никто вас не потревожит, пока из другого мира ни вернёмся мы…

— …берегись шакала, богиня! Духи сказали мне, что в том мире, что станет вашим, будут не только настоящие волки. Когда твоя кровь упадёт на землю острова, ты вспомнишь всё.

Надо же, оказывается, уже была точно такая же пьянка, как сегодня, только тогда Офаэна чувствовала себя прекрасно. А уж как весело они тогда пили на спор стоградусное индейское пойло…

Эрика открыла глаза с неприятным чувством, что увидеть во сне всё, что следовало, ей помешала проклятая травма. Хотя зелье так старалось помочь. Она обнаружила, что лежит на груди у Раймонда, и это, конечно, мягко и уютно, но не тяжеловато ли милому? А разбудило её то, что морской прибой незаметно подкрался к ним и намочил большой палец ноги.

Девушка стала аккуратно подниматься, но, как ни старалась, всё же разбудила Радю. Он тут же привлёк её к себе снова и жадно поцеловал.

— Как дела, милая Эрика?

— Всё OK, не волнуйся.

— А голова?

— Почти не болит.

Они увидели это одновременно и застыли, потеряв дар речи.

Утро снова выдалось туманным, и из густого белого марева над водой внезапно явственно выступил тёмный силуэт небольшого суденышка. Прибой накатил ещё пару раз — и вот яхта уже выплыла им навстречу, такая же, как была, вот уже можно прочитать облезлую надпись «Гермес» у неё на боку.

— Но это же невозможно! Как она могла вернуться и почему с другой стороны острова?! Она что, типа вокруг земли обплыла?! — воскликнула Эрика.

Раймонд уже вбежал в воду и тащил катер за канат поближе к берегу, разговаривая с ним, как с лошадью.

— Ну, и где ты, мотался, товарищ Гермес?

***

К хмурому полудню был завершен прощальный крюк вокруг острова, вещи были собраны и погружены на яхту, а друзья, более или менее прилично одетые, собирались и сами на неё погрузиться и отплыть с того же места, к которому пришвартовались, кажется, целую вечность назад. Было жаль навсегда прощаться с приветливыми индейцами, но они боялись застрять тут снова, так что хотели уплыть, пока яхта ещё на месте. Их провожало всё племя. Эрике дали с собой огромную бутыль лекарственного зелья и велели обязательно выпить всю. Ещё друзья с некоторым удивлением приняли от индейцев целый мешок бриллиантов, найденный следопытами под старой пальмой. Пожалуй, всех в этот момент слегка кольнула совесть по поводу Антонио, но никто не произнёс ни слова.

Вождь и главная шаманка по очереди произносили какие-то хвалебный речи и звали «семипалых богов» и их друзей возвращаться сюда в любое время, ведь скоро они вернутся на Расколотую Землю и научатся путешествовать сквозь пространство. Эрика врубалась во всё это смутно, но решила, что перевод вряд ли что-то прояснит.

Сашка завёл мотор, и «Гермес» с рёвом отчалил. Индейцы махали им с берега, друзья отчаянно махали в ответ, Кора громко сморкалась в кружевной платочек. Жаль, но уже через несколько минут в тумане можно было разглядеть разве что очертания острова.

Радя ушёл утешать Санька: тот явно не выдерживал противоречивых эмоций. Радость от неожиданной возможности вернуться домой и грусть от расставания с полюбившимся островом — это явно было для него слишком сложно, а тут ещё пришлось одному вести катер.

Эрика всё смотрела в туман, туда, где остался остров, и думала о том, что, как ни странно, сейчас заканчивается целая эпоха, особенная, отдельная от привычного течения жизнь. И что сама она так недавно плыла в противоположную сторону совершенно другим человеком, не догадываясь ни об индейцах, ни о своих прошлых жизнях, и только в теории зная разницу между любовью и тем кошмаром, который многие с ней путают. В задумчивости она не расслышала разговор подруг, которые уже размечтались о тёплой ванне и душистых моющих средствах.