Островитяния. Том второй

За ужином и после, когда все перешли в гостиную, только и разговору было, что о набеге, моем поступке, причем активнее прочих беседу поддерживали Даннинга, Тора и в особенности лорд Стеллин, который, казалось, стремился полностью свести на нет роль случая в спасении своей дочери.

Стеллина с братом сидели примолкнув. Какое-то время спустя, отвечая на вопросы, я встретился взглядом с девушкой, и глаза ее, почти всегда широко распахнутые навстречу собеседнику, потупились; передо мной была уже не та, прежняя Стеллина, а женщина, пережившая страшное испытание, и она боялась выдать это своим взглядом. Судьба, волею которой я оказался ее спасителем, устанавливала между нами некие новые отношения, о которых ни она, ни я не решались пока заговорить.

Лорд Стеллин принялся рассыпаться в благодарностях.

— Случай сыграл немалую роль, — отвечал я, — случай, а кроме того, проницательность Дона и выучка дозорных. Для тех, кто это пережил, все было слишком необычно, чтобы мы могли понимать, что происходит. Совсем иное дело, когда пловец спасает жизнь тонущему. Тогда благодарность была бы уместна, но происшедшее в долине Верхнего Доринга — совершенно другое. Думаю, Стеллина со мной согласится. То, что я сделал, не стоит благодарности. Я там был и знаю это.

— И все равно вы по праву заслужили благодарность, — сказала Тора, — и я тоже собиралась поблагодарить вас.

— И теперь, после того, что сказал Ланг? — тут же переспросил лорд Стеллин.

— Теперь я в несколько затруднительном положении, — отвечала принцесса.

— Его ожидает иная благодарность, — сказал Стеллин. — Все мы без слов понимаем друг друга. Благодарность на словах лишь смущает того, к кому она обращена.

Последовало умиротворенное молчание. Если Стеллин понял меня, то и его сестра, так на него похожая, не могла не понять.

Когда на следующее утро мы встретились со Стеллиной, речь об истории на перевале Ваба уже не заходила. Неторопливо беседуя, мы гуляли по знакомым местам, любуясь поместьем в его весеннем обличье. Стеллине нравилось вспоминать, как здесь было зимою, и сравнивать зимние и летние пейзажи. Потом она спросила о моих планах на будущее, внимательно выслушала, но не стала задавать никаких вопросов. Большей частью разговор наш касался окружающей нас природы. Взгляд Стеллины утратил вчерашнюю робость. Изящная и стройная, девушка двигалась своей привычной легкой, упругой походкой.

Чистая вода — прозрачна, и, кажется, нет ничего в мире проще ее, однако она — само чудо, внятное лишь немногим чувствам, невидимая в своем прохладном струении. Она утекает меж пальцев, но распаляет жажду, и все, что укрывает она своим кристальным покровом, делается оттого лишь чище и ярче…

Настал вечер. Повеяло прохладой, и все собрались в гостиной, погруженные в свои мысли, лишь изредка нарушая тишину каким-нибудь замечанием. Тем не менее все казались довольными таким несколько скучным времяпрепровождением, для меня же было достаточно видеть красоту обеих девушек и молодого человека. Стеллин и Тора недавно вернулись с дальней прогулки, и от усталости тонкое лицо юноши казалось более мужественным. Тора, несмотря на высокомерное выражение миловидного лица — лица избалованного ребенка — и на некоторую чопорность, с которой она держалась, понимая, что приехала как бы на смотрины, разрумянилась, глядела сонно и с таким видом, будто хочет, чтобы ее поцеловали.

Луна, вчера еще полная, взошла, и ее белый свет, лившийся в не завешенные окна, делал желтое пламя свечей и красноватые отсветы огня в очаге несколько искусственными. Стеллин предложил Торе прогуляться при лунном свете, взглянув также на меня и на сестру. Обе девушки закутались в накидки, и мы вышли.

Словно отлитая из серебра, луна ярко светила в небе, но поля скрывала дымка, и туман бродил между деревьев; все казалось расплывчатым, утопало в нежном белом сиянье.

Стеллин и Тора, взявшись за руки, уходили все дальше. Мы со Стеллиной остались наедине. А вот и поле, где зимой мы рубили березняк. Девушка оперлась на мою руку, и прикосновение ее пальцев было легким, как прикосновение опавшего листа, она двигалась рядом так неслышно, что казалось, будто плывет в воздухе, не касаясь земли.

— Луна! — вдруг произнесла Стеллина. Каждая черточка ее лица, бледного, восторженного, озаренного лунным светом, словно стала еще изысканнее, еще гармоничнее.

— Сказать вам, что я сейчас чувствую, Стеллина?

— Почему бы и нет, — холодно ответила она, и по тону ее я понял, что она уже привыкла выслушивать от мужчин комплименты.

— Вы так красивы. И вы так много для меня сделали.

— Что же?

Тон вопроса показался мне обнадеживающим, и я продолжал:

— Сегодня вы не стали обсуждать все «за» и «против» моего возвращения в Островитянию, но вы вновь оживили для меня ее красоту, которую я стал ощущать чуть слабее. Это ваш подарок.

— Я рада, что вам так кажется.

— Ах, вы и сами знаете это, Стеллина. Вы помогаете видеть красоту природы.

— Правда?

— Да, да. Правда!

Она слушала меня спокойно.

— Вы необычное существо, Стеллина. Вас даже нельзя назвать сестрой. Я никогда не испытывал по отношению к вам анииили апии,но…

— Достаточно и того, что я для вас — необычное существо.

— Если я вернусь… — начал я.

Мы шли все дальше. Березы встали впереди, темные и окутанные опаловой дымкой, почти достающие верхушками до ночного светила. Девушка шла так легко, что собственные мои шаги казались тяжелыми, грузными… Однако она так и не спросила, что же будет, если я вернусь.

— Если я вернусь… — повторил я.

— Вас будет ждать здесь еще один друг.

Рука Стеллины мягко направляла наши движения, и мы словно не шли, а скользили по лугу, лежавшему вокруг в кольце лунного света.

— Никогда не думал, что буду говорить с вами об этом. Вы добавляете к облику Островитянии что-то, чего ему не хватает.

— Когда вы вернетесь, вы тоже привнесете что-то новое в нашу жизнь.

Мы вошли в тень берез, и Стеллина мягко задержала меня на месте.

— Оглянитесь, посмотрите на дом, — сказала она.

Очертания дома на холме были чуть размыты, казались проще в дымке тумана, камень стен опалово светился в лунном свете, а за домом плотной, темной стеной стояли деревья…

— Вы снова сделали это, Стеллина!

— Что?

— Подарили мне красоту — красоту, дающую жизнь тысячам надежд и стремлений.

Слившиеся в темноте деревья, вдоль которых мы шли, напоминали гряду скал.

— Вы хотите чего-то еще, — сказала Стеллина. — Скажите, и, быть может, я смогу дать это вам.

Сердце мое забилось.

— Чего же я хочу, Стеллина?

— Думаю, ни поцелуи, ни прочее не принесут вам надежного утешения. Да и я могла бы подарить свою любовь только тому мужчине, в котором была бы вполне уверена — так же, как в себе… Может быть, вы хотите знать…

— Нет, Стеллина.

— Я ни к кому не испытывала настоящего желания, и ни один мужчина не обладал мною.

Мы прошли дальше, дом скрылся за небольшой возвышенностью.

— Спасибо, Стеллина.

— Вы хотите жить полной жизнью, — сказала девушка. — Подумайте хорошенько, где найти такое место.