Островитяния. Том второй

Она оказалась честной до конца, и про себя я не мог не признать, что чувствую то же.

— Интересно, это случается со всеми любовниками? — задумчиво спросила она.

— Быть может, просто вечер выдался такой грустный?

— Мне было так хорошо… — шепнула она.

Глядя на тени на потолке, я решил снова попытаться уговорить Наттану стать моей женой. Пусть это будет последняя попытка, но тем тяжелее ей будет устоять…

— Но день еще не кончен, — сказала девушка, — и я думаю, нам надо подниматься.

Одеваться одновременно было невозможно из-за размеров комнаты. Я уступил право первенства Наттане. Как всегда, она словно не ощущала своего тела. Я, напротив, уже очень хорошо узнал его, и оно не казалось мне прекрасным или чувственным.

Цельное поначалу, мое ощущение Наттаны теперь как бы раздвоилось. Плотское желание ослабевало, порой становясь почти болезненным; с другой стороны, все сильнее делалось чувство более сильное, чем дружба, надрывающая сердце нежная привязанность, которая буквально переполняла меня в эту минуту, причем желание в нем начисто отсутствовало. И я знал, что этой внутренней раздвоенности суждено длиться вопреки моей воле.

Когда чуть позже я спустился в гостиную, Амринг, Эк и Атт по-прежнему сидели там, занятые беседой.

— Эттера хочет поговорить с вами, — обратилась ко мне с кривой улыбкой накрывающая на стол Наттана.

На кухне Эттера взглянула на меня с такой явной неприязнью, что мне стало не по себе.

— Дон заходил и хотел вас видеть, — сказала она сухо, презрительно и с укором кривя губы, — но я ни за что на свете не решилась бы побеспокоить вас с Наттаной. Поэтому мне пришлось соврать и сказать, что вы ушли прогуляться. Он ходил на ту сторону перевала и был близко от того их селения… в большой опасности. Ему показалось, что готовится набег. Он хочет выставить дозорных завтра же и просит, чтобы вы собрались пораньше. Я сказала, что вы будете готовы. Правильно я поступила?

— Разумеется.

— Я подумала: а вдруг вы не захотите уезжать?

— Все правильно. Спасибо, Эттера.

Мы обменялись сердитыми взглядами, в глубине которых, однако, таилась признательность.

После ужина я с братьями и Амрингом перешел в гостиную, но был не в состоянии воспринять ни слова из их разговора. Немного погодя, с отчаянно бьющимся сердцем, я вернулся в столовую. Наттана появилась не сразу, неся стопку вымытых тарелок. Она ласково улыбнулась, и я приободрился. Подождав, пока она поставит тарелки, я подошел и взял ее за руку.

— Пойдемте! — сказал я, но умолк, не в силах продолжать. Наттана попыталась отнять руку.

— Куда? Что это значит?

— Поженимся, как это принято у вас: пойдем и все скажем.

Рука девушки обмякла, и я уже думал было, что победил, но вдруг она резким движением освободилась:

— Так, значит, вы решили застать меня врасплох! Ах, Джонланг!

Она стиснула руки, и лицо у нее стало как у готового заплакать ребенка. Слезы появились на глазах…

— Простите, — сказал я.

Резко повернувшись, она бросилась наверх. Я слышал быстрый стук ее сандалий на ступенях, потом громко хлопнула дверь.

Оставалось лишь вернуться в гостиную. Войдя, я улыбнулся и сел в углу у очага, моля только об одном — чтобы никто не обращал на меня внимания… Последняя попытка оказалась неудачной. Больше не стоит и пробовать. Но у меня хватит мужества перенести отказ, взглянуть правде в глаза. Наттана еще вполне могла выйти за другого. И к этому я тоже должен быть готов.

Амринг стал расспрашивать о наблюдении за ущельем. Я подробно рассказал о нашей вылазке, которую было приятно вспоминать, сознавая, какой опасности мы все подвергались и что вел нас сам Дон.

Прошел час. То, как Эк, Атт и подошедшая позже Эттера отзывались о Доне и его дозорных, скупо, но по достоинству оценивая их, не могло не воодушевлять.

— Наттана зовет вас, — сказал старший из братьев, который тогда, казалось, был больше других расположен ко мне. Я так увлекся, что даже не услышал голоса девушки.

Она ждала меня на верху лестницы, свет обрисовывал юный, очаровательный, любимый профиль.

— Пришлось кричать, чтобы вас дозваться, — сказала она, — не могла же я идти вниз заплаканная… С нами такого не должно быть.

— Нет, Наттана, ведь мы так заботимся друг о друге.

Зайдя в мастерскую, мы прикрыли дверь и сели рядом.

— Пробовала шить, — сказала Наттана, указывая на разложенные на столе и кресле лоскуты. — Хочу закончить все к вашему возвращению.

Мы замолчали. Я взял ее за руку — большего было не нужно.

— Продолжим разговор? — ласково спросила девушка. — Или отложим до того, как вы вернетесь?

— Продолжим, — ответил я, — но прежде я хочу, чтобы вы знали, как я счастлив сейчас.

— Я тоже.

— Я больше не стану просить вас выйти за меня, Наттана.

Рука ее напряглась.

— Надеюсь, — ответила девушка со вздохом.

Мы снова замолчали, потом я поцеловал ее. В комнате словно стало светлее, но мысль о том, что скоро мы расстанемся, была как рана, боль которой может на время утихнуть, но внезапно пробуждается с новой, еще большей силой.

— Чего вы ждете от меня теперь? — спросила Наттана, накрывая мои руки ладонью. — Скажите.

Я стиснул ее пальцы.

— Не бойтесь, скажите, — повторила она. — Нам не надо стыдиться наших чувств.

— Вы желанны и близки мне, Наттана. И я хочу быть уверенным, что мы навсегда останемся друзьями, что я смогу вот так сидеть рядом, держа вашу руку, или просто сидеть рядом и говорить с вами о чем-нибудь…

— Все это возможно, — сказала девушка. — И мне кажется, я тоже хотела бы именно этого… Но только пока вы находитесь под крышей этого дома, Джонланг.

— Почему «только пока я под крышей этого дома», Наттана? Почему не пока я вообще нахожусь в Островитянии?

Она помолчала.

— Не знаю, что и ответить. Думаю, так лучше. Все еще очень неясно.

— Что вы будете делать, когда я уеду, Наттана?

— Жить здесь.

— И может быть, выйдете замуж?

Было легче самому вонзить в себя этот острый клинок.

— Может быть, но вряд ли.

— Почему, Наттана?

— Если апиятак сильна и со временем становится все сильнее, она убивает в женщине способность к более сильному, лучшему чувству. Женщина отдается ей настолько, что большего уже не может.