Осуждённые грешники
Шрифт:
Она сглатывает. Крепче сжимая книгу, ее глаза скользят по рубашке вниз, мимо ремня и останавливаются на моем члене. Жар ее взгляда заставляет мой кулак крепче сжать покерную фишку в кармане. Боже, помоги мне.
— Я не знаю, — шепчет она, останавливаясь перед зеленой дверью. — Я не леди.
А затем, даже не попрощавшись, она исчезает за ней и захлопывает ее за собой.
Несколько мгновений я смотрю на нее, не веря своим ушам, затем поднимаю голову к небу и испускаю мрачноватый смешок.
Эта девчонка не может быть настоящей.
Я поворачиваюсь
Когда я прохожу мимо телефонной будки, что-то медленно и инстинктивно заползает мне в голову, заставляя остановиться.
Быть такого не может или может?
Прежде чем я успеваю придать этому значение, я проскальзываю обратно в кабинку и снимаю телефонную трубку. Нажимаю на звездочку, затем на шестерку и девятку.
И когда на линии раздается знакомый голос, созданный мною самим, мой смех заполняет пространство больше, чем когда-либо мог бы задыхающийся шепот Пенелопы.
Да начнутся игры, глупая девчонка.
Глава семнадцатая
Как только дверь моей квартиры закрывается, пара потрепанных Chucks выходит на каламбурный приветственный коврик напротив. Мой взгляд скользит вверх, чтобы встретиться с кривой усмешкой Мэтта.
— Вот ты где, — он натягивает шапку. — Подумал, что тебе, возможно, надоели твои липкие ковры и рок-музыка из 8Б, и ты снова сбежала из города. Как у тебя дела?
Я бы не сказала, что избегала Мэтта, но я бы солгала, если бы сказала, что не задерживала дыхание и не выключала телевизор, когда он несколько раз стучал в мою дверь.
Как только он узнал, что я в больнице, он превратился в Флоренс Найтингейл36. Он чувствует себя виноватым, потому что не знал, что я ушла со свадьбы, хотя это моя собственная вина, потому что не сказала ему об этом. Хотя я вернулась к своей обычной жизни, а от моей раны остался лишь след, он все еще проверяет меня и приносит ужин. Я определенно не жалуюсь на бесплатную еду.
Я решаю на этот раз выбросить эту тему из головы.
— А что там с 8Б?
Хорошо, что я не сплю, потому что сосед, живущий между моей и квартирой Мэтта, в любое время суток врубает дерьмовую музыку.
Его глаза загораются, когда мы спускаемся по лестнице.
— Хочешь узнать кое-что безумное?
— Всегда.
— Я живу здесь уже почти пять лет и совершенно не знаю, кто там живет.
Мы выходим на обледенелую брусчатку под солнечным небом. Я замедляю шаг, останавливаюсь и, прищурившись, смотрю на него снизу вверх.
— Серьезно?
Мэтт опускает на нос очки Ray Ban.
— Ага. Никогда не видел их в коридоре и не видел, чтобы в их почтовый ящик доставляли письма или посылки, — он бросает взгляд на здание, затем понижает голос. — Вот что. Однажды я вернулся домой после ночной гулянки под кайфом, и музыка выводила меня из себя. Поэтому я взял стакан и приложил ухо к стене. Ты ведь знаешь этот трюк, верно? Это позволяет усилить звук?
Я киваю.
— Да, но под грохочущей музыкой я смог услышать сверление.
Я
сдерживаю еще один смешок.— Нет, не смог бы.
— Я говорю серьезно, Пенни. И это было в три часа ночи. Какого хрена сверлить в три часа ночи?
Мы идем в ногу, борясь с пронизывающим ветром, пока идем по главной улице. Солнце уже опускается к горизонту, создавая резкий оранжевый отблеск на булыжниках.
— Я думаю, тебе надо завязывать с травкой.
— Думаю, ты права. В любом случае, как дела на работе? Анна еще ничего не говорила обо мне?
У меня еще не хватило духу сказать ему, что она настоящая стерва. Особенно после того, как он оставлял коробки с пиццей у меня на пороге.
— Ах, ты можешь заполучить девушку получше, чем Анна, — говорю я беззаботно. — Такой парень, как ты, мог бы заполучить Бейонсе, если бы захотел.
Он закатывает глаза.
— Да, я скрещу пальцы, чтобы она сразу же свайпнула меня в Tinder.
Я все еще смеюсь, когда мы доходим до конца дороги. Мы уже собираемся расстаться, когда его внимание падает на мое запястье.
— Эй, классные часы!
Я протягиваю руку, и Breitling подмигивают мне, как будто мы участвуем в секретной шутке.
После беспокойного сна я проснулась сегодня поздно вечером, охваченная жаром мести. Прошлой ночью Рафаэль заставил меня испытать целый вихрь эмоций. Я иррационально злилась на то, что он был с женщиной, возмущена тем, что он успокоил меня во время грозы, а потом сошла с ума, когда он просунул свое бедро между моими. Его присутствие заполнило телефонную будку и впиталось в мою кожу, и я ненавижу, что оно не смывается так же легко, как его лосьон после бритья.
На мне его часы, и я знаю, что это не только для того, чтобы позлить его, но и потому, что если я буду играть в этот танец с Рафаэлем, то не буду думать о Мартине О’Харе и о том, как он сказал в национальных новостях, что собирается взять дело в свои руки. У меня хорошо получается запихивать плохие мысли в самый низ живота, пока у меня есть что-то, что может меня отвлечь.
Рафаэль Висконти — очень желанный отвлекающий фактор.
Благодаря моим недавно приобретенным часам, я сегодня пунктуальна, поэтому к моменту моего прибытия изящный служебный катер все еще покачивается на причале.
Когда один из стероидных прихвостней Рафаэля подсаживает меня на катер, я вся сияю улыбкой и веду светскую беседу.
Хмурое выражение лица Анны сменяется ухмылкой, когда Клаудия шепчет что-то ей на ухо, но тут под скамейкой оживает двигатель, и я понимаю, что мне просто наплевать. Я закрываю глаза и греюсь в соленом воздухе, обретая свободу в спутанных волосах, мокрых щеках и онемевшем носу.
Полагаю, бывают поездки и похуже. И, кроме того, Мартин О’Хара ведь не найдет меня посреди Тихого океана, не так ли?
Рев двигателя стихает до дрожащего холостого хода, и когда я открываю глаза, меня встречает взгляд, более острый, чем игла, и столь же способный разорвать мое наполненное гелием сердце.
Рафаэль стоит на плавательной платформе, контрастируя четкими черными линиями и золотыми вставками, сверкающими под зимним солнцем. Он широкоплечий и высокий, и, несмотря на то, что между нами пятьдесят футов и сильное течение, его присутствие трогает мою душу, как пламя Зиппо, танцующее слишком близко к разлившейся нефти.