От Альбиона до Ямайки

– Книппелями по готовности беглый огонь, – наша капитан-мэм приказала снести агрессору паруса и снасти, как только расстояние позволит. Вот, довернула влево, вводя неприятеля в сектор обстрела трехдюймовки, которая буквально через секунду выплюнула снаряд, сложенный из семи железных прутков, скрепленных кольцами. Полутораметровые семисекционные нунчаки угодили левее знака «крести» на фоке галеона, попутно разорвав блинд. Второй выстрел попал в марсель, наполовину отделив его от рея. Сонька приказала ворочать влево, чтобы не угодить под бортовой залп. Нового прохода перед носом хватило еще на два продольных выстрела по такелажу. Дистанция сократилась с трех кабельтовых до менее чем одного, и мы отвернули – было отчетливо видно, как из борта вылезло дуло смотрящей в нашу сторону кулеврины. Туда и пошел пятый снаряд, выбив несколько щепок из толстых досок обшивки. Тем не менее испанец выпалил – тяжелое ядро разнесло нашу шлюпку.

Мы продолжили разворот и теперь убегали от потерявшего ход галеона. Но через пять кабельтовых развернулись и снова пошли на сближение. На этот раз начали обстрел издалека, посылая книппели по навесной траектории. Попадали через раз. Дважды воду вспенили ядра носовых кулеврин жертвы, а мы буквально избивали противника, паруса которого уже висели лохмотьями. Обездвиженный неуправляемый пузатый галеон беспомощно покачивался на нестрашной для него умеренной волне. Софи снова развернулась, чтобы отойти и начать новый заход с пальбой на сближении с носа – бортового залпа она старательно избегала, потому что нам хватит и одного случайного, по закону больших чисел, попадания. Даже из не самых крупнокалиберных пушек, порты которых на галеоне остались закрытыми – они слишком близко к воде, а волнение достаточно значительное, чтобы захлестнуть нижнюю палубу.

– Шлюпку за борт вывалили, – доложил сигнальщик. – Машут какой-то пальмой в горшке, орудия втягивают и порты закрывают.

Софи прильнула к подзорной трубе, хотя на такой дистанции и без нее все прекрасно видно. Ну да, пальмовая ветвь – символ мира. И еще с борта белым машут, поскольку спустить флаг не могут – он снесен. Прав оказался наш профессор-бомбардир – дюймового диаметра железные палочки не ломаются и при их значительной скорости буквально сбривают все, с чем встречаются. Такелаж после десятка попаданий годится только на швабры. Даже ванты грот-мачты перерублены на правом борту у самого марса и теперь свисают до воды на манер невода.

* * *

Мы под всеми парусами натужно буксируем захваченный галеон, на котором папины матросы с трудом поставили блинд и из обрывков собрали грот. Но все равно скорость и до четырех узлов не дотягивает. Поредевший в результате обстрела экипаж покинул свой корабль на гребных судах у восточной оконечности Кубы. В три захода перевезлись – народу тут было напихано, как сельдей в бочке.

Мы ведь своих людей к ним на борт послать не могли, пока не высадили всех испанцев, потому что их там многие сотни против пары десятков наших. Чуть не вышло, как в детском рассказе Толстого:

– Я медведя поймал.

– Так тащи его сюда.

– Он меня не пускает.

Подслушав эту мою мысль, Сонька прошла вдоль борта галеона, всадив чугунную гранату прямиком в закрытый пушечный порт нижнего ряда. Пробитие с внутренним взрывом убедили упрямцев, что есть у нас на них управа. Буксирный конец подали. И на берег съехали, не кочевряжась, волнение в месте, куда мы их затащили, было слабым. Только после этого досмотровая партия обыскала покинутое судно, обнаружив там полтора десятка раненых. Ими занялись наши юнга и кок, владеющие испанским и знающие правила оказания первой помощи – щедро полился спирт, заработали извлекающие щепки пинцеты, запахло дегтем, пропитывающим повязки. Ни осколочных, ни пулевых проникающих ранений не было. Повреждения от обломков рангоута. Еще нам оставили полдюжины трупов – некоторым прилетело в голову. Или конечность отшибло – кровью истекли. Над покойными правоверная Мэри прочитала молитву, после чего их опустили в море с ядром, привязанным к ногам.

Занимавшиеся врачеванием девочки позвали на консилиум старых опытных матросов, которые мигом вынесли вердикт – цинга. Ведь галеон только что пересек Атлантику, так что с питанием на нем обстановка была далеко не безоблачной. Юнга пулей слетала за бутылкой хвойного отвара, запечатанной еще горячей – я на всякий случай приготовил, вспомнив, что это помогает от цинги. Точной технологии никто не знал, так что для верности мы и спиртового настоя сделали. Как раз отличный случай испытать на тех, кого не очень жалко. Эту гадостную горечь страждущие вкусили с христианским смирением – семеро один вариант и семеро второй. Пятнадцатый же стал упрямиться и его оставили в качестве контрольного экземпляра. Уж если ставишь опыт, то нужно проводить его корректно.

Четырнадцать раненых вскоре поправились, а пятнадцатый помер. Может, и не прямо от цинги, а вследствие общей слабости организма, но наш хвойный озверин доказал свою эффективность, потому что признаки заболевания достаточно быстро исчезли.

Сонька с восторгом изучала свой первый личный трофей. Ее поразила роскошь убранства капитанской каюты, где находилось множество красивых вещиц. Сундук с роскошной одеждой, расшитой златом и серебром, богато инкрустированное оружие. Посуда из подлинного китайского фарфора и богемского стекла. Шкатулка с музыкой и книги в солидных переплетах.

После этого невыносимая вонь, стоящая в матросском кубрике, вернула мою хозяюшку на землю и отправила осматривать крюйт-камеру.

Разумеется, судовую кассу и личные сбережения экипаж галеона на корабле не оставил, но одних только пушек из отличной испанской бронзы нам досталось более чем достаточно. Порох и ядра тоже пригодятся, а остальное можно продавать. Ведь мы даже шкурку столь объемистого приза, считай, не попортили. Рангоут тоже на месте остался слегка помятый, но весь на местах.

И вот теперь мы волочем за собой эту махину в сторону бухты Гонав, чтобы остановиться на Гаити в удобной естественной гавани, принадлежащей французам, а то у англичан с испанцами нынче как бы мир, и может получиться неудобно, если в английский порт прибудет отбитый у Испании корабль. Тут с галеона пишут флажковым семафором, что в трюме приза есть груз. Этого монстра не так-то быстро весь осмотришь, уж больно он громаден. Ага! Пишут: Оружие. Амуниция. Ткани.

Сонька теперь не просто богата, а богата до неприличия. Ведь треть добычи достанется ей, да еще и четверная доля.

А с французами у нашего нынешнего короля-католика тоже мир, дружба, жвачка.

Глава 27. Торговать хлопотно

Тропические ночи очень темные, если нет луны. Это даже несмотря на то, что звезды здесь ярче, чем в наших широтах. Двое вахтенных, расположившихся в обоих кокпитах – управления и артиллерийском – обмениваются короткими фразами через переговорную трубу, чтобы не заснуть. Нынешний предрассветный час выпал нам с Софочкой и Джеку-боцману.

– Кто гребет? – слышу голос напарника. И вижу, как в область, освещенную находящимся у фок-мачты фонарем, бесшумно вплывает лодка, набитая людьми.

– Эй! – на чистейшем английском и дальше непонятно по-французски донесся с воды требовательный оклик.

– Джек! Стреляй, – воскликнула Софи, выхватила из кобуры револьвер и открыла пальбу по сидящим в лодке мужчинам. Впрочем, уже не сидящим.

За прошедшую с окрика пару секунд пассажиры успели схватиться на наш борт и теперь всей оравой лезли на палубу. Я подпер нашей одной на двоих правой рукой левую – тяжеловат для девочки шестиствольный револьвер. От фок-мачты зазвучали выстрелы боцмана, клубы дыма перекрыли обзор, послышался всплеск от упавшего за борт тела и брань вперемешку с криками и стонами. Теперь палил я с правой руки, потому что Сонька с левой уже выпустила все заряды. Стрелял по смутным силуэтам, едва те проявлялись. Снизу, видимая в свете фонаря, поднялась Мэри с незаплетенной косой, но с двумя… пардон – двенадцатью стволами в обеих руках. Однако все уже стихло. То есть стрельба прекратилась, а стоны и иноземная брань – нет. В разрыве среди рассеивающегося дыма неуверенно обозначилась удаляющаяся шлюпка. Кажется, с единственным гребцом.