От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том I

На рукописи, принадлежавшей королеве Клод, Бергень сделал надпись, в которой просил королеву «d’accepter ce petit don en excusant ses fautes, si aucunes у sont ins'er'ees» [112] . Бергень имел основания беспокоиться за качество своего перевода, который пестрит итальянизмами и несвойственными французскому языку оборотами. Переводчику не удалось не только проникнуть в сложный замысел Данте, но и передать образный строй его поэмы.

Тем не менее перевод «Рая» Данте, сделанный Франсуа Бергенем, явился важным этапом знакомства Франции с «Божественной Комедией». Важной отличительной чертой двух описанных рукописей (обе – в Национальной библиотеке, в Париже) были сопровождающие их иллюстрации, выполненные по рисункам итальянских мастеров конца XV в. и отличающиеся большой выразительностью. Правда, эти иллюстрации не повлияли на последующих иллюстраторов «Божественной Комедии» во Франции.

112

Цит. по кн.: Morel С. Op. cit. P. 603 («принять этот маленький дар, простив его погрешности, если таковые в нем окажутся»).

В окружении Франциска I был человек, который сумел понять великое творение Данте и – на закате жизни – испытал сильнейшее его влияние.

Это была родная сестра короля Маргарита, герцогиня Ангулемская, королева Наваррская. О ее увлечении Данте много писалось [113] . Немало спорили и о том, когда сестра Франциска обратилась к творчеству итальянского поэта. Маргарита знала его с детских лет, когда в библиотеке отцовского замка в Коньяке ей попадался манускрипт «Божественной Комедии», тот самый манускрипт, о котором нам уже приходилось писать. «Она читала Данте, – писал А. Франс, – упиваясь той атмосферой куртуазности, благоухание которой наполняет у великого флорентинца даже “Чистилище” и “Ад”. Вот она склоняется над цветным веленем книги и, забыв обо всем на свете, следит за Паоло и Франческой, чьи сплетенные в объятии тени витают над градом скорби» [114] . Как показал Карло Пеллегрини [115] , уже в написанном терцинами «Диалоге в форме ночного видения» (1524) Маргарита проявила себя хорошо знакомой с дантовской «Комедией». Пройдет еще десять лет, и она, будто бы сетуя на скорбность Данте, напишет, обращаясь к Франциску I:

113

См.: Lefranс A. Les derni`eres po'esies de Marguerite de Navarre. Paris, 1896. P. L V – L X I ; Paris G. Les derni`eres po'esies de Marguerite de Navarre // Journal des Savants. 1896. P. 273 – 288, 356 – 368; Hauvette H. 'Etudes sur la Divine Com'edie. P. 164 – 187; Farinelli A. Dante e Margherita di Navarra // Rivista d’Italia. 1902. P. 274 – 297; Counson A. Op. cit. P. 23 – 27; Farinelli A. Dante e la Francia. Vol. I. P. 317 – 356; Pellegrini C. La prima opera di Margherita di Navarra e la terza rima in Francia. Catania, 1920; Renaudet A. Marguerite de Navarre, `a рrороs d’un ouvrage r'ecent // Revue du Seizi`eme Si`ecle. T. XVIII, 1931. P. 272 – 308; Clements R. Marguerite de Navarre and Dante // Italica. T. XVIII, 1941; Friederiсh W.-P. Op. cit. P. 68 – 71; Marguerite de Navarre. La Navire. Edition critique par R. Marichal. Paris, 1956. P. 39 – 43.

114

Франс А. Собр. соч. Т. 8. М., 1960. С. 306.

115

Pellegrini С. Op. cit. P. 18.

Oh! que je voy d’erreur la teste ceindreA ce Dante, qui nous vient icy peindreSon triste enfer et vieille passionD’un ennuy pris! [116]

Абель Лефран понимал [117] , что условный упрек, брошенный любимому поэту, не помешал Маргарите «оставаться всю жизнь верной этой литературной симпатии», ибо «средневековым поэтом, к которому она чаще всего обращалась и больше всего любила, был, конечно, автор “Божественной Комедии”. Она глубоко знала его и любила цитировать как источник утешения» [118] . Действительно, ей случилось раз воскликнуть вслед за Франческой да Римини («Ад», V, 121 – 123):

116

Цит. по кн.: Nouvelles lettres de la reine de Navarre adress'ees au roi Francois I / Ed. F. Genin. Paris, 1842. P. 122 – 123 («О, какой ошибкой было увенчивать главу этого Данте, описавшего нам свой печальный ад и свою старую любовь, заставившую его страдать!»).

117

Les derni`eres po'esies de Marguerite de Navarre. P. LVI.

118

Les derni`eres po'esies de Marguerite de Navarre. P. LV.

Douleur n’y a qu’au temps de la misereSe recorder de l’heureux et prosp`ere,Comme autrefois en Dante j’ai trouv'e [119] .

Если в «Ночном видении» уже можно было видеть «наиболее значительное и наиболее явное подражание «Аду» [120] , то с еще большей очевидностью воздействие Данте обнаруживается в позднем произведении Маргариты Наваррской, в ее «Корабле», написанном в конце июня и июле 1547 г. [121] , в Тюссонском аббатстве. Гастон Парис писал об этом произведении Маргариты: «Стиль его несет на себе явные следы недавнего чтения самого великого из новых поэтов, и это ясно чувствуется. Никогда еще Маргарита не давала своим мыслям, всегда несколько смутным и нечетким, выражения столь поэтичного и столь сильного, как в этой поэме. Интересно также отметить, что дантовское влияние особенно заметно в начале поэмы» [122] . В первых же ее строках, скажем мы:

119

Цит. по кн.: Hauvette Н. 'Etudes sur la Divine Com'edie. P. 165.

Нет горше муки, чем воспоминанье

О днях былого счастья в дни страданья.

Об этом встарь у Данте я прочла.

(Перевод Ю. Корнеева)

120

Dorez L. Francois I et la «Commedia» // M'elanges publi'es `a l’occasion du 6-e centenaire de la mort de Dante. Paris, 1921. P. 120; Marguerite de Navarre. La Navire. P. 10.

121

Marguerite de Navarre. La Navire. P. 5.

122

Journal des Savants. 1896. P. 280.

Navire loing du vray port assablee [123] ,Feuille agitee de l’impetueux vent [124] ,Ame qui est de douleur accablee,Tire toy hors de ton corps non scavant,Monte a l’espoir, laisse ta vielle masse.Sans regarder derriere viens avant [125] .

Подобных текстуальных сопоставлений можно сделать, однако, не очень много [126] . Маргарита нашла у Данте лишь внешнюю форму выражения своего лиризма. Но одно это говорило о многом.

123

Purg., VI, 77: Nave senza nocchiere in gran tempesta...

124

Par., XXVI, 85: Come la fronda che fIette la cima...

125

Marguerite de Navarre. La Navire. P. 237 («Корабль, далекий от надежной бухты, листок, дрожащий под напором ветра, душа, низринутая в горе, вырвись из оков твоего неразумного тела, взлети к надежде, отбрось свою былую тяжесть и, не смотря назад, вперед иди»).

126

Marguerite de Navarre. La Navire. P. 252, 258, 276, 298.

Поэма Маргариты посвящена иной теме – оплакиванию умершего Франциска. Однако характерен финал – он как бы весь залит божественным светом, приносящим измученной душе успокоение. В этом можно видеть воздействие Данте.

Обращение к итальянскому поэту в последние годы жизни, помимо чисто литературных, имело и иные причины: изменение отношения Маргариты к Реформации, которая начала отталкивать поэтессу все более явно проступающими чертами догматизма. И если, скажем, Рабле от реформаторства пришел к свободомыслию, то Маргарита отчасти вернулась к традиционной религиозности. И новый интерес к Данте явился следствием этого обращения.

В другом своем произведении – в «Темницах», написанных следом за «Кораблем» и завершенных, очевидно, в конце 1548 г., – Маргарита отказывается от дантовских терцин, но вдохновляется духом «Комедии». «Я не думаю, – писал А. Оветт, – что во всей французской литературе найдется еще один поэт, вдохновение которого столь бы приближалось к вдохновению Данте» [127] . Вслед за Данте Маргарита создает аллегорическую картину жизни человека и его пути к божественной истине. Человек, в понимании королевы Наваррской, достигает истинной свободы, лишь пройдя через три «темницы» – любви, мирских иллюзий и науки. Каждой из этих трех «темниц» посвящено по одной книге поэмы. Вырвавшись из одной темницы, душа человека попадает в новую, более обширную и коварную. Человеческая душа обретет свободу, лишь преодолев стены самой крепкой из темниц – науки. Покинуть темницу любви помогает лирическому герою Маргариты неверность возлюбленной. Значительно труднее оказывается понять иллюзорность мирских радостей, олицетворением которых становятся наслаждение, почести и богатство. Мудрый старец помогает герою поэмы покинуть и эту темницу и открывает перед ним просторы науки. Но и они оказываются оковами для души, стремящейся к познанию божества. Лишь овладение всеми достижениями науки приводит к пониманию их иллюзорности и к истинному знанию.

127

Нauvette Н. 'Etudes sur la Divine Com'edie. P. 166.

В этой аллегории мало дантовского аллегоризма, и структура «Темниц» Маргариты Наваррской отличается от структуры «Божественной Комедии». Но образов, сцен, мыслей, навеянных чтением Данте, в поэме немало. Так, описывая во второй книге трех жестоких тиранов, подстерегающих человека, Маргарита говорит о сладострастии, гордости и корыстолюбии, олицетворяемых рысью, львом и волчицей, как и в I песне «Ада».

Мудрый старец, появляющийся во второй книге «Темниц», является прямой параллелью дантовскому Вергилию; описание этого старца, несомненно, напоминает описание Катона, сторожащего двери чистилища [128] :

128

Purg. I. 31 – 39.

...ung vieillartBlanc et chenu, mais dispos et gaillartDe tr`es joyeuse et agr'eable face,D’audacieuse et grave et doulce gr^ace,D’un marcher lent... [129]

Подобно тому как, создавая «Гептамерон», Маргарита вдохновлялась книгой Боккаччо, но не подражала ей, так и в «Темницах» она не стремилась создать некое подобие «Комедии». Творение Данте послужило французской поэтессе источником вдохновения, подсказало ей отдельные образы и аллегории.

129

Цит. по кн.: Derni`eres po'esies... P. 162 («...старик, убеленный сединой, но бодрый и веселый, с лицом приятным и живым, со смелым, серьезным, но милым выражением лица, идет неторопливо...»).

Но главное заключалось в том, что Маргарита почувствовала прелесть дантовских терцин, попыталась понять грандиозный замысел флорентинца. Это говорит о том, что во Франции середины XVI в. отдельные литераторы поднимались до понимания Данте, что великий итальянский поэт в сознании французов занимал постепенно место рядом с Петраркой и Боккаччо.

Первая половина XVI в. во Франции не знала другого такого значительного произведения, вдохновленного Данте, как «Темницы» Маргариты Наваррской. Сколь бы ни было соблазнительно возвести к дантовской традиции «Ад» Клемана Маро [130] , следует признать, что не творения великого флорентинца вдохновили французского поэта, хотя он побывал, как известно, на родине Данте и был знаком с его произведениями [131] .

130

Eckhardt A. Marot et Dante. L’Enfer et l’lnferno // Revue du Seizi`eme Si`ecle. T. XIII, 1926. P. 140 – 142.

131

Dоuen O. Cl'ement Marot et le psautier huguenot. T. I. Paris, 1878. P. 62.

Однако середина XVI столетия отмечена во Франции двумя событиями, быть может не очень значительными сами по себе, но чрезвычайно важными для нашей темы. Первым из этих событий было издание в Лионе в 1547 г. «Божественной Комедии» на итальянском языке. Она была затем многократно переиздана – в 1551, 1552, 1571, 1575 гг. Это говорит о том, что «Божественная Комедия» находила читателей во Франции; причем интерес к ней так возрос, что уже потребовалось печатать ее на месте, не ограничиваясь ввозимыми из Италии экземплярами. В Лионе книга Данте была напечатана не случайно: этот город, всегда поддерживавший с Италией самые тесные экономические и культурные связи, был не только важным центром Возрождения, но и обладал высокой полиграфической культурой. Творчество Данте не прошло бесследно ни для Мориса Сева [132] , ни для Луизы Лабе [133] , представителей так называемой «Лионской школы» поэтов.

132

Farinelli A. Dante e la Francia. Vol. I. P. 387 – 392.

133

Ibid. P. 395 – 400.