От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том I

ЖОАШЕН ДЮ БЕЛЛЕ И КЛЕМАН МАРО (О ДВУХ ПЕРЕВОДАХ ИЗ ПЕТРАРКИ)

Вопрос об отношении поэтов «Плеяды», и в частности ее теоретика и крупнейшего представителя Жоашена Дю Белле (1522 – 1560), к творчеству Клемана Маро (1496 – 1544) далеко выходит за рамки узкой историко-литературной проблемы. По сути дела, это вопрос о соотношении двух важнейших этапов французского Возрождения, представителями которых в области поэзии были Маро и Дю Белле. Маро представляет собой ранний Ренессанс, Дю Белле – более зрелый его этап, называемый иногда Высоким Возрождением.

Творчество Маро и Дю Белле развивалось в совершенно различных исторических условиях, и это различие эпох не могло не отразиться в произведениях поэтов. «Плеяда» выступила на литературной арене в сложный и ответственный для французской культуры момент. И исторической ее заслугой является то, что в годы повсеместного наступления реакции, в годы усиливающегося влияния мистических учений и идеалистической философии, в годы, когда все большее распространение получала далекая от национальной почвы искусственная поэзия подражателей Петрарки, она продолжила гуманистические и реалистические традиции раннего французского Возрождения. Жизнерадостный, оптимистический дух, материалистическое восприятие мира, гуманистический пафос открывания нового в природе и в самом человеке, не только искреннее восхищение неумирающими памятниками античной культуры, но и стремление узнать их и понять во всей их глубине, осознание своего патриотического долга – все это роднит поэтов «Плеяды» с великими представителями раннего французского Возрождения – с Рабле, с Деперье, с Клеманом Маро.

Не «Плеяде», а гуманистам и поэтам раннего французского Возрождения принадлежит честь открытия и приобщения своей страны к сокровищам итальянской культуры, в частности честь популяризации творчества Петрарки, который сравнительно рано стал известен во Франции [242] . Петрарка долгие годы оставался непререкаемым авторитетом в области поэзии не только у себя на родине, но и во всей Европе, в том числе и во Франции. Увлекался Петраркой и переводил его и Клеман Маро; для поэтов «Плеяды» Петрарка, наряду с античными авторами, был предметом восхищения, изучения и подражания.

242

Из многочисленных работ, посвященных этому вопросу, укажем капитальное исследование И. Н. Голенищева-Кутузова (Golenistcheff-Koutouzoff Е. L’histoire de Griseldis en France au XIV et au XV si`ecle. Paris: Droz, 1933) и обширную, обильно насыщенную фактическим материалом статью Ф. Симоне (Simоne F. Note sulla fortuna del Petrarca in Francia nella prima meta del Cinquecento – Giornale Storico della Lit. Italiana, 1950. № 1; 1951. № 1 – 2).

Однако «петраркизм» Маро и «петраркизм» «Плеяды» – явления, столь отличные друг от друга, что на это нельзя было не обратить внимания. Французский исследователь Альбер Пофиле в одной из своих статей [243] сопоставил два сонета Маро и Ронсара, восходящие к одному и тому же сонету Петрарки. А. Пофиле пришел к следующему выводу: «Маро изо всех сил старается перевести Петрарку; Ронсар хочет сделать своими дух и элегантность петрарковской формы. Один хотел бы преподнести нам самого Петрарку, другой, петраркизируя, желает все же оставаться Ронсаром» [244] .

243

Pauphilet A. Sur des vers de P'etrarque // M'elanges... offerts `a Henri Hauvette. Paris: Les Presses Francaises, 1934. P. 113 – 121.

244

Ibid. P. 121.

Выводы А. Пофиле можно было бы проиллюстрировать, сопоставив этот перевод Клемана Маро из Петрарки с одним из сонетов «Оливы» Жоашена Дю Белле (сонет № 48, в издании 1550 года – № 55).

История возникновения переводов Маро и Дю Белле такова.

Перевод Маро был впервые напечатан в 1544 году. Тогда еще не существовало на французском языке полного или хотя бы значительной части текста петрарковского «Канцоньере». Правда, Жорж де Ля Форж еще в 1514 году перевел шесть «Триумфов» Петрарки. Но сонеты и канцоны итальянского поэта стали появляться значительно позднее. Кроме перевода Маро, который перевел шесть сонетов и одну канцону, укажем на переведенные Жаком Пелетье еще 12 сонетов Петрарки. Пелетье включил свои переводы в изданный им сборник своих стихотворений (1547), куда, между прочим, вошли несколько ранних поэтических опытов будущих членов «Плеяды». Наконец, в 1548 году Васкен Фильель опубликовал под названием «Лаура из Авиньона» перевод 196 сонетов и 24 канцон Петрарки.

Интересующий нас сонет Дю Белле увидел свет в 1549 году. Первый поэтический сборник Дю Белле был весьма тесно связан с опубликованным одновременно с ним трактатом «Защита и прославление французского языка». Основные положения манифеста новой школы родились на основе живой поэтической практики Ронсара, Дю Белле, Баифа и других членов будущей «Плеяды». Именно наличие за плечами Дю Белле некоторого творческого опыта придало его трактату убедительность и весомость положений. С другой стороны, выпуская свой первый сборник одновременно с «Защитой», Дю Белле собрал в нем те свои стихи, которые не шли вразрез с его собственными теоретическими положениями. Ведь отход от некоторых предписаний «Защиты» наметился уже во втором, расширенном издании «Оливы» 1550 года.

«Плеяда», как известно, самым решительным образом осудила переводы, противопоставив им подражание античным и итальянским авторам, как единственное средство обогащения поэтического языка. Дю Белле писал в «Защите и прославлении французского языка»: «Тем не менее, эта столь похвальная работа переводчиков не кажется мне единственным и достаточным средством, чтобы поднять наш народный язык до уровня других, более прославленных языков» (Кн. I. Гл. V). Прежде всего Дю Белле не советовал переводить поэтов, ибо особенности их произведений «так же могут быть переданы в переводе, как если бы художник захотел воспроизвести душу, изображая тело и следуя натуре» (Кн. I. Гл. VI).

Таковы были теоретические позиции Дю Белле. Насколько они отразились в его переводе, а точнее подражании, видно из приводимых ниже стихов Петрарки, Клемана Маро и Дю Белле.

Дю Белле и Маро в качестве образца выбирали 128-ой сонет итальянского поэта:

О passi sparsi, о pensier vaghi e pronti,О tenace memoria, о fero ardore,О possente desire, o debil core,О occhi miei, occhi non gi`a, ma fonti;О fronde onor de le famose fronti,О sola insegna al gemino valore;О faticosa vita, о dolce errore,Che mi fate ir cercando piagge e monti;О bel viso, ove Amor inseme poseGli sproni e’1 fren ond’ el mi punge e volveCome a lui piace, e calcitrar non vale;О anime gentili et amorose,S’ alcuna ha ‘1 mondo, e voi nude ombre e polve;Deh restate a veder quale `e ‘1 mio male.Клеман Маро переложил этот сонет следующим образом:О pas espars, ^o pens'ees soudaines,О aspre ardeur, ^o m'emoire tenante!О cueur d'ebile, ^o volunt'e puissante,О vous mes yeulx; non plus yeulx, mais fontaines!О branche, honneur des vainqueurs capitaines,О seule enseigne aux po`etes duysante;О doulce erreur qui soubz vie cuysanteMe faict aller cherchant et montz et plaines!О beau visage o`u amour mect la brideEt l’esperon dont il me poinct et guideComme il luy plaist, et deffense y est vaine!О genlilz cueurs et ^ames amoureuses,S’il en fut onc, et vous umbres paoureuses,Arrestez vous pour veoir quelle est ma peine! [245]

245

Marоt. Oeuvres compl`etes. Paris: Garnier, 1938. T. II. P. 147.

Перевод, или, точнее говоря, подражание этому сонету Петрарки, мы находим в «Оливе» Дю Белле:

О faible esprit, charg'e de tant de peines,Que ne veulx-tu soubz la terre descendre?О coeur ardent, que n’es-tu mis en cendre?О tristes yeulx, que n’estes-vous fonteines?О bien douteux! ^o peines trop certaines!О doulx scavoir, trop amer `a comprendre!О Dieu qui fais que tant j’ose entreprendre,Pourquoy rends-tu mes entreprises vaines?О jeune archer, archer qui n’as point d’yeulx,Pourquoy si droict as-tu pris ta vis'ee?О vif fl ambeau, qui embrases les Dieux!Pourquoy as-tu ma froideur attis'ee?О face d’ange! О coeur de pierre dure!Regarde au moins le torment que j’endure [246] .

246

Du Веllау. Oeuvres po'etiques. T. I. Paris: S. T. F. M., 1908. P. 74 – 75.

В отличие от Маро, Дю Белле берет у Петрарки лишь основную мысль его сонета, свободно варьируя и видоизменяя ее, создавая свою образную систему. Если у Петрарки (а вслед за ним и у Маро, а также отчасти у Ронсара) весь сонет развертывается как непрерывное перечисление и лишь в последнем стихе наступает «развязка», то Дю Белле строит свое стихотворение совсем иначе. У Петрарки, у Маро и в какой-то мере у Ронсара нет четкой границы между каждым катреном и каждым терцетом, нет, тем более, противопоставления катренов терцетам. Иначе у Дю Белле. Отказавшись от целого ряда образов петрарковского сонета (об этом ниже), Дю Белле усиливает оставшиеся непрерывно повторяющимися вопросами, обращениями, восклицаниями, то есть Дю Белле отказался от нарастающего напряжения петрарковского сонета. Замкнутость и обособленность составных частей стихотворения создает особую прерывистость его ритма; сонет не произносится уже «одним дыханием», уравновешенность частей в нем более ощутима. Это придает ему известную плавность и замедленность.

В первом катрене Маро точно следует Петрарке, повторяя все его образы. Он лишь иногда меняет их местами, но эти перестановки не выходят за рамки одной стихотворной строки. Синтаксическое деление на полустишия (за исключением последней строки катрена, цезурованной менее четко) соблюдается Клеманом Маро весьма последовательно.

У Дю Белле строение катрена совсем иное. Он отказывается и от «неуверенных шагов», и от «цепкой памяти», и от «сильного желания». «Слабое сердце» и «обжигающий пламень» превращаются у него в «горящее сердце», а «смутные блуждающие мысли» становятся «слабым разумом». Эта перестройка всей образной системы катрена отразилась и на его ритмико-синтаксической композиции. Вместо стонов и жалоб появляется горький недоуменный вопрос; цезуры посреди стихотворных строк уже не так обусловлены синтаксисом и смыслом, как у Петрарки и Маро. В ритмической организации катрена Дю Белле достигает большего разнообразия, чем Маро: первая фраза охватывает две строки, тогда как две следующие укладываются в одну строку каждая. Но не это все-таки главное. Дю Белле полностью меняет смысл, заключенный в стихах Петрарки (и Маро), и его сонет оказывается не переводом и даже не подражанием, а откликом, своеобразным ответом, воспоминанием о сонете итальянца.