От Кремлёвской стены до Стены плача…
Шрифт:
Мы мирно разошлись, а я знал, что у этой шпаны за голенищем финка, и кончится могло не так благополучно.
Другой случай. Мама говорит:
– Иди, хлеба купи, – дала мне в руку деньги, это я еще в школе учился. Иду, а эта шпана мне:
– Ну-ка, иди сюда.
Я говорю:
– А что?
– Ну, иди сюда. Что это ты в кулаке зажал?
Я говорю:
– Вот, за хлебом иду.
– Давай сюда твои деньги.
Я говорю:
– А хрен на рыло вам не надо?
Они:
– Ты смотри, что-то ты образованный какой-то.
Я говорю:
– Ничего не отдам, никаких денег вам, еще не хватало.
Пошел, купил хлеба, но они уже ко мне не приставали. Надо знать, как повести себя в той
Мама Севы Воробьева была дочерью академика, на даче выращивала клубнику, рассаду, продавала у магазина. Из-за этого муж и дети к ней пренебрежительно относились. Она тоже была врач, на даче по специальности не работала. Сидит у магазина на скамеечке, овощи и разную рассаду продает. Домашние якобы дворянского происхождения, а мама – торговка, хотя дворянского происхождения была их мама.
Мы с ней дружили, я приходил к ним в гости, она меня накормит чем-нибудь, компот варила очень вкусный, сливовый компот. Мы с ней чай пьем и обсуждаем все наши проблемы. Еще ходил к ним, чтобы книги взять из библиотеки академика Соловьева.
Сева по молодости, когда он учился в лесотехническом институте, выпивал. Его мама говорит:
– Идите, в театр Вахтангова, сходите на спектакль, – и даст деньги на билеты, Севка говорит:
– Ладно, иди ты, купи себе билет, а деньги на мой билет мне отдай. Я тут чего-нибудь выпью, а ты мне сюжет расскажешь содержание спектакля.
И вот я, значит, пойду, посмотрю чего-нибудь, я уж не помню, что там шло в это время, ему расскажу.
Мама его дома спрашивает:
– Да, были, были, – а он, значит, вместо театра употребит, эти деньги, на выпивку, а маме содержание спектакля расскажет в деталях.
Она его спрашивает:
– А какой артист-то играл?
– Не очень он мне понравился.
Она удивлялась:
– Такой талантливый, мой любимый актер.
Время шло вперед, его не остановить, а некоторые моменты жизни остаются надолго в памяти. Я вспоминаю Аиду – испанку, которой я нравился. Такая она была трепетная, чувственная девочка: чуть за руку возьмешь – она вся напрягается. А за талию обнимешь, сразу к тебе прижмется. Испанки, они отличаются от наших девочек по темпераменту.
Потом еще одна, Марина, была застенчивая девочка, а встретил я через пять лет, она превратилась в шикарную девицу, а я этого тогда не разглядел.
Но вернемся в техникум. Ездим на электричке, контролеры нас гоняют, ловят.
И мы приловчились: раньше двери в вагоне открывались настежь, не так, как сейчас: закрылись – и не вылезешь никуда. А тогда дверь можно было открыть, и когда идут контролеры, мы открывали двери, между вагонами лестница была, мы старались садиться, где такая лестница была, и ухитрялись с дверного проема ногой на лестницу шагнуть и на лестницу залезть. Контролеры пройдут – на очередной станции с этой лестницы слезешь. Рисковали, конечно, а контролеры: никакого сочувствия, знали, что студент бедный каждую копейку экономит. Нет, «Давай билет и все», пристанут, могут и забрать, как нас тогда всех забрали и держали часа три. Милиция выясняла, кто мы такие. Чего они нас мариновали?
Этот случай произошел, когда мы после первого курса практику проходили – геологическую экскурсию по Подмосковью. Проводил эту экскурсию наш уважаемый Обаленский П. Г. Он Подмосковье прекрасно знал, не только геологию, но и историю дворянских усадеб.
Один участник гражданской войны, когда мы отмечали 50-тилетие советской власти, просил обработать его мемуары. В них он с гордостью писал, как они в Крыму по указанию местных властей расстреляли всю совершенно безобидную, невинную княжескую семью. Говорили, что он из князей.
В наше время потомки князей редко попадались. Дворян-то во время революции хорошо подчистили. За одно слово «князь» уже можно было к стенке поставить.Эти экскурсии были очень интересные и охватывали практически все подмосковные месторождения строительных материалов: известняки в Подольске и в других местах, Люберецкие пески, кварцевые, чистые, хорошие эти месторождения, кирпичные глины и многое другое. Изучали общее геологическое строение Московской области, остатки фауны: например, в юрской глине очень много белемнитов – «чертовых пальцев». Вот эти «чертовы пальцы» встречаются в Подмосковье везде. Руководящая фауна для определенных слоев. Руководящая фауна – это фауна, которая определяет определенный возраст, когда эти животные только в этом месте жили, а потом вымерли. По ним определяют относительный геологический возраст.
Оболенский П. Г. нас возил по всему Подмосковью и рассказывал геологию, строение русел рек, а вот это терраса пойменная, надпойменная, вторая и так далее. Историю рассказывал многих подмосковных городов: Подольска, Серпухова, где обнажения пород можно наблюдать в карьерах.
По итогам мы написали отчет, в котором все изложили как следует. После практики геодезической и геологической наступили каникулы, которые пролетели, как один день, и снова начались занятия.
В техникуме была самодеятельность. Поскольку нам было по 17–18 лет – время любви. Мы очень оперетту любили. Девочки некоторые талантливые очень хорошо пели, и парни, у которых голос установился, пели баритоном.
Особенно популярны были арии и дуэты «Сильва, ты меня не любишь! Сильва, ты меня погубишь». Я тоже участвовал в самодеятельно сти.
Женька Романов был председателем месткома, он меня определил своим заместителем, поскольку мы в одной волейбольной команде играли, и я хорошо пасы давал ему, а он забивал, и все у нас ладилось. И он сказал:
– Это ты будешь у меня замом по профкому.
Я говорю:
– Зачем же я буду замом-то?
Он говорит:
– Что я один за всех буду работать? Ты будешь помогать.
Я ему помогал. В кладовой профкома я обнаружил целый струнный оркестр, инструменты для струнного оркестра, басовые большие балалайки, домры, мандолины и т. д. Домра бывает маленькая и большая. Женька говорит:
– Раздай инструмент желающим домой, а когда найдем руководителя, организуем струнный оркестр.
Я взял себе средненькую, маленькую домру – пикколо называлась. Я на этой пикколо пытался научиться играть, но поскольку преподавателя не было, и не было времени особенно тренироваться. Я научился на ней кое-что играть, но виртуоза из меня не получилось.
Хотя у нас скрипка в семье была. Мы ее купили в Омске во время денежной реформы. Меняли деньги не просто одни на другие, а по определенному курсу. Во время войны было много подделок этих денег и заработанных нечестным путем.
Вот политбюро под руководством И. В. Сталина решило провести денежную реформу поменять старые деньги на новые 1:10. Приняли постановление и провели реформу за десять ли пять дней. Государственная машина работала, как часы. Сейчас президент такой огромной страны решает, почему возросли коммунальные платежи, ручное управление, делать что ли ему нечего, а значит, государственная машина несовершенна и должным образом не работает. Нет идеологии – нет государства. В общем, началась реформа, и мы с отцом пошли в магазин последние деньги истратить. В магазинах шаром покати. Купили сковородку и разливное вино. Такая сковородка глубокая, как сотейник с крышкой. Отец купил вина, налил его в сковороду, сколько можно было, у нас посуды не было никакой. И вот мы с этим еле-еле ее донесли, чтобы не расплескать. А еще мы скрипку купили. Отец играл немного. И мы все на ней играли: «Во поле береза стояла».