Чтение онлайн

ЖАНРЫ

От Кремлёвской стены до Стены плача…
Шрифт:

– Ты одну и ту же песню поешь.

А он:

– Как, я разные песни пою.

Приехали на базу, там же все по наряду, не так просто – пришел, заплатил, залил пять бочек, и поехал назад, нет, нужна разнарядка. А на этой базе очередь, до хрена машин стоит, и мы со своими бочками на жаре.

Уже отстояли очередь, а тот, который разливает, говорит:

– Мы в вашу машину не будем бензин разливать, солярки, ладно, плеснем, а бензин – нет, потому что у вас глушитель не туда выведен.

Потому что глушитель в обычной машине сзади под кузовом, а, оказывается, тут надо глушитель впереди, за кабиной сразу, и наверх, выше крыши, чтобы искры

не попали, и не сгорели бы мы вместе с этой машиной.

Ну, не дают бензин, и все, хоть тресни. Раиса Ивановна, что делать, бегает, ей-то было лет 25, наверное, совсем растерялась, бегает, все это, с сумкой своей полевой, мы ей посоветовали: «Давайте за деньги найдем нужную машину». Мы договорились с одним шоферюгой, у которого машина была приличная, с трубой с этой выхлопной наверх, перекатили бочки пустые к нему, подъехали, все, залили нам бензин, керосин и всякое прочее. Пять бочек. Бочки тяжелые по 200 литров, черт, как мы их вдвоем там кувыркали?

Просто вот была сила, энергия, а сейчас не так. Не узнаю Григория Грязнова, куда эта сила прежняя девалась, (в «Хованщине» Мусоргского) сейчас что-нибудь сделаешь, и уже тяжеловато. Ну вот, мы это загрузили, и назад поехали. Получилось такое развлечение замечательное, несмотря ни на трудности, ни на тяжелые нагрузки, перегрузки, очереди, целый день проторчали, к вечеру поехали назад, приехали.

А вообще это дело не Раисы ездить за горючим, а прораба, который способен только водку пить, за воротник закладывать.

После этой поездки Раиса послала меня на буровую, для того чтобы у меня была не только горная, но и буровая практика. Я дня три там покрутился младшим рабочим, а там мне и делать нечего. Младший рабочий на буровой, так, на побегушках. Сейчас нет такой должности, ее вообще ликвидировали. Ну, я там повертелся, там ничего сложного-то, за движком смотреть.

Практика кончилась. Раиса мне хорошую характеристику написала. Распрощались мы со всеми, с коллектором Людой, такая полноватая девица с пышным бюстом, но кожица-то у нее тоненькая, смуглая, ничего, но почему-то не замужем, еще с одним коллектором Леонидом. Он все к этой Люде подъезжал, любовь крутил. Леонид дал нам в Ленинграде адрес:

– Будете в Ленинграде, вот зайдите на квартиру, передайте моей жене привет и письмецо, она вас обедом покормит.

И когда мы приехали в Ленинград, ходили к жене Леонида, такая оказалась молодая стройная интеллигентная женщина, а он козел какую-то толстую Люду нашел. Я по молодости в этом деле мало что понимал. В Ленинград мы доехали с большим трудом, Господи, столько же было народу в вагоне. Как селедки в бочке, вагон, он вообще резиновый, наверное. И поехали, стоим, нас прижали так, что руки не поднять. А у нас на полу между ног чемоданчики. Мама собирала на практику, как на войну: рубашки там, майки, трусы и полотенца. В этой толпе по карманам лазают тоже эти специалисты всякие-разные, то у бабки разрежут вещевой мешок, из него все вываливается, вся ее нехитрая снедь: пышки, лепешки. После войны много было шпаны, карманников, воров и хулиганов. Много пришлось работать органам, чтобы как-то очистить народ от этих паразитов.

Приезжаем в Ленинград, в то же общежитие, поселились. На первые заработанные деньги я купил часы, о которых давно мечтал. Купил я их у одного парня еще в Батецкой партии.

Часы неновые, на новые у меня денег не хватало. Часы марки «Победа». Их после войны выпустили такие часы очень хорошие. Эта «Победа» лет пятнадцать ходила без ремонта, и ничего им не было.

Циферблат был красивый: цифры 12 часов были красного цвета. И он мне эти часики продал, они не такие уж были новые, но впечатление от них как от новых, а главное, у них механизм хороший. Не могли часы плохие сделать под маркой «Победы», победа была эта трудная и долго мы к ней шли.

В общем, сейчас эта тяжелая победа как-то не так воспринимается, как тогда. Вот Нику прилепил этот, наш скульптор, Церетели, на Поклонной горе на здании музея. Раньше думали, знамя будет символом участия всех народов в разгроме фашистской Германии.

Советский Союз разрушили и сделали стелу языческой богиней Победы – Никой. Если снизу смотреть на эту богиню, то невольно вспоминаешь такую детскую игрушку: чертик на палочке, тянешь за веревочку, и он по палке ползет вверх- вниз. Причем тут Ника, какая богиня победы, и сейчас на российской стеле стоит?

Оформление – ну, никуда, и этот Змей-Горыныч, и Георгий Победоносец его как колбасу разделал на куски, а в то же время убивает его копьем. Чего же его убивать, если его кто-то разрубил? Это так, старческое бурчание. Ну, не старческое, конечно, это я так.

В армии отслужил год – уже старик, говорят. И он уже на нарах сидит, командует новобранцами. Сейчас на каждом углу говорят: «Вот, дедовщина, дедовщина, надо с ней бороться», а это вообще удобная форма управления солдатами для офицеров. По уставу офицер не может лупить солдат, а среди солдат – это вполне допустимо. Как в американской армии, там одни сержанты заправляют. Даже песня есть такая: «Ты, мистер Джон, ты в казарме, это тебе не малина». Эти сержанты проводят воспитательную работу с помощью кулаков. И у нас эта дедовщина, старший сержант иди старослужащий по второму году, и уже он может измываться над новобранцами. Получается, за что боролись, на то напоролись.

На практике я так оборвал штаны, что они особенно внизу висели лохмотьями. В первый день пошли мы на барахолку, брюки надо купить – после этой барахолки Санкт-Петербург мне запомнился надолго – пошли на базар, на рынок, на толкучку, раньше толкучка, там все можно было купить, и авторучку американскую какую-нибудь, или еще что-то, я любил раньше ходить, в Новосибирске особенно, на толкучку, тетрадку хорошую купишь, перья, книжку И здесь тоже пошел брюки себе приглядеть – в магазине-то нет, я бы, может быть, в магазине купил. Ну, а на рынке вроде было подешевле, а в магазине вообще ничего не было.

Не до брюк было, ведь это же период восстановления был народного хозяйства после войны. Вот если представить все, от Бреста и до самой тут Москвы, и там, начиная, допустим, от Бессарабии и до Урала, везде все было разрушено, немцы очень аккуратно все раздолбали вместе с городами, и все хорошее увезли. Они даже чернозем наш, вот когда наступали, они чернозем, который вот орловский, в этих районах, где они оккупировали, грузили чернозем, и вывозили вагонами в Германию, не считая там людей, конечно.

Но это надо было все восстанавливать, как, все опять за счет, как говорят, рязанского мужика. Почему только за счет рязанского мужика? Весь народ напрягался. И, естественно, ширпотреб этот, тряпки, тряпка – она и есть тряпка, было усиление направленно на развитие тяжелой промышленности, чтобы новые станки, заводы, восстановить все это, наладить жизнь, электричество и свет, здания и так далее. Ну вот, и пошел я на рынок с приятелем. Мы долго ходили, один мужик говорит:

– Я вам клевые брюки продам. Вы что ищете?

Поделиться с друзьями: