От Крыма до Рима(Во славу земли русской)

А один из флагманов, «Капудание», где держал флаг адмирал Сеит-бей, снялся с якоря одним из последних, и вскоре его и 66-пушечный «Мелек-Бахри» нагнали и взяли в огненное кольцо корабли русской эс­кадры. Поначалу 74-пушечный «Капудание» и его со­брат пытались уйти от погони, ожесточенно отстрели­вались, ожидая, видимо, помощи от Гуссейна, но капу-дан-паша уносил побыстрей ноги.

«Рождество Христово» дало несколько прицельных залпов, и «Капудание» заполыхал. Брандскугель вре­зался в его корму намертво, и объятая пламенем корма заволоклась дымом. А «Рождество Христово» изготови­лось нанести еще один, сокрушающий удар. «…Порав­нявшись, весь борт свой оборотил против носу непри­ятельского корабля и, остановясь на дрейфе, в таком по­ложении готовился сделать ему лаг всем бортом, упо­вая, что неотменно от оного должен будет он потонуть; но в сие время люди неприятельского корабля, выбежав все наверх, на бак и на борты, поднимая руки кверху, кричали на мой корабль и просили пощады и своего спа­сения, заметя оное, данным сигналом приказал я бой прекратить и послать вооруженные шлюпки для спасе­ния адмирала, командира и служителей, и замечено бы­ло, что оный корабль разбит был уже до крайности, за­ливался водой и все три мачты сбиты долой по палубу и густой дым начал показываться, так что до распрост­ранения пожара передовая шлюпка успела взять только упомянутого адмирала трехбунчужного пашу Саит-бея, капитана корабля «Капудание» Мехмет-дерия и за ним Мустафу-агу и прочих 17 чиновников…» Едва шлюпка отошла от борта, как «Капудание» заполыхала, вся объ­ятая пламенем. Налетевший шквальный ветер разно­сил языки огня по палубе и вдоль бортов.

— Не миновать «Капудании» погибели, крюйт-ка­мера, поди, занялась пожаром, — успел проговорить Ушаков, и страшный взрыв потряс все вокруг. Адми­ральский корабль взлетел на воздух, погребая под сво­ими обломками почти восемь сотен моряков и «весьма знатную сумму» денег всей казны турецкого флота.

В тот же час младший флагман, бригадир Голенкин с авангардней, пленил «Мелек-Бахри», капитан кото­рого сдался после недолгого сопротивления. Победа была полная, но и пострадали некоторые корабли эска­дры. У «Рождества Христова» громадным каменным ядром разбило фок-мачту. С таким рангоутом продол­жать погоню смысла не было.

— Прекратить погоню, возвратиться в строй! — приказал Ушаков.

Узнав о разгроме турок, Потемкин надумал поздра­вить моряков лично.

Эскадра, устраняя повреждения, направилась к Га-джибею, куда спешил из Бендер светлейший князь.

Флагман Севастопольского флота отменно знал морские традиции и положенное чинопочитание Глав­нокомандующему. Тем паче что князь впервые удосто­ил своим вниманием эскадру в море.

Правда, в это время, как на грех, подвела погода. Стояла жара, и море заштилело совершенно. Но наст­роение морякам не испортили капризы матушки-при­роды. По такому случаю флагман срочно собрал коман­диров:

— Светлейший князь прибудет на бригантине «Благовещение», соответственно под кайзер-флагом. Суда привесть в надлежащий вид, служителям в новом платье, поставить оных на реях, вам быть при параде. Салютации производить по моим сигналам, иметь на каждый борт наготове по тринадцать выстрелов.

Как протекала торжественная церемония, запечат­лел флаг-капитан Данилов. «Сентября 1 числа. С полу­ночи. В 1 часу темно, облачно, блистание звезд, в 3/4 1 часа приехал к нам на шлюпке из флотилии с бриган­тины «Благовещение» штурман и объявил, что его светлость, князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический, соизволит на оной бригантине следовать ко флоту и требовал по тихости ветра шлюпок… В 5 ча­су увидели мы подошедшую к флоту бригантину, на которой присутствовал его светлость и корабль «Навар-хия»… и сие ж время ездил я на оную бригантину с ра­портом к его светлости и в скорости возвратился на ко­рабль, и к отданию оному подлежащей чести весь флот состоял готовым; в исходе 8 часа на бригантине «Благо­вещение» подняли кайзер-флаг на грот-брам-стеньге, причем для отдания оному чести со всего флоту, с каж­дого судна салютовано по 13 пушек, а с бригантины от­ветственно по 9. В начале 10 часа его светлость с бри­гантины соизволил сойти на шлюпку и следовал ко флоту под кайзер-флагом… почему салютовано от меня со всего флота по 13 пушек с каждого, служители были на всем флоте порядочно и чисто одеты, поставлены на реях, вантах и штагах и по бортам кораблей, а на плен­ном корабле пленные турки поставлены ж были навер­ху все по бортам же кругом корабля, и когда шлюпка начала входить во флот, в то время на всем флоте кри­чали ура семь раз… соизволил его светлость прибыть ко мне на корабль «Рождество Христово»… и все ко­мандующие кораблей и прочих судов собраны и были на оном корабле».

Потемкин благодарил командиров:

— Знаменитая ваша виктория над флотом турец­ким, который, как я узрел, разбит совершенно и рассы­пан с потерею главного своего адмиральского корабля «Капудания», служит к особой чести и славе флота Черноморского.

Князь говорил с воодушевлением, впервые всмат­риваясь в лица моряков, людей, как он начал пони­мать, неординарных.

— Ведомо вам всем, сия виктория под неослабным водительством начальника вашего одержана и при не­усыпном радении Федора Федоровича Ушако­ва, — князь перевел дыхание, видимо, не в привычку было ему многословие, — да впишется сие достопамят­ное происшествие в журналы, ко всегдашнему воспо­минанию храбрых флота Черноморского подвигов.

Принимали светлейшего по-флотски. Застолье про­исходило на верхней палубе, без особых разносолов, но с добротной закуской из корабельных запасов. Недо­статок деликатесов восполнили обильным питьем.

На правах хозяина, Ушакову пришлось несколько раз пригубить вина из бокала, благо светлейший куда-то спешил и после двух-трех тостов встал из-за стола. Все следом поднялись и, стоя, взглядом проводили князя. У трапа он остановился, по-приятельски взял Ушакова под руку:

— Пошли без промедления гонца к де Рибасу. Пус­кай, не мешкая, следует к Дунаю, Суворов там к Изма­илу выступил, подмога ему потребна морская. А ты тож не засиживайся, в Севастополе исправляйся наискорейше и к устью Дуная последуешь. Сторожить, да­бы турки не нагрянули к Измаилу.

— За мной дело не встанет, ваша светлость. Токмо достоверно знаю, в Севастополе магазейны пустуют. А мне лес мачтовый потребен, вона как разнесло фок-мачту у меня. Тако ж и на других судах дерев надобно немало…

Потемкин, ухмыляясь, прервал Ушакова:

— Твои заботы мне извечно знакомы. Отпиши ве­домость в Херсон, распорядись моим именем.

Еще не смолкли пушечные залпы салютации по случаю отъезда князя, а Ушаков готовил предписание де Рибасу, который уже стоял наготове неподалеку, ожидая рескрипта Потемкина.

Откликнулся на победу Севастопольского флота и Александр Суворов, кратко, но выразительно: «Ви­ват Ушаков».

Генерал-майор де Рибас направился с гребной фло­тилией вверх по Дунаю, вступил в схватку с турецкой флотилией, оттеснил ее к Измаилу. Севастопольская эскадра до половины ноября оберегала дельту Дуная от возможного нападения турецкого флота. Спустя месяц войска Александра Суворова, при активной поддержке Дунайской гребной флотилии, штурмом овладели кре­постью Измаил. Русская армия форсировала Дунай, за­вершив кампанию 1790 года.

Новый, 1791 год обеспокоил Ушакова старыми за­ботами. Искромсанные сражениями, истрепанные штормами корабли надлежало добротно и быстро отре­монтировать и поставить в строй. Как обычно, в Севас­тополе не хватало всех припасов. Казенные бумаги поч­той по непролазной грязи доставляли в Яссы, и там они оседали в походной канцелярии ее правителя Василия Попова, который недолюбливал Ушакова. Потемкин надолго отъехал в столицу, где еще гремели салюты в его честь, покорителя Измаила. Досаждали иногда Ушакову нерасторопность, а подчас и нерадивость под­чиненных.

Бывший «Мелек-Бахри» переименовали в «Иоанна Предтечу», и по указаниям Ушакова обновили и пере­делали. Флагман следил за работами и, встретив на бе­регу командира, капитана 1-го ранга Баранова, сделал ему выговор: «Извольте за ремонтом присматривать рачительно, как подобает капитану». Тот в ответ взъе­репенился: «Я не корабельный мастер, ваше превосхо­дительство, и не такелажник, а должен принять гото­вый корабль». Ушаков спокойно, не повышая голоса, повторил: «Сие мнение противно долгу службы, и должно исполнять, что предписано начальниками». Баранов продолжал артачиться. Пришлось объявить ему выговор по эскадре. Неделю спустя поступил при­каз флагмана отправить матросов на строящиеся ко­рабли в Херсон и Николаев.

Предписывалось направить «здоровых и способных к исполнению должностей служителей». Недавно при­бывший из Лимана командир «Навархии Вознесение», капитан 2-го ранга Сенявин, любимец Потемкина, ре­шил схитрить: «Здоровые и исправные мне самому нужны…» На следующий день матросов построили к отправке. Неожиданно появился Ушаков, начал обходить строи, по привычке опрашивать матросов. С «Навархии» трое пожаловались, один задыхался от кашля, другой мучился животом, у третьего опухли ноги в суставах. Ушаков вывел их из строя, вызвал Се-нявина: «Оных служителей переменить на здоровых, евоных в гошпиталю». Сенявин поморщился: «Других служителей посылать не стану». Лицо Ушакова нали­лось краской: «Подтверждаю приказание, служителей заменить». И ушел в сопровождении бригадира Пус-тошкина.