От легенды до легенды (сборник)

— Никогда не следует смеяться над премьерами, — заметил осваивающий бильбоке малыш Тессье. — Мы смеемся, а они это делают всерьез. Канал, заговорщики, колонна…

Дюфур по-кокатрисски пожал плечами. К концу зимы Маршан умудрился сотворить почти все, что со злости предсказал Поль. Трансатлантидская компания стала частной. Во внешней политике был полный туман, но вероятную войну с занявшей выжидательную позицию Алеманией заменяла война с басконцем и его почитателями. Карточные вечера у Сент-Армана превратились в заговор, а сам граф — в жаждущее крови страшилище.

На защиту картежников поднялась фракция центристов, в итоге заговорщики оказались под домашним арестом, и тут в Национальное Собрание ворвалась пара десятков вооруженных дуэльными пистолетами и кинжалами юнцов. Разумеется, они называли себя «Черными василисками». Разумеется, их переловили еще в вестибюле. Разумеется, официозная пресса заголосила об имперском реванше и угрозе Республике. Разумеется, Республика стала защищаться. Были запрещены две газеты и один журнал, а простодушного «Сирано», напечатавшего картинку с собачкой, задравшей ножку на Басконскую колонну, оштрафовали на значительную сумму. После чего взялись за колонну как таковую.

В Национальном Собрании прогремело очередное: «Доколе?!» Центристы, следуя избранной политике, покинули зал, предоставив легитимистам с радикалами полную свободу. После оживленных, но не сказать чтобы напряженных дебатов решение было принято. Столичным властям было предписано во исполнение принятого решения в кратчайшие сроки колонну снести. Мэрия поинтересовалась — а за чей, собственно говоря, счет: в городском бюджете подобной статьи не предусмотрено. Пришлось вернуться к вопросу и решить с финансированием. Пятеро видных радикалов, включая премьера Маршана, и один легитимист громогласно объявили, что на такое святое дело им не жалко и собственные средства потратить… в разумных пределах.

Мэрия щелкнула каблуками и объявила конкурс на проект сноса колонны. Рассчитывали на Вебера, но создатель десятка мостов и вокзалов от предложения вежливо отказался, объяснив, что занят проектом уникальной башни и к тому же привык строить, а не ломать. Впрочем, желающих хватало и без него. Самые экстравагантные идеи — как правило, с использованием взрывчатки, мэр отверг. В итоге решили, что ликвидация имперского наследия будет осуществляться с помощью тросов и лебедок. От мысли вырыть на площади огромную яму, куда и свалить колонну, отказались — дороговато выходило, решили ограничиться специально настеленной «подушкой» из соломы и навоза. Назначенный руководить работами инженер Фонтэн обещал в кратчайшие сроки провести укладку подушки и закрепление нескольких десятков тросов, которые будут до определенного момента удерживать колонну. В ночь перед мероприятием с самого низа снимут бронзовые листы, прикрывающие гранит. Разрушение каменной основы колонны будет производиться уже днем, при публике.

— Дети мои, — объявил вечером у Жерара Жоли, — мы не вправе пройти мимо столь выдающегося триумфа, тем более что мы его предрекали, но это не повод для штрафа, так что никаких нападок на правительство и премьера. Запомните, никаких! Только опасения за безопасность зрителей, близлежащих зданий и обоняние дам, проверка финансирования проекта, сочувствие Кабинету и Маршану в их нелегкой борьбе с так и норовящим воскреснуть чудовищем и катрены, катрены, катрены…

* * *

«Церемония начнется в два часа пополудни. По нашим сведениям, ожидается присутствие…»

— Папа, я должна пойти.

— Странное желание. — Маркиз отложил газету; он выглядел сразу и растерянным, и недовольным. Эжени вздернула подбородок, она чувствовала, что у нее дрожат губы.

— Я не сказала… Жерому, — молодая женщина все же заставила себя назвать мужа по имени, — про императора. Я просто попросила остаться.

— А он тебя не послушал и, как оказалось, к лучшему. Ты с ним счастлива не была, и тебе только девятнадцать.

— Папа… Я же тебе ничего не говорила!

— В самом деле? — удивился маркиз. — Тогда как «Рассвет на Золотом берегу» оказался в твоей спальне?

Эжени слабо улыбнулась. Отцовская логика ставила в тупик почти всех, но как он догадался? И какое это имеет значение теперь? Она сыграла с судьбой на жизнь мужа, не понимая до конца, что творит. Чтобы жить дальше, нужно проделать с собственной жизнью то же самое, и… будь что будет!

— Папа, я написала мсье Маршану и попросила пригласительный билет на балкон «Гранд-Отеля». — Как объяснить родителям свою в самом деле странную затею, Эжени думала целую ночь. — Пусть меня увидят, а потом мы все поедем в путешествие… Как вы с мамой и хотели.

— Но почему именно это… — маркиз неопределенно пошевелил пальцами, подбирая слова, — действо?

— Там будут все.

— Ты все-таки пропиталась парламентским духом. Что за обобщения?

— Папа! Я решила.

— Тогда, курочка, тебя нужно проводить, — задумчиво произнес маркиз, — и я, разумеется, провожу, но мне очень туда не хочется. И тебе не хочется… Зрелище обещает быть омерзительным.

— Оно не для тебя! — быстро сказала молодая женщина. Как же она не подумала об этом! Баронессу де Шавине должен кто-то сопровождать, одну ее просто не выпустят из дома… — Я… попрошу кузена Анри.

— Вот и отлично, — одобрил маркиз и вернулся к чтению.

Премьер Маршан прислал письмо и четыре билета на один из балконов третьего этажа «Гранд-Отеля»; он был очень любезен. По невнимательности вскрывшая конверт маркиза сперва удивилась, а потом решила присоединиться к дочери вместе с кем-нибудь из своих почитателей. Растерявшаяся Эжени лихорадочно подыскивала слова, проклиная себя за то, что не попросила ответить на адрес де Шавине, но выручил отец.

— Нет, — ласково сказал он супруге, — нет, дорогая, вы никуда не поедете.

* * *

В половине десятого ландо маркиза миновало заиндевевшие ворота. Предстояло еще заехать за Дюфуром.

— Но ведь он же напишет, — задумчиво произнес, узнав об этом, маркиз, и Анри вспомнились последствия его собственного выстрела в Сен-Мишеле. Нет, Поль об этом не писал, он сам узнал о выходке приятеля из газет, зато оказавшийся возле церкви писака в полной мере показал, на что способна бульварная пресса.

«Запоздалый выстрел в Сен-Мишеле… Кокатрис бросает вызов василиску… Пуля в церковной стене… За императорским чудовищем остался выстрел…»

— О чем вы думаете? — тихо спросила Эжени.

Лошади крупной рысью бежали среди пустых, перемежаемых живыми изгородями полей, разбивая копытами хрупкий ледяной хрусталь. Солнце еще не взошло, но небо из черного уже стало чернильно-синим, было холодно. Анри улыбнулся спутнице и почти не солгал, что думает о Шеате. Отпуск закончился; выезжать следовало самое позднее завтра, и никто не знал, когда они с Эжени увидятся снова и увидятся ли.

— Кузен, — молодая женщина заметно волновалась, если б уже рассвело, было бы видно, как она краснеет, — я должна попросить… Нет, я должна объясниться.