От легенды до легенды (сборник)
Шрифт:
Этой ночью Ире вновь снилась девушка, только теперь она знала, что это Маланка.
Через несколько дней Сергей приехал под вечер, хмурый, как в день гибели друга, и сообщил:
— Говорят, Влада нашли какие-то рыбаки в нескольких километрах ниже по течению, у железнодорожного моста. Мать и брат поехали на опознание. Да что там опознавать, разве что ботинки… Если это он, то завтра похороны. Пойдешь?
Иришка молча кивнула и посмотрела на небо. Что-то было не так — конечно, ведь появились долгожданные тучи, на землю упали первые крупные капли дождя. Только теперь они не радовали, а почему-то пугали.
За ночь непогода разгулялась. Иришка набросила поверх темной блузки
Эти похороны она запомнила на всю жизнь. Такого ливня не видали даже много пережившие на своем веку старики. Казалось, поток с небес усиливался с каждой минутой, пока не превратился в сплошной водопад. Проводить Владика собралось почти все село. Иришка с трудом различала за пеленой слез и дождя темные силуэты в траурных одеждах, приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не провалиться в заполненные водой выбоины на дороге. В лужах плавали яркие цветы, устилавшие улицу. Люди удрученно брели по колено в воде, одежда промокла насквозь, не спасали никакие плащи и зонты. Впереди, на плечах одноклассников, плыл закрытый гроб с… Иришка старалась не думать, что там, внутри, да и Владовы ли это останки… В голове вертелось: «Отверзлись хляби небесные…» В яме для могилы тоже стояла лужа. В толпе шептались:
— Бедняга, столько времени в воде пробыл, и теперь ему нет сухого упокоения.
Прозвучали последние слова прощания, всхлипы девушек стали громче, глухо застучали о крышку гроба мокрые комки глины…
Со дня похорон Влада дожди шли каждый день, частенько с грозами, совершенно не подходящими для середины осени, словно природа стремилась взять свое.
Через неделю Сережку забрали в армию. В тот день небо немного прояснилось, собравшиеся на проводы друзья давали новобранцу советы, шутили, а Иришка, неожиданно для себя, расплакалась. Сначала она тихонько глотала слезы, потом заревела навзрыд. Было стыдно перед друзьями и родителями Сережки, но остановиться она не могла. Тщетно Сергей и его мать утешали, объясняли, что служить ему недолго, что служба будет проходить в полку, где офицером старший брат, что военный городок совсем недалеко, а брат поможет с отпуском…
Понедельник начался с происшествия. Еще на подходе к школе Ира заметила огромную дыру в бетонном заборе и толпу учеников рядом. Мария Петровна сокрушенно разводила руками, хмуря светлые брови:
— Да когда же это закончится?! Который раз латаем, ну точно, как проклятое это место. И где деньги брать на новый забор? Районо не даст…
— Бес попутал, Петровна, сам не знаю, как получилось, — оправдывался тощий мужичонка в мятых штанах и вылинявшей мастерке.
Из разговора в учительской Иришка узнала, что с тех пор, как тут поставили школу вместо церкви, местные водители постоянно сносят угол забора, кто по пьяни, а кто по каким-то непонятным им самим причинам.
Иришка пришла с работы чуть пораньше и столкнулась в калитке с женщиной, ведущей за руку маленького мальчика с распухшим правым глазом.
— Кто это, баб Настя? — удивилась она.
— Да так, — замялась старуха, — приходили тут до мэнэ… Ты краще визьмы там у холодильнику яйца и сальца крошку, пожарь яешню.
— А откуда яйца? Те, что я привезла, уже закончились.
— Та, то мэни прынеслы… Заробила…
За ужином старуха разговорилась:
— Тоби казали, що я видьма? Не кажи ничого. Знаю, що казали. Та я, дитка, не видьма, трохы вмию дещо. То мэни матка моя передала. Очи вмию ликувати, як чим запорошено, то язиком витягаю. Бачила хлопчика: йому в око зализячка попала, а я вытягла. Ты мэнэ не бийся, ты ж теж така сама…
— Я?! — изумилась девушка. — Да я ничего не умею, я даже не слыхала
о таком!— Вмиешь, я знаю. От почекай трохы — воно проявыться.
— Баба Настя, — перевела разговор ошеломленная Ирина, — а почему у вас никаких животных нет? Хоть бы кота, что ли, или вы не любите кошек?
— Та я всих люблю, дитка, колысь все в мэнэ було. А як мати померла, стала я глядиты [92] очи, то почались нещастя з худобою: спершу корову машина на траси вбыла, тоди кури повыздыхали, собака пропав, кишка здохла. Я й подумала — нащо худоби страждати?
92
Глядiти (укр.) — смотреть, так говорят о ведающих определенной областью целительства в селе (можно присматривать за суставами, ушибами, испугом и т. п.).
— Вы думаете, это из-за вашего… — Иришка замялась, — из-за дара?
— Хто зна, дитка, а браты когось боюсь, отак и живу сама-однисенька.
— У вас же родня есть.
— Та хай вона западеться, та ридня! Я ж им годила, я ж в них робила: и картоплю копала, и гроши давала, а вони мэни виддячили — видьмою прозвали, вси мои подарунки повернули…
— А вы что сделали?
— А я, дитя, взяла все тэ ганчирья [93] , поклала на асфальту коло их хаты, облила бензином та запалыла, нехай соби пропадае, мени ихнього не треба. Воны думали все мое добро забрать, та я не дурна, я им ось потуль показала, а посюль не показала, — и бабка лихим жестом заголила ногу почти до бедра. — Отак и живу тепер сама, добри люды, слава богу, помагають. Помыраты буду, тоби свое все откажу…
93
Ганчір’я (укр.) — тряпье.
— Не надо, — испугалась Иришка, — ничего не надо!
В новостях по телевизору рассказали о гибели солдата срочной службы от побоев. Ночью Маланка намекнула, что если она не поможет, то с Сергеем может случиться несчастье. Днем Иришка утешала себя, что Сергей не зеленый юнец, ему двадцать два года, он отличный спортсмен, хорошо тренирован, никакая дедовщина ему не страшна, в крайнем случае защитит старший брат… Вечером здравый смысл уступал место тихой тоске и откровенному ужасу.
На следующие выходные Ирина поехала домой: надо было помочь матери с уборкой урожая, но мысли о проклятии и необходимости что-то изменить не оставляли ее. Она думала об этом, переворачивая лопатой тяжелые пласты чернозема, думала, сортируя картофель, думала, купая в большой ванне-балии перемазанных ежевичным вареньем сестренок. Когда неугомонные близняшки уже мирно посапывали в кроватках, а отец ушел на ночное дежурство, Иришка и мать сели чаевничать с остатками сладкого яблочного пирога. И без того тусклая лампочка мигнула пару раз и погасла.
— Опять соседи трансформатор пережгли, совсем обнаглели со своей сваркой, — вздохнула мать.
— Ну и ладно, — улыбнулась Иришка, — посумерничаем немного, дела почти все переделаны. Можно лампу зажечь или свечку, посидим, как раньше…
— Хорошо, — неожиданно легко согласилась мать. — Давно мы так не сидели. Отца сегодня не будет, ложись со мной, если хочешь.
Иришка счастливо кивнула. Казалось, что тут, рядом с родным человеком, нет места ужасам последних ночей.
Они успели переговорить о Сережке и отце, о причудах сестричек и вредноватой соседке тетке Клавке, спели тихонько несколько любимых песен, а Ира все не решалась спросить о том, что больше всего тревожило. Наконец она тихо прошептала: