От маминой звездочки в государственные преступницы

«И ведь действительно, тогда, совсем скоро, меня жандармы арестовали из института и отдали под суд о покушении на N, я встретила своего отца, пусть не ждала этого и мне вполне светила высшая мера», - подумала София и вдруг сказала, - Как вас зовут?

– Рудольф, - представился молодой человек, - А вас?

– Евдокия, - ответила София, - Не хотите ли погулять с дамой?

Услышав согласие, девушка обрадовалась, что взяла инициативу в свои руки.

С Рудольфом София и гуляла, и ходила по паркам и театрам, несколько месяцев. Однако молодой человек, по мнению девушки, не подходил ей в мужья совершенно.

«Глупый, жадноватый какой-то», - думала София, - «О российских революционерах плохо отзывается, считает их преступниками. Да зачем он мне такой нужен?»

Решив, что мимолетное увлечение должно оставаться таковым, пока последние чувства не заел быт, София рассталась со своим ухажером.

Рудольф не пытался вернуть расположение Софии и девушка была рада этому. Спустя месяцы она вспоминала уже только хорошее о нем и забыла те отрицательные черты, которые привели к размолвке.

Примерно в сентябре поняв, что она беременна, София не стала ничего говорить Рудольфу.

«Все равно я скоро в Россию уеду, правда, беременным нежелательно ездить на поезде, но после родов я обязательно вернусь на Родину», - думала девушка, - «Зачем только говорить Рудольфу, что у него будет сын или дочь».

5 мая 1890 года родилась дочь Софии – Екатерина. Увидев в городской больнице девочку с озорными глазками, София сразу вспомнила главную хулиганку Смольного Катерину Никонову и решила назвать свою дочь именно так.

Поняв, что путешествие в Россию с ребенком – задача не самая простая, девушка решила отложить этот вопрос хотя бы до того момента, когда Кате исполнится годик. София жила с дочерью как обычно, периодически снимала деньги с родительского счета, пока что не работала. Вдруг, возвращаясь домой из магазина после бессонной ночи, София не заметила экипаж, который двигался в утреннем тумане. Девушка вместе с дочерью попали под извозчика.

– Фрау, вы как? – раздался голос подоспевшего полицейского.

София с трудом встала и сказала:

– Вроде бы, ничего не сломала, хотя отшибла себе все знатно… А как Катенька?

Увидев рядом уже мертвую дочь, София заплакала в голос.

– Катюшка, ну как же я без тебя!

Похоронив дочь, девушка на следующий же день собралась и уехала в Россию.

«Пусть меня лучше на родной земле посадят, чем я буду здесь жить одна, среди чужих людей, и переживать от этого», - думала София, вытирала слезы и ехала на Родину.

Вернувшись в Москву, девушка решила, что жить в Смольном и работать пепиньеркой для нее будет самым лучшим вариантом. Конечно, София переживала, что ее снова там могут вычислить, но девушка решила, что попытаться стоит.

Устроившись на работу в Смольный, София решила, что будет, в основном, заниматься подпольной работой, снова готовить взрыв императорской кареты, а девицам будет позволять все, что им только заблагорассудится – пусть хоть какая-то польза для воспитанниц института от нее будет.

1890 год. Собольникова София Львовна к этому моменту успела перебраться за границу, в Швейцарию, родить там ребенка от человека, внешне похожего на первую любовь девушки - Ивана, подлечить вновь обострившуюся чахотку, затосковать по Родине.

«Как же в Россию хочется вернуться», - думала София, - «Не могу за границей жить, тут все чужое, а там все родное, с детства знакомое. Пусть меня посадят, но сидеть буду на родине. Я здесь чужая, совсем. А так, может быть, приговор еще смягчат. Чахотку я подлечила, вроде все успокоилось, в Крым ехать не надо уже. Главное, сейчас границу перейти, незаметно, не попасться, это самое сложное. Россию с собой за границу не увезешь и не создашь там».

В Швейцарии, переходя улицу вместе с дочерью, девушка попала под извозчика. София легко травмировалась сама, однако, младенец не выжил. Окончательно поняв, что ее за границей не держит ничего, ведь отец ребенка был мимолетным чувством девушки и даже не знал о рождении дочери и больше не общался с ее матерью, София вернулась в Москву.

«Мама всегда переживала, чтобы я от нее не заразилась чахоткой. Так нет, от нее я не заразилась, а в Петропавловке процесс начался, все обострилось. Видать, инфицированная с детства была, от мамы», - думала девушка, - «Сложилась бы жизнь спокойно, наверное, до старости жила бы, не думая об этом, а так лечиться приходится».

«Ну вот, снова на нелегальном положении», - думала София, возвращаясь в Россию летом 1890 года - «А что поделать, в Архангельск в ссылку я всегда успею».

Вернувшаяся в Россию Яковлева Евдокия Семеновна уже имела на руках паспорт и практически полностью вжилась в свою роль. Называться еще раз Софией девушка не решилась, чтобы не вызывать подозрений. Так же, практически сразу, по возращению, девушка съездила в одну из сельских школ, пожертвовала небольшую сумму денег на ремонт здания и попросила принять у нее экзамены. Таким образом, вскоре у девушки оказался аттестат на имя Яковлевой Евдокии Семеновны с хорошими оценками. Знания девушка не успела утратить, несмотря на то, что с момента окончания учебы прошло достаточное количество времени.

«И стоило мне в Смольном так мучиться?» - подумала девушка, держа на руках аттестат практически со всеми пятерками – в школах обучались по пятибалльной шкале, в отличие от Смольного, - «Пять рублей денег, три дня времени, пару часов позора на экзаменах и аттестат с хорошими оценками у меня в руках. Можно было бы Смольный бросить еще во втором классе, под предлогом беременности, Бирюковы бы поворчали и успокоились. И давным-давно бы уже получила этот документ и не мучилась бы так в этом проклятом институте».

Но девушка не догадывалась, что на этом ее отношения со Смольным не окончены.

Смирившись с тем, что она уже больше никогда не увидит своих детей, София решила начать жизнь заново. Больше не желая выходить замуж, девушка решила, что место пепиньерки в Смольном подойдет ей больше всего – и бесплатное жилье, и питание, и жалованье, и некая гарантия безопасности – к служителям института полиция приглядывалась в последнюю очередь. Проработав некоторое время в институте, девушка со временем завела себе, а позже развила вторую жизнь. Появился паспорт на имя Повещенко Ирины Анатольевны, постепенно девушка организовала нелегальный террористический кружок, который занимал все ее свободное время. Несмотря на то, что девушка все равно ненавидела институт, она так и не решались съехать на квартиру. Но это не мешало ей параллельно со службой в институте держать конспиративную квартиру, организовывать явки и подрабатывать на кафедре химии в университете, чтобы были деньги. Такая жизнь нравилась Софии и разбавляла скуку от службы пепиньеркой. К воспитанницам София относилась холодно, никак на них не реагировала, но позволяла такую свободу, что девицам это нравилось, и они охотно прощали ей все ее странности.

«Марксисты постепенно подготовят рабочих, а тем временем наш кружок организует взрыв Александра Третьего. В этот раз ошибки будут учтены и исправлены», - думала София.

Впервые переступать порог Смольного института под видом Яковлевой Евдокии Семеновны Софии было слегка страшно. Мало ли, вдруг ее узнают? Однако девушка волновалась зря. София с облегчением узнала, что начальница института сменилась, новая начальница, естественно, не может ее узнать, поэтому единственное, кого надо было опасаться девушке – это мадам Пуф. Особенно важно ей было прятать свои руки. София прекрасно понимала, что второй раз мадам Пуф не поверит в сказку о том, что девушка пыталась порезать вены, тем более, что она это уже когда-то слышала. За границей София обошла немало врачей с просьбой посоветовать, как убрать эти шрамы, но все они сходились во мнении, что ничего поделать нельзя. И действительно, краснота со временем прошла, а синяя полоска от машинного масла, попавшего под кожу, никуда не уходила.