От ненависти до любви

– Что бабушка сказала перед смертью? – спросила я. – Ты ведь был рядом, когда она умирала.

– Она просила Анечку и Володю найти и похоронить по-человечески! Но куда кладовую запись спрятала, не успела сказать… – Шихан перекрестился. – Господи, пусть земля ей будет пухом!

– Кладовая запись? – переспросила я. – Она хранила ее в крышке шкатулки.

– Так ты нашла? И как я не догадался! Ты ведь для этого к Курнатовскому ездила?

– И для этого тоже.

– А я-то все пепелище обшарил. – Шихан удрученно вздохнул. – Конечно, не шибко верилось, что найду. Но попытка не пытка.

– Откуда она взялась у бабушки?

– Так я собственноручно ей показал. Скопировал с одной плиты, а она забрала и велела забыть. Боялась, что за кладом полезу и новые беды накликаю.

– Так вы разгадали запись? – вмешался в наш разговор Олег. – Знаете, где клад?

– А тебе что с того? – нахмурился дед. – Я ведь Аню с Володей искал, случайно на плиту наткнулся. Похоже, спрятал ее кто-то.

– Так ты нашел папу с мамой? – быстро спросила я.

– Найти не нашел, но, кажется, знаю, где они смерть приняли, – вздохнул дед.

– Где это место? Далеко от раскопа? – снова подал голос Олег.

– А ты пойдешь, что ли? – скривился дед. – Не советую.

– И не надо! Обойдемся без твоих советов! – разозлился вдруг Олег. – Не забывай, Владимир не только Машин отец, но и брат мой, хоть и не кровный. И Маша не твою фамилию носить будет, а ту, что ей по закону положена. Фамилию отца! И никого больше.

– Ишь, не понравилось! – глянул исподлобья Шихан. – Иди, кто тебя держит? Но говорю: клад тот с большими хитростями зарыт, а Володя с Аней не знали, пошли наобум. Видно, ловушка сработала! Какая, не знаю. Сгнило все, камни ходуном ходят. Копателей там много объявлялось. Как только не искали! Но не дался им клад. Да и я к тому руку приложил. Чтобы не шлялись, не тревожили косточки…

– Дед, ты даешь себе отчет, сколько людей загубил? – спросила я. – Тех, кто и не помышлял о кладе? А ведь они чьи-то родственники. Кто-то их оплакивал, от горя с ума сходил… Тебе ж их родным в лицо придется смотреть на суде!

– А нечего было лезть куда не положено… – Шихан помрачнел. – С весны по самую осень и грибники там шатались, и охотники. Откуда мне знать, что им в брошенной деревне надобно? А эти, с миноискателями, словно взбесились… Так и прут, так и прут…

– И как теперь мне поступить? – спросила я тихо. – Я ведь должна тебя задержать и сдать, куда полагается.

– Сдашь, не сдашь – вилами на воде писано, – усмехнулся дед. – А что самого клада касается, так не нужен он вам. Идола вы ищете, что воевода у инородцев силой отнял. Вернуть на место хотите. Мне ведь мальчонка, которого я на болоте встретил, все рассказал.

– Ищем – сильно сказано. Хотелось бы найти, но не знаем, как к этому кладу подступиться.

Дед смерил меня взглядом. Затем перевел глаза на Олега. Долго молчал, а мы терпеливо ждали, когда он заговорит снова.

– Ладно, – сказал он наконец, – все к тому шло. Сдуру полезете и тоже головы сломите…

Он тяжело вздохнул и опять, словно совета спросил, посмотрел на фотографии.

– Запись с собой? – спросил он сердито.

Я с облегчением вздохнула. Дед сдался. Я протянула ему бумагу. Лицо Шихана сморщилось, как печеная картофелина.

– Ишь, – сказал он, – целехонька!

Он перекрестился и бросил на меня мрачный взгляд.

– Смотри сюда! Буквы на концах креста не завет вовсе, а ориентиры, как воеводский схрон отыскать. А точки – расстояние в саженях. Каждая точка – сто саженей, но сажень та не обычная. Во времена Терскова около десятка разных было. Эта – церковная, метр восемьдесят шесть сантиметров. Копатели, видно, брали за основу ту сажень, которая только лет через сто в обиход вошла, в два метра шестнадцать сантиметров. Вот и посчитайте: с каждой разница в тридцать сантиметров. А если несколько верст, и каждая верста в шестьсот саженей?

– Как ты догадался, что сажень церковная? – спросил Олег. – Я тоже слышал, что разные существовали, и свыше двух метров, и меньше.

– Так, почитай, тридцать лет гадал, – прищурился Шихан, – вот и дошло наконец. – И ткнул пальцем в бумагу. – Гляди дальше: КНЬ – это Камень, утес на берегу Кайсыма. По сю пору так называется. Восемь точек от него на север, выходит восемьсот саженей, а по нашим меркам – без малого полтора километра. Далее идем по солнцу. Направление на восток: три точки – триста саженей, а это как раз МРЬ – марь, та самая священная роща.

– При чем тут марь? – удивилась я. – Даже на карте она обозначена как лесок.

– Роща расположена на бывшем болоте, – терпеливо пояснил Шихан, – а Поганкина Марь в те времена была огромным озером и называлось, соответственно, Поганкино озеро. Рыбу там добывали сотнями пудов. – И посмотрел на меня из-под бровей. – Слушать дальше будешь?

– Буду, – буркнула я, недоумевая, почему Олег и Сева не додумались до таких простых объяснений. Впрочем, у Олега было мало времени, чтобы заниматься расшифровкой. А вот Сева, может, и догадался…

– Р'e – это река, – продолжал Шихан, – О и еще одно О – два озерка, которые сейчас почти заросли, а МРЪ – «мар», или могильный курган, как сейчас говорят. Тот самый, который археологи раскапывали. Чтобы не плутать попусту и не высчитывать все эти версты-сажени, скажу вам: по всему выходит, клад рядом со старой каменоломней. Маркел доведет до нее. Обойдете карьер справа. В скале – щель. Узкая, едва протиснешься, среди кустов ее трудно заметить. А над ней грот. Из него ход вниз идет, тупиком заканчивается. И крест на скале выбит, точь-в-точь такой же, только что без букв. Сдается мне, где-то там вход в тайник. Я дальше не пошел. Не рискнул. Боялся, что завалит. Порода на честном слове держится, тронь, и посыплется! Потому и предупреждаю: если что, не суйтесь!

– Дед, а как же отец и мама? Ты нашел хоть какие-то следы?

Шихан посмотрел исподлобья.

– По всему совпадает, в гроте они той ночью были, когда Хурулдай в последний раз камлал. Я два года назад случайно обнаружил Володину записку. Он ее в трещину сунул. Прочитать я ее прочитал, а на свет вынес, рассыпалась. Но куда они из грота делись? Там кругом скала! Я проверял…

– И что отец написал? – тихо спросила я.

– Ничего особенного. Число, месяц, год и подписи – его и Анечки, – сказал Шихан и перевел взгляд на Олега.

– Марью не пускай! Сам иди! Если получится, клад не трогай, иначе худо будет. На костях он лежит. Пусть там и остается. Идола заберешь – и назад!

– На каких костях? – поразилась я. – Что ты такое говоришь?

– То и говорю, – неожиданно рассердился Шихан. – Всех, кто клад тот зарывал, воевода порешил. Чтоб никто не разболтал. Практика раньше такая была.

– С чего ты решил, что вход в тайник где-то в гроте или рядом с ним? – не отставала я от деда. – А как же ход, который Маркел раскопал? С плитами?