От ненависти до любви
Шрифт:
– Ты правильно рассуждаешь, Гарри, - задумчиво проговорил Альбус, теребя кончик своей бороды.
– Беллатриса должна была задеть защитную сферу, и я должен был узнать об этом. Но подобного не произошло.
– Вы хотите сказать, Альбус, что Хогвартс никак не среагировал на нее?
– спросил Снейп.
– Но ведь тогда получается, что…
– Северус, я уверен в том, что защита работает отменно, - ответил директор и на мгновение задумался.
– Я считаю, что попытка проникновения Беллы осталась незамеченной потому, что, во-первых, она пыталась пройти снаружи школы, а не внутри, и именно там у нас более ослабленная сфера. И,
– Рассказывать и особо нечего, - пожал плечами Поттер.
– У нас завязалась «беседа», состоящая из взаимных оскорблений и подколов… А далее последовала дуэль. Видимо, она все же одолела меня, так как дальше я ничего не помню. Но я вот не понимаю одного: почему она не забрала меня оттуда? Ведь у нее была идеальная возможность порадовать своего хозяина.
– Гарри действительно не понимал всей этой логики Пожирательницы: почему та отказалась от такой легкой добычи?
– Поттер, вместо того чтобы радоваться этому, ты еще и задаешь глупые вопросы.
– Гарри, расскажи побольше об этой дуэли, - попросил Альбус.
– Э-э-э… - Гарри очень надеялся, что он сможет избежать вопросов на эту тему.
– Ничего особенного, мы больше проговорили, чем обменивались заклинаниями.
– И как такое возможно?
– снова не удержался Снейп, - Ты хочешь сказать, Поттер, что вы просто стояли и мило беседовали?
– Нет, - Гарри вывел из себя тон зельевара.
– Мы взаимно обменялись Пыточными заклинаниями, мое в цель не попало, Белла же оказалась поточнее. Теперь вы довольны?! Были еще и другие заклинания, но ни одно из них ее не задело. Или вы теперь запрете меня в Азкабан за использование Круциатуса?
Тишина опустилась на кабинет директора; Гарри тяжело дышал, словно после быстрого бега, и, сверкая глазами, смотрел на учителей, те же не могли и подобрать слов, чтобы высказаться по этому поводу.
– А потом она меня вырубила обычным «Эверта Статум», - тихо закончил Гарри.
– То есть ты опять подвергся Пыточному заклятию?
– так же тихо уточнил Альбус.
Гарри кивнул.
– Не волнуйтесь, профессор, Круциатус Беллы - ничто, по сравнению с пытками Лорда.
– Он покосился на Снейпа: тот с нечитаемым выражением лица смотрел на него, но не произносил ни слова.
– Гарри, тебе стоит пойти в больничное крыло - у тебя сотрясение мозга и трещина в черепе, и тебе рекомендован постельный режим. Но…
Дамблдор прямо посмотрел на юношу.
– …ты поступил очень глупо, Гарри. Тебе следовало все рассказать мне или любому другому учителю, а не самому идти в Тайную комнату. Тебя могли убить или, того хуже, ты мог попасть в плен к Тому, а ты прекрасно знаешь, что это, мягко говоря, ужасно. Я не хочу, чтобы ты пострадал, мой мальчик, поэтому тебе стоит быть осторожнее. И если, не дай Мерлин, что-то похожее случится в следующий раз, посоветуйся с кем-нибудь из взрослых? Ты понял?
И хоть директор говорил совершенно спокойно, лицо Гарри залила краска смущения и стыда. Столько разочарования было в тихом голосе старика… Юноша в очередной раз подумал, что лучше бы уж Дамблдор наорал на него,
чем отчитывал вот так, словно боясь убить словом или принести невыносимые муки. Гарри понимал, что за этими словами скрывается забота, и от этого становилось еще больнее. Директор вполне мог запереть его в комнате и не выпускать до начала учебного года, однако этого не делал, понимая, что Гарри учится на своих собственных ошибках.– Я… я… - Гарри не знал, что сказать.
– Простите меня, сэр, я действительно действовал необдуманно…
«Впрочем, как и всегда»,– с болью подумал он, вспомнив события в Отделе Тайн.
– Я думаю, что ты все понял, Гарри, и впредь будешь действовать не через сердце, а через разум. Просто чудо, что с тобой ничего страшного не случилось, и Беллатриса не похитила тебя. Надо поразмыслить над этим инцидентом… - глаза директора снова стали прежними: излучали теплоту и доброту.
«Вы хотели сказать: мозг, а не разум».
– Мне очень жаль, сэр, - искренне ответил Гарри, ожидая гневной речи Снейпа, но ее не последовало.
Зельевар стоял с самым мрачным выражением лица, от чего Гарри стало не по себе, поэтому он быстро спросил:
– Я тогда, пожалуй, пойду в Больничное крыло?
– Нет, - неожиданно раздался голос Снейпа. Гарри вздрогнул, когда почувствовал руку Мастера зелий на своем плече.
– Позвольте мне, директор, позаботиться о Поттере - я справлюсь с этим быстрее. К тому же так будет безопаснее для него.
– Хорошо, - кивнул Альбус, а Поттер издал внутренний стон: он был уверен, что зельевар преподаст ему хороший урок, и неясно: останется ли он, Гарри, живым после этого. Хоть мальчик и чувствовал себя в безопасности, и ему было спокойно со Снейпом, сейчас же он мечтал оказаться как можно дальше от него.
«Мне конец»,– мрачно подумал Гарри, когда зельевар, крепко держа его за плечо, повел к выходу. Выйдя за дверь, Снейп отпустил Гарри и стремительно пошел вперед, через плечо бросив тихое «За мной, Поттер».
От этого тихого голоса Гарри почувствовал себя не в своей тарелке: это было не лучше разочарования директора. Он шел за Снейпом, глядя, как полы черной мантии мужчины взметаются вверх, и начинал все больше понимать свою ошибку. Гарри сам не знал почему, но присутствие зельевара рядом вызывало в нем чувство вины, причем такой, что хотелось провалиться сквозь землю. Он, наконец, понял, почему Снейп так злится. Профессор зельеварения попросил Гарри быть тут к его приходу, а он подвел его… Снейп убедительно уговаривал его не лезть в неприятности, а он именно так и поступил, стоило только зельевару исчезнуть из его поля зрения, или наоборот: ему исчезнуть из поля зрения Снейпа.
«Где-то в шесть вечера я вернусь. Постарайся к этому времени быть здесь, ладно? Мне не хочется потом искать тебя по всему замку…
…Не знаю, что ты там забываешь, но ты любишь лезть туда, куда тебя не просят. Вот, поэтому…. Я и прошу тебя быть здесь к моему возвращению».
Сейчас, как бы глядя на все это со стороны, Гарри понял, что Снейп не просто так все это говорил - он волновался за него. Стыд и какое-то другое теплое чувство огромной волной накрыли юношу, когда он, спотыкаясь, шел туда, где чувствовал себя, как в родном доме.