От неолита до Главлита

Вот Клычков пришёл ко мне 8 месяцев тому назад и говорит: разве я кулацкий писатель — как вы думаете, Полянский? Вы мне скажите, я вам поверю, вы человек не кружковый, объективный. Я говорю: «Конечно, кулацкий писатель, как же я могу тебя назвать». Тогда он говорит: «Что ж, мне жить в Советской России нельзя?» Я говорю: «Почему нельзя?» — «Ты же называешь меня кулаком». — Я говорю: «Ну так что же, кулаки живут и у нас, но только кулаков раскулачивают. Как? Не будем тебя пугать. Очень просто». — «Я, говорит, не могу жить». — «Почему ты не можешь заниматься другой работой? Великолепно можешь!» Говорили, говорили… Он рассвирепел и говорит: «Советская власть доводит писателя до того, что он вынужден застрелиться». Я на него посмотрел и говорю: «Ты, пожалуй, зря говоришь, а если не лень, пожалуйста, стреляйся, что же я могу сделать». Ничего, до сих пор живет и, конечно, не застрелится [98] . Я привёл это для того, чтобы показать, к какому моральному воздействию приходят. Я его не знаю, и всё-таки, когда писатель говорит — я застрелюсь — это известный психологический эффект производит, и очень сильный. Может быть, он и очень вредный человек, но всё-таки чувствуешь себя нехорошо. Вот такие воздействия в нашей работе могут быть. Может быть, не в таком непосредственном виде, но такого порядка, и сильное моральное воздействие, несомненно, будет. И вам с писателями на местах придётся говорить. (…)

98

Сергей Антонович Клычков (1889–1940) — даровитый поэт и прозаик. Погиб в лагере. В том же 1931 году критик О. Бескин писал в статье о Клычкове в «Литературной энциклопедии» (т. 5): «В лице К. кулацкая художественная литература имеет своего самого блестящего представителя». Заметим, что Бескин был ответственным секретарём этой энциклопедии, а Лебедев-Полянский — членом редакционной коллегии (ответственный редактор — А. В. Луначарский).

Это особенно нужно иметь в виду в провинции, потому что с кулаками типа Клычкова нам придётся иметь дело; у вас таких нет, и вам больше придётся иметь дело с растущей писательской братией из рабочего класса. К такой братии нужно подойти очень внимательно и осторожно. Ею нужно руководить и не быть начальнически грубыми, потому что это не даст желательных результатов. К такому писателю нужно подойти как к товарищу.

Если до последнего времени мы были по преимуществу органами карательными, своего рода ГПУ в литературе, то теперь делается поворот в другую сторону. Не умаляя прежней нашей функции, мы должны присоединить к ней и руководство литературной работой. ЦК партии обязал Главлит, чтобы он не только следил за книгами, которые выходят, но и выявлял все те тенденции, которые намечаются в отдельных областях литературы, чтобы он мог знать о назревающей опасности.

Антисоветские очепятки

Пик абсурда приходится на годы Большого террора (1937–1938), когда запуганные и терроризированные «компетентными органами» чиновники Главлита и его местных отделений впадали, употребляя термин академика И. П. Павлова, в «парадоксальное состояние». Им всюду мерещился затаившийся враг, проникший на страницы литературы и печати. Например, в Ленинграде в Смольный доставлялись ежедекадные «Сводки важнейших конфискаций и нарушений политико-идеологиче-ского характера в печати», составлявшиеся местным горлитом. Помимо того, Жданову как секретарю ЦК ВКП(б) по чину полагались такие же ежемесячные сводки Главлита, присылаемые из Москвы [99] .

99

Публикуемые документы почерпнуты в основном в ЦГА ИПД. Ф. 24. Оп. 2-в («Особый сектор» обкома).

Илья Ильф в «Записных книжках» заметил, что борьба с опечатками бессмысленна: как ни пытались издатели напечатать книгу без единой опечатки, проверяя текст десятки раз, на переплёте её тем не менее стояло: «Британская энциклопудия»… Некоторые, впрочем, находят, что какое-то количество опечаток в книге просто необходимо: по крайней мере, они веселят читателя.

Но тогда было уже не до смеха. Вполне серьёзно по приказу свыше решительно все опечатки должны быть искоренены, тем более что в большинстве своём они есть не что иное, как «вылазка классового врага».

Из «Сводки важнейших конфискаций и нарушений…» за март 1936 года:

«Задержана книга Л. Гессена „Книжка для автора“, издание Горкома писателей. Мотивы задержания: на с. 170 автор утверждает, что „опечатки, к сожалению, являются почти неизбежной принадлежностью книги“. Ясно, что такое утверждение, особенно в свете последнего приказа Начальника Главлита СССР об опечатках, не может иметь места на страницах печати».

Из «Материалов Главлита о вредительстве в печати» (1937 год):

«Особенно широкое распространение за последнее время получили опечатки. Причём опечатки эти, в значительной своей части, отличаются от обычных тем, что они искажают смысл фразы в антисоветском духе. „Опечатки“ берут начало в типографии, но бывает, что источником контрреволюционных вылазок в виде „опечаток“, искажения цитат, фото и прямой вражеской пропаганды являются и редакции. Враги плодили антисоветские опечатки, придумывали всякие гнусности, используя газету как трибуну для антисоветской агитации. Техника „опечаток“ такова: вражеская рука выбрасывает целые строки, заменяет целые слова, буквы (…) и тогда тексту придаётся гнусный контрреволюционный смысл. Например, в газете „Спартак“ (Ленинград) дана была такая „опечатка“: „…мелкий тоскливый вождь сеял над зеркальным прудом стадиона“ — вместо „дождь“. Природа всех этих, с позволения сказать, „опечаток“ совершенно ясна. Всё это делается с определённым смыслом — грубо извратить смысл в контрреволюционном духе. И эти подлые ухищрения газетных вредителей иногда удаются благодаря беспечности некоторых редакторов и работников цензуры».

«Приказ Главлита № 58. Сов. секретно. Не подлежит оглашению.

Тов. Городскому — уполномоченному Главлита при издательстве „Молодая гвардия“ — за пропуск в вёрстке романа Ал. Толстого „Хлеб“ грубой ошибки: „Владимир Ильич начал говорить, сидя за столом, медленно царапая когтями лоб“, и замеченной работниками типографии в листах, — поставить на вид.

Зам. Начальника Главлита /Самохвалов/».

Из «Сводки важнейших конфискаций…» Ленгорлита за июнь 1936 года:

«Журнал „Юный пролетарий“, № 14. Цензор Шипунов.

Грубейшая опечатка в разделе „Решение кроссворда“.

Вместо „Пустота в дереве“ напечатано: „Пустота в деревне“. Принятые меры: страницу после исправления предложено перепечатать.

Печатная повестка о вызове допризывника (Сясьстрой): вместо слов „указанные лица“ набрано „укаканные“. Обнаружено после рассылки. Принятые меры: виновные привлекаются к ответственности».

«Сводка важнейших изъятий и задержаний, произведённых органами Главлита. 1.3.1937. „Сов. секретно“. Тов. Жданову. В либретто „Маскарад“ Большого Советского театра (Воронеж) вместо „великосветской черни“ набрано „великосоветской“. Корректор снят с работы.

В газете „Челябинский рабочий“, № 268 от 22.2.1936 г. в резолюции Областного съезда Советов допущена грубая политическая ошибка. Напечатано: „достигнутые за 19 лет под куроводством (вместо руководством) партии Ленина-Стали-на“. Обллит передал дело в НКВД.

В радиовещании 14.11 в передаче „Октябрятская звёздочка“ имелась такая фраза: „Самым большим желанием у меня было побывать в Мавзолее и увидеть Вас, тов. Сталин“».

Фамилия вождя, которого октябрёнок несколько преждевременно захотел увидеть в мавзолее, доставляла особенно много бед корректорам и редакторам. В делах цензурных органов — десятки случаев «упреждения» опечаток, порою безобидных: Смалин, Слалин и т. п., — тогда дело заканчивалось выговором. Хуже было, когда в начале фамилии вместо «т» появлялось ещё одно «с», и уж совсем плохо, когда вторая буква заменялась стоящей рядом в наборной кассе коварной «р». Таких случаев приводится, надо сказать, довольно много. Допущены такие самоубийственные опечатки были, конечно, без тайного умысла, но значения это не имело: каждый раз в этих случаях цензоры передавали дело органам НКВД, и участь «виновных» была, видимо, печальной. Мы помним трагические глаза Маргариты Тереховой, героиня которой в «Зеркале» Андрея Тарковского в полной панике пытается задержать текст в наборе — возможно, с опечаткой такого рода…

* * *

Бдительно следили цензоры за сокращениями слов, что нередко приобретало курьёзный характер. Например:

Из «Текстовых вычерков Леноблгорлита» за 1937 год:

«Задержан „План семинара по книге В. И. Ленина Материализм и эмпириокритицизм“, издание ЛГУ, по следующим причинам: редактор плана при сокращении слов допустил грубые политические ошибки. Вместо „Ленин. Материализм и эмпириокритицизм“ — напечатано: „Ленин. Мат. и эмп.“, вместо „Берия. К вопросу истории большевистских организаций в Закавказье“ было напечатано: „Берия. К вопросу истории б-ских организаций в Закавказье“. Цензор Яичкин».

* * *

Десятки, если не сотни документов посвящены расследованию «опасных контрреволюционных сближений» заголовков, рисунков и подписей под ними, подборок статей, напечатанных на одной полосе газеты, и т. п. Масса изданий была задержана, а порою конфискована именно за нежелательный контекст, который мог породить в голове читателя опасные и несвоевременные мысли:

«Сводка конфискаций Главлита за ноябрь 1936 г.

В журнале „Юный пролетарий“ (Ленинград) в разделе „Головоломки“ требуются ответы отгадок на вопросы в таком порядке: „13 — голос животного; 14 — имя вождя Красной Армии“. Журнал задержан.

В „Совхозной газете“ допущено такое сочетание лозунгов, которое звучит контрреволюционно. Напечатано — „Мы должны беречь жизнь тов. Сталина, жизнь наших вождей, как боевое знамя побед“ — „Уничтожить гадов, чтобы и следов их не осталось на советской земле“.

В газете „Социалистическое полеводство“ в заметке „Успех дела решают люди“ автор пишет: „Сейчас мы видим: с ростом поголовья лошадей растут и кадры из националов“.

Газета конфискована».

Искажённые портреты вождей

Большую изобретательность проявляла всеядная цензура Главлита в наблюдении за публикацией портретов вождей. Утверждённые и канонизированные изображения «руководителей партии и советского государства» не могли подлежать никаким изменениям. Канонизация изображений началась сразу же после смерти Ленина: уже в июне 1924 года появилось Постановление ЦИК СССР «О порядке воспроизведения и распространения бюстов, барельефов, картин и т. п. с изображением В. И. Ленина». В нём говорилось: «В обращении появилось большое количество бюстов, барельефов, живописных портретов, рисунков, фотомонтажей и других изображений В. И. Ульянова-Ленина, во многих случаях не имеющих с ним почти никакого сходства. Распространение таких изображений и, в особенности, выставление их в публичных местах создаёт опасность усвоения широкими слоями населения искажённого образа В. И. Ульянова-Ленина». Велено было, «в целях недопущения этого, воспретить размножение, продажу и выставление в публичных местах перечисленных видов изображений В. И. Ульянова-Ленина, кроме фотографических, но не исключая фотомонтажа, без соответствующего разрешения особых комиссий. (…) Лица, виновные в нарушении настоящего постановления, подлежат привлечению к уголовной ответственности».